Надо ли говорить, что ни то, ни другое, ни тем более третье не устраивало Рата. Прибавьте к этому его старинную неприязнь ко всем без исключения религиям и, тем паче, сектам. Ратников решил проблему кардинально и жестоко. Для начала были изолированы новоявленные гуру. В один прекрасный момент они просто исчезли, все и сразу. А вслед за этим последовал специальный указ, который быстро окрестили «Декретом о свободе совести». Впрочем, этим вся критика и ограничилась. Суть «церковной реформы» сводилась к тому, что отныне и навсегда в Конфедерации провозглашались две официальные религии — православная — для тех, кто верил в Христа, и ислам — для последователей Мухаммеда. Все остальные церкви упразднялись, богослужения и собрания их членов приравнивались к преступлениям против государства, а присутствовавшие на них отправлялись на «Дачу» без различия полов и возраста. Исключение делалось лишь для самых маленьких, в возрасте до четырнадцати лет. После того, как власть исполнила свои угрозы, и население «Дачи» пополнилось за счет особо фанатичных последователей своих культов, продолжавших тайно собираться и молиться «не по уставу», остальные утихли и смирились. Рат мог праздновать еще одну победу. Нет, конечно, ему был нужен не Бог, не церковь. Он просто терпеть не мог конкуренции. А тот Бог, которого он допустил до людей, этой конкуренции ему не создавал.
Среди выживших оказался диакон из Муринской церкви, которого Рат и произвел в сан, поручив заодно подготовить себе преемников.
Диакон давно уже отправился в мир иной, и теперь всех без исключения жителей Конфедерации отпевали, крестили и венчали его ученики.
Пахло ладаном. Священник, помахивая кадилом, ходил вокруг помоста, на котором лежали два тела, и что-то бормотал. Алекс попытался прислушаться, но толпа тихо гудела, и слов разобрать было невозможно. На панихиду, судя по всему, пришли не только жители «Гражданки». В толпе Алекс увидел и «академиков», и «политехников», и даже парочку военных с Площади Мужества. Отдельной группой стояли власть имущие — начальники станций, Мороз, Координатор… Да, с таким размахом еще никого не хоронили…
Кто-то шептал за священником слова молитвы, крестился по команде отпевающего.
Саша никогда не ходил в церковь. Бог был где-то далеко, да и был ли вообще? И уж точно, он не такой милосердный, как его пытаются представить. Иначе, как объяснить то, что творилось и творится вокруг? Тут, в метро, он тоже не ходил на обязательные для всех богослужения, выбив себе такую привилегию. А сейчас вдруг пожалел об этом — бормотание священнослужителя не раздражало, а скорее успокаивало. Только вот голова немного кружилась. И было на удивление душно…
Ему не удавалось нормально поесть уже три дня. Да и не только ему, голод подбирался ко всем, медленно, но неумолимо. Еще чуть-чуть, и они начнут рвать друг друга из-за пайки. Что тогда будет с ним, с Сашей? Его передернуло. За то время, что прошло с момента Катастрофы, он видел многое, его дар не только не пропал, а наоборот, обострился, и теперь любая, даже мелкая кража отправляла его в транс. Он видел и знал каждого воришку, но молчал… Пусть уж лучше презрительно называют припадочным, пусть… Это лучше, чем быть зарезанным ночью. Но сколько еще он выдержит так?..
— Сашка? Грин?
Он вздрогнул. Голос показался знакомым, а, когда поднял глаза, то неподдельно обрадовался:
— Ратников…
— Ратников, как видишь. И очень рад видеть тебя.
— Взаимно…
— Что-то плохо выглядишь, тяжко? Да не дергайся! Я же не враг тебе… Слушай, есть предложение. Уверен — не откажешься.
— Дьявол явился за душой?
— Сообразительный! Хотя совсем не ожидал тебя тут встретить. Так что? Созрел для новой сделки?
Алекс ликовал. Ратников, этот пройдоха, это беспринципное чудовище, наверняка что-то уже придумал! Хотя, возможно, это была просто радость от того, что он, Алекс, теперь не один… Саша кивнул.
— Мудрое решение. Без меня, Сашок, тебе тут не выжить. Так что — руки в ноги, и со мной. Переезжаешь на «Гражданку», там все подробнее обговорим. Наедине. По рукам?
— По рукам…
— Эй, брат, что с тобой такое? «Увидел» чего?
С этими словами Мамба сунул ему под нос кусок ткани, пропитанный все тем же вонючим составом.
— Да убери ты свою пакость! — скривился Грин. — Все уже в порядке.
— Ну, ты и напугал… Стоял-стоял, и вдруг заваливаться начал. Хорошо, подхватил вовремя. Потом люди добрые помогли сюда дотащить. Что хоть это было-то? Я, если честно, не понял. Что болит? Или от голода? Давай, принесу перекусить?..
Мамба выпалил все это без остановки, одной длиннющей тирадой. Было видно, что доктор действительно напуган — неужели что-то недосмотрел? Если, конечно, это не издержки профессии, и этот уникум опять кого-то не вычислил. Тогда неизвестно, что хуже… Мамба хотел еще что-то сказать, но Алекс остановил его:
— Нет, не надо пока. Все в норме. Мутит только.
— Эх, вот не хотел же тебя выпускать! Слушай, а ты головой случайно не ударялся? Дай-ка гляну.
— Да нет же, все это тут ни при чем, Дим. Не суетись. Это как раз то, про что говорил тебе.
— Видения?
— Ну да… Они самые.
— И часто… такое?
— Всяко… В последний месяц — почти каждый день. Падаю, вот, правда, не всегда, — Саша грустно улыбнулся, — иногда прокатывает.
— И что видишь?
— Прошлое. Всю жизнь свою. Как заново проживаю. Вот что это, по-твоему?
— Психиатрия — не мой профиль.
— Что, так серьезно?
— А я знаю? Может, серьезно. А, может, так и должно быть. Ты же у нас феномен. Вот с ума сойдешь, и узнаем.
— И я тебя люблю… Хотя, знаешь, не отказался бы. Все дураки — счастливые люди… Пойду я? Там, — Алекс кивнул в сторону двери, — кончилось?
— Вроде как да. Народ шумел, значит, расходится. Может, тут полежишь? Я тебе настоечки дам? Поспишь?
— Не надо. Сколько можно?!
— Тогда провожу.
— Как хочешь.
Алекс встал с кушетки и сделал пару шагов к двери…
— Просыпайся, скотина!
Пинок по ребрам, потом — под дых.
— А-а-а, — он согнулся от боли, дыхание перехватило.
Еще один удар, на сей раз — по почкам, потом еще… В глазах потемнело…
— Слышь, ты не перестарался? Вдруг загнется?
— Не загнется… От такого еще никто не подыхал.
Саша закашлялся, открыл глаза и тут же зажмурился от яркого света, направленного прямо в лицо.
— Вот видишь, очнулся. Ну что, пошли?
— Куда? — прохрипел он и опять надсадно закашлял.
— На Кудыкины горы, воровать помидоры, — опять пинок. — Вставай, падаль!
Господи, за что его?! И где он сейчас?..
— Вы кто?
— Смотри-ка, не узнает…
Голос был знакомый, но рассмотреть своих мучителей Алекс не мог. Все тело ломило, и в придачу ко всему жутко хотелось пить. Сушняк…
— Воды дайте…
— Воды? И где мы тебе возьмем? Перетерпишь… Руки назад!
Саша послушно свел запястья за спиной, и их тут же перетянула веревка.
— Ребят, вы ничего не перепутали?
— Это ты все перепутал, падаль. Пошли.
Говоривший толкнул его, Саша споткнулся, упал коленями на что-то твердое и только тогда сообразил, что находится в туннеле. Как он тут оказался? Попытался вспомнить, но голова ни в какую не хотела хоть что-то соображать.
Его подняли на ноги и долго гнали перед собой по туннелю, а он все гадал, куда именно. Конвоиры больше ничего не говорили, и вместо ответов на свои вопросы он получал очередные тычки и короткое: «Пшел!»
Наконец-то впереди забрезжил свет. Станция. С изумлением он догадался — Гражданский проспект…
— Рат, мы нашли его. В туннеле дрых.
Света на станции было достаточно, и теперь Алекс мог рассмотреть своих сопровождающих. Голоса не зря показались ему знакомы: Мороз и его ближайший подручный, Паша Сальников. Только как они с «Мужества» тут оказались? И как он сам оказался в туннеле?!
— А второй?
— Удрал. Ну да это ненадолго. Мы свободны?
— Далеко не уходите.
Ратников некоторое время сидел молча, рассматривая Алекса… От этого взгляда хотелось съежиться, раствориться в пространстве…
— Ну что врать будешь? — голос у начальника был скорее усталый, чем гневный.
— Что? — вопрос обескуражил.
Алекс хотел было возмутиться — за что?.. Но Рат опередил: вынул из стола сверток. Обычный, газетный. Потом медленно, глядя своему виз-а-ви прямо в глаза, развернул его.
— Что это?
Саша сделал пару шагов к столу. Потом взял одну из ампул…
— Ну?! Что молчишь-то? Или читать разучился? Тогда я помогу. Промедол. Слыхал про такое?
— Рат… — Саша был в панике. Он ничего не понимал, ничего не мог вспомнить… — Дай попить…
— Что, сушняк? Так пить надо меньше. Давно ты под моим носом этим промышляешь?
— Рат… Я ничего не понимаю! Я… — Саша вдруг похолодел: все бесполезно… — Рат, меня кто-то подставил! Ты можешь не верить мне, но я ни при чем!
Его колотило. Если бы он хоть что-то мог вспомнить! Ни-че-го… Единственное, в чем он был твердо уверен — к наркотикам он не имел никакого отношения.
— Ты предал меня, — Рат горестно покачал головой, — предал…
— Рат, нет!.. Поверь мне! Меня кто-то подставил! И… И я ничего не помню!
— Зато все помнят другие!
Ратников медленно завернул в газету ампулы, убрал сверток в стол… Все это время он продолжал, не отрываясь, разглядывать Алекса, словно размышляя — а что такое бы с ним сотворить? Хотя что тут было размышлять?..
— Знаешь, я решил. Все-таки, мы с тобой не первый год знакомы, и добра ты мне сделал немало. А «Дача» — жуткое место, медленная смерть. Я не садист. Тебя просто расстреляют. Быстро и легко… Увести!
— Ну ты даешь! Может, тебя к военным медикам отправить? Из наших-то, пожалуй, никто с тобой не справится.
— Не надо. Все равно Рат не выпустит.
— Так мы под легендой…