– Сама дивизия ушла вперед, куда – немец не знал. Но, думаю, на Дубно. Здесь их разведывательный батальон. Штатно четыреста семь человек, двадцать бронеавтомобилей, три противотанковые пушки по тридцать семь миллиметров, одиннадцать противотанковых ружей, два легких пехотных орудия по семьдесят пять миллиметров. Сколько немцев сейчас, не знаем. Две трехдюймовки в Кружках, а где "колотушки" – не знаем. Сгоревших броневиков наблюдали пять: один горит на переправе, три на улицах и один у выезда, что самым первым подбили.
– Что такое "колотушки"?
– Немцы так свою противотанковую называют, калибр тридцать семь миллиметров. Их по штату три штуки, но вот где они?
Лейтенант снова зевнул, оправил гимнастерку.
– Товарищ военмор!
– Слушаю.
– Утром я вас хочу с донесением отправить. На юг вы с нами тут не пройдете, видите же, что немцы на дороге. А в Ровно уже, наверное, порядок установлен. Сдадите там в штабе мой доклад, и вам дадут сопровождение хотя бы до Проскурова.
– Благодарю, товарищ лейтенант.
– К семи подойдите сюда.
– Есть. – Матрос отступил на два шага и пропал.
Вернувшись к своему брезенту, командир отдельной роты в этот раз проспал до утра.
Утром двадцать пятого июня по дороге от Ровно пришел-таки семьсот шестьдесят седьмой пехотный полк, притащил полевые кухни, две "сорокапятки", кое-какие запасы, несколько зенитных пулеметов – от "юнкерсов" мало помогают, но хоть что-то – и принес все тот же приказ. Выбить немцев на западный берег Иквы, чтобы создать по речушке линию обороны. А потом держаться – наши танки уже выходят из Ровно.
Командование у Млынува так и осталось за Ивашковским, пехотный майор в первые ряды не лез. Видимо, понимал, что тут орденов не заработаешь, и живо нашел официальный повод: Ивашковский прибыл раньше и знал местную обстановку намного лучше. Кроме того, танкисты превосходили огневой мощью: пушек-сорокапяток сводная рота имела в четыре раза больше, чем весь полк.
Роту разделили на четыре отряда. Первому взводу придется атаковать через поле с батальоном пехоты. Второй так и пойдет севернее, вдоль маленькой речки на Муравицу, тоже с батальоном. Три средних танка и третий батальон лейтенант Ивашковский оставил себе в резерв. А пару плавающих "жужжалок" со взводом добровольцев решили пустить южнее, от Подгайцев через речку на Аршичин, где пойма самая узкая. Потом на Пекалов, чтобы зайти на Млынув через аэродром и панскую усадьбу с юга, уже по западному берегу.
Приход семьсот шестьдесят седьмого полка немцы заметили, прислали целую девятку двухмоторных бомбардировщиков, которые и перепахали опушку леса дальше к востоку, за перекрестком. Наверное, решили, что главные силы русских окопаются на опушке, чтобы простреливать перед собой чистое поле.
Русские заночевали в три раза ближе, и окапываться не собирались. Второй взвод устроился лучше всех, заняв пустые амбары Вацлавина. Первый и третий распихали часть машин под яблони придорожного сада, а часть в гаражи МТС.
После налета матроса послали на полуторке с донесением в Ровно, в штаб мехкорпуса к Фекленко.
– На словах доложите, что против нас полк с танковым усилением, – лейтенант Ивашковский вздохнул. – Пока вы доедете, пока там все прочитают, именно столько немца тут и соберется. Разведбат одиннадцатой танковой – для кого-то же они мосты брали?
Может, из Ровно и пакет свой моряк сможет как-то переправить. Хотя куда? На Дунае, скорее всего, уже немцы с румынами. Если Пинская флотилия еще отступит по Припяти в Днепр, то Дунайской флотилии отступать можно лишь по морю, а это выйдет исключительно в хорошую погоду, при высокой волне мониторы просто захлестнет. Ладно, это дела военморов, у танкистов хватает собственных забот.
Лейтенант занял место в башне командирского танка, осмотрелся: все флажки подняты, все готовы. Круг флажком над головой и взмах в сторону окраины Млынува.
Танки пошли.
Танки пошли!
Немцы засуетились – они тоже не окапывались. Вот-вот подоспеет вся тринадцатая танковая дивизия, снесет охранение иванов, и нах остен, к чему зарываться в землю?
Пока немцы залегали кто где, русские танки пересекли поле, но теперь уже за танками бежала пехота. Млынув городок небольшой, и то немцы заняли его не полностью. Прежде, чем они поняли, что тут не Франция, тут уставы надо выполнять буквально – русские уже сели на шею.
Два танка шли севернее площади. Подойдя к окраинам, на улицы не полезли: проломились огородами, давя заборы. Выкатились на первую мощеную улицу, что шла от площади – по-местному, майдана – к элеватору и мукомольному заводу, где вчера на мостике сгорел первый танк. Выкатились и оказались позади низкой противотанковой пушки, смотревшей на площадь; немцы мигом развернулись, но поздно. Танк исполинской зеленой лягушкой подпрыгнул на остатках сломанного забора и шлепнулся на противотанкистов сверху, размазал пушку и снарядный ящик по брусчатке. Пехота стреляла из огорода, немецкие пушкари головы поднять не успели, как их порвало и раскидало пулями.
Далеко слева, от нависшей над крышами округлой головы собора, простучал немецкий пулемет – как пилой; пехотинцы закричали, а танк повернул в ту сторону башню. Справа из дворика высунулся восьмиколесный броневик с автопушкой, смел с улицы половину роты, а танк вблизи прошил насквозь. Машина чуть-чуть подымила и вспыхнула сразу вся; немцы не успели обрадоваться, как второй танк положил снаряд прямо в пятнистую морду броневика, тот расселся, как бочка со сбитыми обручами.
Тогда немецкий разведбат пополз к речке, надеясь удержаться на второй мощеной улице. Танк проводил их несколькими осколочными, а пехотинцы гранатами.
Южнее майдана два танка вошли на окраину тоже через дворы, пехота за ними в проломы. Жили здесь победнее, заборы ставили привычные деревянные. Броневиков южнее майдана не случилось, а противотанкистов, что сюда смотрели, уже раздавили.
Пулемет с крыши собора прижал пехоту. Один танк повернул все же вдоль узкой улочки к майдану, чтобы обстрелять пулеметчика на церкви без помех. Второй так и пошел напролом к речке, за ним успели только человек десять пехотинцев. Шустрого немца с канистрой и гранатами они снесли залпом, немец упал и сгорел на собственном фугасе. Выйдя ко второй, прибрежной, улице, танк повернул опять же в сторону церкви. Тогда через речку в него вбила болванку противотанковая "колотушка", из-за приземистости до выстрела никем не замеченная. Танк встал и взорвался, упавшая башня загудела колокольным густым басом. Но пехота уже выгнала немцев из южной части городка – что там той части, сто дворов и два проулка!
Не выходя на широкий и пустой майдан, немецкие разведбатовцы залегли на плотине, вокруг мельниц. С крыши ближней мельницы им в помощь ударил еще пулемет.
Оба уцелевших танка первого взвода сошлись на майдане. Один сбил пулеметчика с церкви, второй сбил с мельницы крышу: тамошний немец не стал дожидаться снаряда, закинул пулемет на спину и побежал через плотину к панскому дому, а пока бежал, его обстреляли пехотинцы. Кто попал, понятное дело, не узнали. Немец крутанулся на пятке, запнулся и рухнул в воду, окутавшись паром от горячего ствола. Хороший пулемет немец утянул на ремне за собой, отчего пехотинцы немного расстроились.
До окраины доехали полковые "сорокапятки" – их так и перли на руках через поле, не конями же на пули ходить. Взвод с одной пушкой оставили держать плотину, а два танка Оськина и остальная пехота повернули к северной окраине, где мукомольный завод.
Немцы на заводе успели укрепиться, так что лейтенант Оськин в этот раз дуром не полез. Пехота рассыпалась по дворам. Немецкая артиллерия вышла из игры, потому что в садах завязалась рукопашная. Элита из разведбата стреляла и дралась лучше пехотного полка с трехзначным номером, но по части боевого духа у русских все оказалось ничуть не слабее арийцев, а числом полк больше батальона ровно в три раза.
Со стороны поля показались резервные танки с ротным во главе, и тоже принялись лупить по высоким бочкам элеватора. Немцам пришлось убрать наблюдателей с крыш, но на мукомольном заводе и в болотистом овраге от элеватора до самой речки, разведбатовцы окопались крепко. Потеряв человек десять, пехотный комбат подобрался к танку Оськина:
– Товарищ лейтенант, у них там стенки кирпичные, вы бы их раздавили, что ли?
– Сейчас посоветуюсь с ротным, в два огня их поставим!
Разговор этот заметил немецкий снайпер, но ничего не успел сделать: по его лежке ударили залпом, сразу почти взводом – немец так и не узнал, что выдал его блик от прицела. Когда немец выбирал позицию, солнце еще стояло низко. В горячке боя снайпер не заметил, что солнце уже заметно передвинулось к югу.
Солнце уже заметно передвинулось к югу, когда первый плавающий Т-38 выдернул-таки застрявшего в болотине второго. Немцы Аршичин занять не успели, так что переправляться никто не помешал. Красноармейские дозоры пробежались по хатам единственной улочки Аршичина, протянувшейся вдоль высокой кручи над речкой. Противника не обнаружили, и залегли под вербами у выезда из села. Низенькие плоские Т-38 долго вылезали из болота, но все же справились.
Поехали вдоль речки на север, по проселку, не выходя на большую отсыпанную дорогу слева. Осторожность себя оправдала: очень скоро на большой дороге показался встречный четырехколесный броневичок, а за ним грузовик. В два пулемета "тридцать восьмые" разнесли немцев быстро и чисто, пехоте только и осталось подобрать оружие с бумагами.
Открылся справа на таком же высоком берегу Пекалов, за крайними хатами которого встали посовещаться. Дальше проселок соединялся с большой дорогой, та выходила на берег.
Левее дороги простерлось ровное поле – аэродром. На поле вяло дымили брошенные вчера самолеты сорок шестого истребительного авиаполка.
Немцам сорок шестой ИАП обошелся недешево. Еще весной здешние летуны исхитрились принудить к посадке дальний высотный "юнкерс" Ju-86, испортив Ровелю всю стратегическую разведку.