Вот опять Мазай, он рвется наружу из переполненного метро навстречу толпе. В кармане — тот самый кулон с починенной цепочкой… Цепочка потом куда-то исчезает (об этом кулон промолчал), на ее месте оказывается обыкновенный черный шнурок, а сам кулон перемещается на грудь Мазаю, глубоко под одежду. Мазай греет его своим телом, а маленький кусочек солнечного камня согревает его, даря воспоминания о погибшем счастье…
— Саша, Саша, очнись! — Кристи треплет его плечу. — Господи, как ты меня напугал!
— Что такое? Ты же знаешь — все нормально, сам отойду!
— Да ты в отключке минут пять был… Я испугалась.
Глаза у нее мокрые, плакала.
— Ничего… Затылок только болит.
— Да ты заваливаться стал, я не успела тебя подхватить. Вот… И ударился, — Кристи хлюпнула носом.
Алекс подумал, что сейчас она похожа на нашкодившую отличницу: натворила дел и испугалась, что ругать будут.
— А потом еще так долго. Обычно же несколько секунд. Такое впечатление, что ты там «Рабыню Изауру» от начала и до конца смотрел.
Ах, ты, хитруля! Нет бы прямо спросить: а что ты там увидел?
— Где ты нашла кулон?
— У Лоры. В комнате. А что?
— Его у Мазая взяли. С шеи сорвали.
— Кто? Убийца?
— А кто же еще?!
— А к Лоре он попал как? Блин… Дурацкий вопрос! Что же получается, что Лору и Мазая убил один человек?
— Хорошо соображаешь, быстро. А еще варианты?
— Ну… Лора убила Мазая…
— …и потом убилась сама!
На сей раз засмеялись они оба.
— Циники! Все менты и медики — циники. Но ты-то вот чего хохочешь?
— Да не знаю. Наверное, от тебя заразился.
— Ладно, проехали. В любом случае, как вариант: тот, кто сорвал кулон с Мазая, побывал в комнате Лоры, то есть знает ее и вхож в дом. И, предположительно, он и убийца. И… Господи, да ты прав, тут куча вариантов!
— Нет, Крис. На самом деле, вариант тут один: кто кулон с Мазая снял, тот убил Лору.
— А кто снял?
— А ты подумай?
— Тот, кто убил. И тот, кто был в сторожке после убийства. То есть… Векс? Саш, не катит. С Лорой не катит.
Все-таки Кристи — умница. Этой готового ответа не надо, сама обо всем догадается. Тот, кто убил Лору, однозначно знал ее хорошо. И кулон этот подарить хотел не просто так. Только вот девчонке он оказался не нужен…
— Саш, а вот скажи, что ты увидел тогда, как их убивали? Лору и Мазая?
Ох, какой вопрос-то интересный… А ведь не видел он, КАК их убивали. Вот Векса около трупов видел, а как он (ну, или не он) убил их — нет. Как же он сразу-то об этом не подумал! И что теперь? Интересно девки пляшут…
— Крис, я только Векса видел. И все.
— Но…
— Крис, только Векса у трупов. Над Лорой он наклонился. А Мазая за ноги вроде как тащил. Ты завтра как?
— Не было там следов волочения… К муринцам собралась. А что?
— Да ничего. Просто.
«Вот и замечательно, езжай к муринцам, а я постараюсь узнать, что же это такое со мной творится. Как же я так прокололся-то? Второй раз за год прокололся».
— Саш, я тебя попросить хочу, можно?
— О чем речь, конечно! Что такое?
— Ты бы у себя чуню и кулон не подержал, пока я в Мурино буду. Не хочу тут оставлять. И с собой тащить — тоже. Я их заверну, чтоб не касался.
— Угу, давай. Во сколько едешь?
— Да не знаю, Рата весь день не было, а разрешение…
В этот момент зазвонил коммуникатор…
— Ну вот. Рат, наконец-то, нашелся. Вызывает. Так и не удастся выспаться…
Глава 12КОРОЛЬ УМЕР? ДА ЗДРАВСТВУЕТ КОРОЛЬ!
Змей Горыныч взмыл на древо, ну раскачивать его:
«Выводи, Разбойник, девок — пусть покажут кой чего!
Пусть нам лешие попляшут,
Попоют!
А не то я, матерь вашу, всех сгною!»
10–11 ноября. Утро. Станция Гражданский проспект. Рат
Запах дезинфекции и еле уловимый пока еще запах разлагающейся плоти. Темно и холодно.
Щелкнул выключатель. Рат от неожиданности зажмурился — свет резанул по глазам. Открыл их не сразу, уже боясь не боли, а того, что предстояло увидеть: деревянный помост посередине, два тела, укрытые с головой…
— Рат, на куртку, — Мамба протянул ему видавший виды армейский бушлат, — простынешь.
— Обойдусь, — Феликс не ощущал холода. Казалось, выйди он сейчас голым на мороз — все равно бы ничего не почувствовал.
Мамба пожал плечами: хозяин — барин.
— Если что, я у себя, крикнешь.
Скрипнула, закрываясь, дверь. Рат остался один. Немного поколебался, прежде чем откинуть ткань с лица дочери: страх, охвативший его в первые мгновения, так никуда и не исчез. Нет, он не боялся покойников, за свою жизнь, слава богу, навидался разных. И близких хоронить тоже приходилось: сначала отца, потом, тут уже, Марину… Но это были совсем другие смерти. Он принял их, смирился, понимая, что такова судьба. А Лора… Ее смерть он не примет никогда, не смирится и не простит себя. Наверное, от того, что он спал, когда ее убивали. Совсем рядом, в каких-то пяти шагах!
Рат собрался с духом, отдернул покрывало… Ему вдруг показалось, что девушка просто спит, настолько умиротворенно и спокойно было ее лицо. Но наваждение рассеялось так же быстро, как и возникло: просто в тусклом свете единственной лампочки не сразу разглядишь характерную снежность лица…
Какая же она все-таки красивая. Даже мертвая, даже с синими губами. Рат с нежностью погладил холодную руку, поправил сбившуюся прядь. И не выдержал — рухнул на колени, уткнувшись лицом в грязную ткань. Сдерживать слезы не имело смысла…
Лора, Лора, сможешь ли ты простить меня? За то, что не уберег, недосмотрел? Лора…
Может, и вправду бог наказал меня за грехи? Пусть я грешен! Я очень грешен, Господи! Но разве другие меньше грешили?
Сколько их там у бога? Десять? Не убий. Не укради. Не прелюбодействуй… Что еще? Что-то про лжесвидетельство. И все, больше я не помню. Да и незачем: и этих хватит. И прелюбодействовал, и лжесвидетельствовал, и убивал. Хоть и не своими руками, но все равно чужой крови на мне в избытке. Только разве не для блага других делал я это? Или у меня был другой выход? Не было, не было у меня другого выхода, и ты, Господи, знаешь это не хуже! И каяться мне тут не за что: убиенные были еще большими грешниками. Все. Или почти все. Скажешь, не о людях думал, о себе беспокоился? Власти возжелал? И возжелал! И все сделал, чтоб получить ее. И не раскаиваюсь. Потому что о них заботился: сначала — о Мариночке, потом Лорка родилась. Все для них, все для любимых. Чтоб им было хорошо, чтоб не нуждались, чтоб было у них будущее. У них и у внуков моих. И кому от этого стало хуже, а? Никому. За что же ты так наказал меня, Господи, за что?..
Рат не заметил, как забылся тревожным сном.
Проснулся он от холода. С трудом поднялся — ноги затекли, а спину нещадно ломило. Но зато голова была ясная. Рат неожиданно для себя отметил, что к нему, кажется, возвращается возможность трезво рассуждать. Может, слезы действительно лечат?
Лора, его девочка, его счастье… Придет время, и он с удовольствием ляжет в могилу рядом с ней. С радостью. Но не сейчас. Рат прижался губами к холодному лбу. Воспоминания опять нахлынули на него: так же он целовал ее маленькую… Но он сдержал слезы — нет, все, хватит. Он — Рат. И он не имеет права быть слабым.
Рат. Многие поначалу думали, что это сокращенное от фамилии всесильного начальника Службы Безопасности: Ратников — Рат. Сам же Феликс любил подчеркивать, что Рат — это от немецкого Rat, крыса. Самое умное и хитрое животное. Выносливое и живучее. Как и он, Ратников, Рат. Повелитель крыс.
В нем и на самом деле было что-то крысиное. Не во внешности, нет — в повадках, в поведении. Так же, как и крыса, он умел появляться и исчезать неожиданно и бесшумно. Как и крыса в минуты опасности, или загнанный в угол, он боролся до последнего, и, при необходимости, мог первым напасть даже на врага, превосходящего его и по силе, и по влиянию. Так же, как и для крысы, для него важнее всего была стая — в первую очередь, его семья, потом — все остальные, с кем он вынужден был жить и общаться. И так же, как и крыса, Рат без слов и раздумий мог броситься на защиту своего собрата в минуту опасности, а потом хладнокровно сожрать его же, если тот стал чем-то неугоден.
Рат любил крыс. Но не тех, домашних, а диких, серых пасюков, которые не были изнежены цивилизацией и не влачили на потеху своих хозяев жалкое, по его мнению, существование в клетках и аквариумах. То, что вечные спутники подземелий, крысы особо не надоедали обитателям отрезанных станций, он считал мистическим совпадением: крысы признали в нем своего, члена СВОЕЙ стаи.
Он умел обернуть поражение в победу. Даже тот день, когда мир рухнул, стал трагедией для всех, но только не для Феликса Ратникова. Тогда он, оставив жену и мальчишек на даче, проклиная начальника, вздумавшего отозвать его из отпуска, и себя, за то, что не отключил ко всем чертям сотовый, ехал домой и, когда все началось, находился в метро. Как все остальные, он надеялся, что вот-вот все закончится, переживал за семью, ждал… А когда надежды рухнули, вдруг понял: судьба, отняв у него все, дала ему шанс.
Так, смахнув пыль с барельефа на станции Гражданский Проспект, Рат приступил к реализации давно забытой мечты — строить свой Союз нерушимый…
Так разве мог он сейчас сломаться? Чтоб другие сожрали его? Выкинули из памяти? Разрушили все то, что он с таким трудом создавал? Рано обрадовались, рано списали со счетов. Не дождетесь!
Как оказалось, Рат проспал у трупа Лоры почти до вечера. Боль, терзавшая его душу, никуда не ушла, просто теперь она стала другой. У него было такое чувство, что каждая клеточка, каждый нерв буквально вопят от того, что вот-вот взорвутся, расколются на мелкие кусочки… Это была не боль даже. Не физическая боль, по крайней мере. Ему было плохо. Просто плохо, и все. Хотелось рвать и крушить все вокруг. Стукнул кулаком в стенку, костяшки пальцев противно засаднило. Но проблему это не решило. Выпить? Нет, хватит. Он Рат. Он сможет пережить и это. Ну, если только немножко. А сейчас он пойдет и приведет себя в порядок. Завтра похороны, и все должны увидеть на них прежнего Рата. Если Мороз прав, и за всем этим стоят веганцы, то пусть знают — его не так-то просто сломить. Сейчас сбреет с лица щетину, примет душ… И, может, хоть чуть-чуть станет легче.