Из мрака вынырнула фигура Валеры. Он прошел вперед, видимо, в кабину пилота.
Я решительно встала. Ткнулась коленями в столик и, выставив руки, последовала осторожно за ним. Нащупала полированную перегородку, открыла дверь и, скользнув за нее, уткнулась в чье-то плечо. Отпрянула, ударилась спиной о дверную ручку, скривилась от неприятного ощущения.
— Варя! Осторожно, — не успел оградить меня от удара Валера.
— Ничего, все нормально.
Я вздохнула и подняла к нему лицо. Как жаль, что я его не вижу! Контур — это так мало!
Валера тоже выдохнул громко. И неловкую паузу прервало наше одновременное:
— Прости меня!
Я смутилась. Он тоже, но заговорил первым:
— Надо было сказать… Но ты возражала еще в машине. Время поджимало.
— Да, — кивнула я. — Я не должна была кричать. Спасибо, что увез меня от Шиманского.
Валера пожал плечами.
— Вариантов не было.
— Скажи, куда мы летим?
— В Израиль.
Я поперхнулась от неожиданности.
— Почему туда?
— Безвизовый въезд, всемирно известная клиника глазная и психотерапевтическая — там лучшие результаты по истерическом амблиопии.
— Только ради меня? — изумилась я.
— Нет. В Тель-Авиве я встречаюсь с потенциальным покупателем моей компании.
— Понятно. — Я знала, что не стоило предполагать романтизма в его намерениях, но он извинился, это уже прогресс. — Что твои люди дали Нике? Отчего у нее такие боли? Как это исправить?
— Да никак. Просидится в туалете и всё. Это слабительное.
— Жестоко.
— Времени на убеждения не было. Иначе твои документы у нее забрать не получилось. Она сумочку из-под мышки не выпускала, как сказал Ларину Семен — он сопровождал ее в рейсе из Ростова.
Похищать человека ради моего загранпаспорта? Однако…
Сложно представить, куда способен зайти Валера ради более серьезных целей. Впрочем, я тут же вспомнила о тех его крайностях, с которыми мне довелось познакомиться сутки назад. Заныла поясница, мышцы отозвались дрожью. Вернулся страх, что все повторится. Захотелось выскользнуть за дверь, а, может, и с самолета подальше. Принятие — сложная штука. Но вслух я лишь заметила:
— Ты не только в рекламе предпочитаешь нестандартные решения.
— Главное, эффективные, — кажется, он улыбнулся, восприняв мои слова, как комплимент. — Ну что, как говорил кот Леопольд, давайте жить дружно?
— Давайте. Только на всякий случай, — сказала я, пытаясь предотвратить возможные пируэты его предпринимательского авантюризма, — не забывай, что рядом с тобой люди, и они тоже чего-то хотят и о чем-то думают, хорошо?
— Я привык принимать решения сам.
— Это заметно, — я старалась говорить мягко. — Но иногда и капитаны ошибаются. Как в случае с Титаником. Зачем нам разбиваться об айсберг?
Он помолчал и произнес то, чего я никак не могла от него ожидать:
— Ладно. Может, ты и права…
Глава 21. Огонь с ледяной кромкой
Валерий смотрел на закрывшуюся за Варей дверь и пытался разобраться в собственной буре в стакане. Чертовщина какая-то! В этом закутке негде было развернуться двоим. И Варя не видела, но ее грудь, обтянутая спортивной кофтой, взволнованно вздымалась всего в паре миллиметров от его предплечья. От этой случайной близости в голову Валерию ударило жаркой волной.
Выжатый событиями последней ночи и абсолютно трезвый, он всё равно еле удержал себя, чтобы не обхватить ее талию и не испить с губ сшибающей ум женственности. Но Варя подняла слепые глаза, направив их куда-то мимо его лица, и Валерия окатило резким холодом. Будто в крещенскую ночь друзья-придурки в бане вылили на загривок ведро морозной воды с кусочками льда. Черкасов опомнился и даже извинился. Сказал бы что угодно, лишь бы она скорее ушла! И очень хотел, чтобы осталась. Это раздвоение было мучительным.
Его взгляд упал на кофемашину. Валерий разыскал в шкафчике заварочные капсулы, сахар в пакетиках, белоснежные чашки. Со стюардессой было бы удобнее, но лишние соглядатаи ни к чему.
Глядя на булькающий и выплескивающий черную жидкость аппарат, Черкасов вспомнил, что обещал Варе кофе еще в аэропорту. Обещания надо выполнять.
Но где-то в глубине, вытолканный подальше разумом и совестью, таился тот проклятый жар. Роковая страсть, чтоб ее!
Валерий шепотом длинно и грязно выругался на мысль, что, возможно, именно так и становятся маньяками! Встречается обычному человеку вот такая Варя, что-то щелкает в голове, и контролю над собой можно ставить надгробный памятник. Защитничек… Не ему, а от него девушку защищать надо!
Валерий снова ругнулся и провел ладонью по лицу. Да нет, это просто нервы, навалилось дряни всякой. И память еще жива. Слишком жива, сволочь! Но он не позволит больше себе терять голову. Тем более сейчас.
Набирая кофе во вторую чашку, Черкасов разглядывал в отражении полированного шкафчика свое осунувшееся небритое лицо и думал, что впору самому к психотерапевту обращаться. Гипноз, релакс и витамины. К черту убийц и шантажистов!
Валерий посчитал до двадцати, открыл дверь в салон и, придерживая ее плечом, понес «гостьям по неволе» кофе и воду на подносе. Поставил на столик перед девушками и сел, изобразив сдержанную улыбку для бешеной ростовской девицы. Не нравилась она ему. Не ясно в принципе, как такая могла быть подругой Варе. Хотя с Варей вообще ничего не понятно — в ее присутствии логика падает в Бермудский треугольник и исчезает c радаров, как корабль, не успев подать сигнал SOS.
— Дамы, — сказал он, будто на презентации. — Я вам задолжал объяснения. Позвольте вернуть долг. Вы не похищены, вы — не заложницы, поэтому не стоит бояться. В данной ситуации мы все стали заложниками обстоятельств. Вы, Вероника…
— Ника, — поправила его бледная девица.
— Ника? Хорошо. Я предупреждал вас, что в Москве опасно. Но вы не стали слушать. Варя подтвердит, что ее пытались убить вчера. В России нигде не безопасно. Вы сами видели, на что этот человек способен.
Варя кивнула со вздохом. Ника запричитала, закудахтала, всплеснув руками. Окрестив ее про себя «тупой курицей», Черкасов продолжал:
— Вас, Ника, ждала незавидная участь — скорее всего разными, далеко не дружественными способами вас бы заставили привести к подруге. Бандиты и на пытки способны, не только на моральное давление. Вы этого хотели? Или другой вариант — вас бы арестовали по подозрению в терроризме, как моих людей, которые пытались вмешаться.
— Ой, — девица стала еще бледнее. — А что же теперь делать?
Черкасов подарил ей улыбку рыцаря-утешителя.
— Переждать, пока все успокоится. Я принимаю меры.
— А вам с какой стати заботиться о нас? — Ника смотрела на Валерия, как Ленин на буржуазию, с той лишь разницей, что у вождя пролетариата не было таких густых ресниц и тщательно выщипанных бровей. Да и на голове пожиже…
— На этой войне мы оказались по одну сторону. Варя могла бы помочь мне как свидетель. Мы, собственно, так и встретились, но увы… — он отвел взгляд, словно облака за стеклом иллюминатора были ему интересны. — Общие враги объединяют. Я снял в Тель-Авиве коттедж. Он большой, почти у моря. Комнат хватит на всех. Хочу повториться, вы совершенно свободны! Но за моральный ущерб я готов заплатить, если пожелаете.
Сергей выкатил глаза, выглядывая из-за бежевых кресел и мешая дурацким выражением лица играть Валерию в благородство. Он кашлянул, глотнул из стакана воды и произнес:
— Варе нужно лечение. Чтобы вернуть зрение. К сожалению, в силу своих принципов, которые я, конечно, уважаю, но не разделяю, она не склонна принимать чужую помощь.
Варины щеки порозовели.
«Интересно, расскажет ли она своей подружке о том, что между нами произошло?» — Валерий скосил глаза на длинный маникюр Ники и представил, как та, словно кошка, цепляется этими когтищами ему в лицо. — «Лучше б промолчала».
И продолжил, как ни в чем не бывало:
— Учитывая обстоятельства, на вашем месте первое время я бы не отказывался от нашей защиты и финансовой помощи. Кто знает, не будут ли убийцы настолько настырны, чтобы последовать за вами сюда. Пройдет какое-то время, всё устаканится, утихнет. Потом вы решите сами…
Ника кусала губы и сжимала пальцы в замке. Черкасов догадывался, что за карими радужками глаз ведется активный подсчет прибылей и убытков. И очень рассчитывал, что «за», подкрепленное заманчивым шелестом купюр, перевесит зыбкое, опасное «против». Несмотря на неприязнь к Нике, Валерий ожидал, что ее очевидная, проступающая, как соль на кирпиче, практичность будет ему на пользу. Но Ника повернулась к Варе, ожидая ее вердикта. Черкасов тоже вперил взгляд в нее. И Сергей вытянул голову.
Варя, опустив голову, продолжала давить молчанием. Да, кто бы что ни говорил, последнее слово было за ней. Но пауза разрослась во всеобщее безмолвие.
Валерий смотрел на Варю, стараясь не оценивать и думать только о собственной решимости исправить ошибку — возиться с ней, пока не прозреет. А потом всё, они квиты.
Но непрошеной чередой стучались мысли о том, как она красива, что ее осмысленные голубые глаза просто не могут быть слепыми, что за ее хрупкостью прячется сила. И эта сила чувствовалась сейчас, как никогда. Она распространялась на салон и заставляла всех молчать и не мешать думать.
Черкасову захотелось, чтобы она улыбнулась и сказала что-нибудь простое. Чтобы согласилась. А, главное, чтобы той ночи не было!
Когда Валера вернулся в салон, Ника перестала дергать меня вопросами. Я откинулась на спинку и внезапно почувствовала всех — нет, не увидела их контуры или эмоции, а поймала что-то большее, идущее от каждого. И снова пришло ощущение, что круг замкнулся. Валера настойчиво рассказывал о коттедже в Тель-Авиве, а я слышала только эхо от его слов, неясное, дрожащее, словно воздух над костром. Стало жарко… Как в Паталипутре.
Мое сердце забилось, и реальность отошла на второй план.
Выронив на пороге комнаты меч, Матхурава с трудом справился с замком. Влетел и увидел, что Сона в новом, только утром подаренном им лазурном сари, вся в бриллиантах и золоте, прекрасная, словно неземной, голубой цветок лотоса в каплях росы, задумчиво переплетает длинную косу, сидя под резным решетчатым оконцем.