— Что-то с Никой?!
— Жива… Ты только снова не ослепни, ладно? — пробормотал Сергей.
— Не беспокойся. Что с Никой? Я думала, она отдыхает со своим парнем в Гоа.
— В Гоа-то в Гоа, но за ее парнем приехали и эти отморозки ростовские. Егора до сих пор нежелательно транспортировать в Россию, черепно-мозговая травма. А Нику гопота мариновала долго. Держала в подвале. Толком не есть, ни пить не давали. Били… Короче, пытались выведать, где ты.
У меня в животе похолодело, порывы ветра с реки показались невыносимо ледяными. Я опустилась в траву. Из леса донесся рык хищника. Говорят, здесь видели пантер…
— Не знаю, как она смогла всё это выдержать, — продолжал Ларин, — но тебя не сдала. Сначала Ника поводила мразей за нос. Заставила смотаться в Тель-Авив, назвала адрес якобы знакомой, у которой ты живешь. Оказался липовый. Потом отправила в Нячанг на свой страх и риск. Надеялась сбежать, но не вышло… Ложь ей дорого обошлась. Если б мы не подоспели, уже и больница была бы не нужна. Черкасов выделил деньги на лечение, я все организовал, так что индусы стараются.
— Спасибо, — хрипло сказала я, чуть не прибавив «Радж». В голове не укладывалось, что с Никой могли так обойтись.
— Да не за что. Вот не выпендривались бы вы обе, остались бы с нами, ничего бы не случилось. Ладно уже, давай к делу. Как только люди Шиманского узнают, где ты, ты — труп. Прости за прямоту.
Да уж, так тихо и славно летели эти месяцы в ашраме, зачем Ника поехала в Гоа? Я ведь предупреждала! Увы, беда не приходит одна. Возможно, мы сами приглашаем в свою жизнь столько бед, чтобы просто не оставить себе выбора — какой путь предпочесть? Моя душа болела и разрывалась: ехать в Гоа, к Нике или спасать Валеру? О собственной безопасности я не думала, будто эта опция была отключена. Вспомнились слова Праджни-джи, сказанные только что: «Карма — это слепой механизм, она не учитывает обстоятельства и причины, только сами действия. Кто пытал час, того будут пытать два…».
Я сглотнула, в памяти пронеслись мучения Соны, запертой в хлеву и сносящей издевательства Шри Дэви. Теперь моей бедной Нике карма предъявила счет, и не известно, когда и как она выйдет на сухой остаток. По моей щеке скатилась слеза. Я закусила губу, не желая думать о том, как еще действия Шри Дэви отразятся на жизни любимой подруги. Надо было понять, как ее уберечь, как смягчить удары. Пока, увы, ничего в голову не приходило, и оттого было тошно. Сергей продолжил:
— Не вздумай сюда приезжать только. Ника рыдает, хочет домой. А ее страшно даже покурить на балкон выпустить. Пока Шиманский на свободе, вам домой не попасть. Если благодаря твоим показаниям его и сообщников посадят, ты решишь не только проблему Черкасова. Так что ты очень вовремя прозрела.
Я сжала кулаки и решительно сказала:
— Я сделаю все, что нужно. Убьют, так убьют.
— Не пори горячку, Жанна Д'Арк, спалиться всегда успеешь, — хмуро оборвал меня Сергей. — В любом случае Черкасова должны доставить из Дели в Москву, потом из аэропорта в КПЗ. Это займет по минимуму от восьми до двенадцати часов. По дороге они с ним ничего не сделают. И пару дней тоже, только допросы. Заказчику нужен показательный процесс. Это уже потом… в СИЗО парню устроят сладкую жизнь. Не теряйся, телефон не выключай, я обмозгую и перезвоню.
Глава 36. Свидетель
«Если ты беспокоишься о настоящем моменте, настоящий момент беспокоится о тебе» — такова была моя любимая присказка из всего, что говорил Мастер.
Утром после Випассаны все организационные вопросы снялись сами собой. Американцы, приехавшие чуть свет снимать видео с Праджни-Джи, любезно предоставили мне камеру со штативом, установили его на фоне сосен. Такие могли бы расти как в Подмосковье, так и в Андах.
Вторая удача — привезенная американцами газета «Нью-Йорк Таймс» со вчерашним числом. С индийской прессой в Ришикеше было туго.
Завязав волосы в хвост, одетая в джинсы и водолазку, я смотрела в черный глазок объектива, готовясь произнести речь, которую набросала за ночь и уже пару раз обсудила с Сергеем, и никак не могла начать. Не волноваться не получалось. Особенно после того, как мне удалось зарядить планшет из рюкзака Валеры и подключиться к интернету.
Я не была готова к потоку грязи, который обрушился на наши головы. В новостях старых и поновее осуждали извращенца-убийцу-маньяка Черкасова, и везде рядом размещали фотографии «жертвы» — меня. При виде некоторых я заливалась краской. В Ютубе с кучей просмотров висело даже видео из комнаты на третьем этаже. Смотреть его я не стала, и без того зубы свело от воспоминаний. Похоже теперь даже продавщицы в магазине станут заглядывать мне в глаза и спрашивать что-то участливо-фальшивое. Сложно было представить, что теперь роится в головах моих родственников, коллег, знакомых… Что думал папа…
От увиденного хотелось промыть глаза, заткнуть уши, поменять облик на новый скафандр и натянуть другое лицо. Или остаться здесь навсегда, среди санниясинов и просветленных, не читающих новости.
Я узнала о мытарствах Валеры и ужаснулась масштабам травли. Она была массированной, целенаправленной и явно хорошо проплаченной. Не удивительно, что он бежал от людей подальше, в далекую от шумихи Индию. Решив натравить на Черкасова всех собак, совсем недавно полиция обвинила его и в убийстве Ивана Демидова в Ростове-на-Дону, заявляя о наличии улик.
Меня изумил тот факт, что несмотря на весь ужас, Валера открыл благотворительный фонд в Великобритании, который, правда, тут же закрылся. В образ практичного бизнесмена никак не укладывался побег из Англии за день до суда. Это было по-мальчишески импульсивно и не логично. Я в который раз убедилась, что слишком мало его знаю.
Внутренний голос прогундел менторским тоном: «А стоит ли спасать человека, из-за которого от твоего доброго имени не останется камня на камне?»
Я сжала влажные пальцы и улыбнулась в камеру: неизвестно, есть ли у меня что-то, кроме нынешнего момента. Возможно, «сейчас» — это всё, что имеется. И завтра мне будет совершенно не важно, во что оденут это тело и как будут склонять мое имя. «Имя — это не я. Я — больше», — повторяла я про себя, делая глубокие вдохи и выдохи, пока, наконец, не успокоилась.
Прокашлявшись в кулак, я щелкнула кнопкой пульта к камере на штативе. Та ожила, и я заговорила:
— Я, Варвара Константиновна Невская, обращаюсь к главе Следственного Комитета Российской Федерации с заявлением о том, что я жива. Я нахожусь в здравом уме и твердой памяти. И обращаюсь к вам по доброй воле, надеясь на справедливость российской законодательной системы. Вы можете видеть дату свежего выпуска газеты «Нью-Йорк Таймс», которая подтверждает, что взятый под стражу Валерий Михайлович Черкасов не убивал меня. Так же я утверждаю, что господин Чекасов не похищал меня, все действия между нами произошли по обоюдному согласию, как бы это ни выглядело со стороны.
Более того, у меня есть неопровержимые доказательства того, что Ивана Демидова, застреленного 18 сентября в Ростове-на-Дону, Валерий Черкасов не убивал. Я стала свидетелем этого убийства и записала его на камеру мобильного телефона. Как я узнала позже, человек, стрелявший в Ивана, — это генерал полиции, руководитель особого Ростовского подразделения Т, Александр Шиманский. Запись я могу предоставить следствию. До ареста Валерия Черкасова я не считала нужным обнаруживать себя, так как меня как единственного свидетеля уже неоднократно пытались убить. Мою подругу, Веронику Кандыба, похитили и пытали с целью выяснить мое местонахождение. Опасаясь за свою жизнь, я не могу прийти лично в Следственный Комитет, но готова отвечать на все запросы через адвоката господина Черкасова, Юрия Витальевича Морфина.
Через пару часов, снабженное субтитрами на английском, это видео было отправлено адвокату. Еще через час оно было в топе новостей всех онлайн-СМИ. За пятнадцать минут в комментариях «активистов» я была с позором изгнана из несчастных жертв маньяка и причислена к шлюхам, подстилкам и дешевым проституткам.
Я прислушивалась к себе и понимала: несмотря на то, что душа сжималась при первых обвинениях, я все равно оставалась собой — мнение целого мира не может изменить то, что у меня внутри.
И мой мир — тот, что снаружи, тоже был другим. В интернет-реальности было нечем дышать, а рядом со мной гималайские леса дарили свежесть воздуху, несмотря на подкрадывающуюся жару. Меня ненавидели бесчисленные Anonymous, а ребята-американцы светились улыбками, то и дело махали дружелюбно и помогали накладывать субтитры, форматировать видео. На тарелке лежали три желтых шарика Ладу, которые с любовью принесла Падмини. Видимо, мир действительно был черно-белым и округлым, как знак Инь-Янь, где одно перетекает в другое и существует одновременно. Это и есть Целое.
Поддавшись шуму чужих мыслей и аляповатой, базарной суете, я отдала последнюю дань слабости и теперь ощущала себя такой же цельной, как гора, восставшая к небу за парком ашрама. Осознание себя самой стало естественным: я не лучше никого и не хуже. Я уже прошла Матхуравой уроки страстей, одержимости, экзальтированности. Теперь собой я выбрала прозрачность и этот момент, которым дышу. Этого оказалось достаточно, чтобы пришел плотный, нерушимый покой, похожий на звук Ом, пропеваемый густыми басами индийских пандитов[39].
Хаос мыслей отступил, я была уверена, что делаю лучшее из того, что дается сейчас, из того, на что способна. Мир тёк рядом, а я наблюдала и просто ждала, что он предложит мне.
Через полтора часа на телефон Валеры позвонил адвокат с голосом участника «Клуба Знатоков», Морфин.
— Варвара, рядом со мной стоит представитель Следственного Комитета, Олег Иванович Харитонов, я передаю ему трубку.
Суровый голос из другой реальности не бросался сантиментами и был скуп на слова, но то, что я предвидела еще ночью, он сказал: