– Они все заняты в каждой опере?
– Не обязательно, – покачал головой Пел-Тенхиор. – В большинстве опер выступает только половина ведущих артистов, в различных, так сказать, сочетаниях, и лишь примерно в одной из пяти постановок участвует детский хор.
– А сколько певцов занято в вашей новой опере?
– Восемь ведущих артистов и оба хора. Артисты второго состава, у которых нет партий, тоже поют в хоре, потому что я хотел создать впечатление большой фабрики.
– Мин Шелсин была у вас единственной нарушительницей спокойствия?
– Тура – Тура Олора, ведущий бас – вечно всем недоволен, но я бы не назвал его нарушителем спокойствия. Нанаво – сплетница, однако она болтает не со зла. В отличие от Арвене’ан. Так что – да, только Арвене’ан намеренно старалась поссорить всех со всеми и часто доставляла коллегам неприятности. Очередная кошмарная эпитафия.
– Мин Шелсин сама сделала свой выбор.
– Вы имеете в виду – если она хотела, чтобы я хорошо отзывался о ней, ей следовало вести себя достойно? Возможно. А возможно, я просто злоязычен. – Он повысил голос, так что его, наверное, стало слышно даже в фойе:
– Всем выйти на сцену!
Артисты начали выходить по одному, по двое, потом появилась большая группа и несколько отставших. Дети шли цепочкой, взявшись за руки. Почти все были светлокожими и светловолосыми, за исключением Оторо Вакреджарад – вспомнил я имя певицы, вычитанное вчера в программе, – одного мужчины из хора и трех детей.
– Так, хорошо, – сказал Пел-Тенхиор. – Во-первых, думаю, всем вам уже известно, что Арвене’ан Шелсин мертва.
Артисты принялись вполголоса переговариваться, но я не смог разобрать ни слова; кроме того, я не заметил печали на лицах.
– Во-вторых, – продолжал режиссер, – это отала Келехар. Он хочет побеседовать с вами.
Все уставились на меня.
Я заговорил:
– Я Свидетель Мертвых. В данный момент я выступаю от имени мин Шелсин, которая была убита…
– Убита? – перебил меня кто-то. В голосе слышалось потрясение и недоверие.
– Ее столкнули в канал Мич’майка, – объяснил я. – Она умерла не от утопления, а от удара по голове, но, так или иначе, произошло убийство.
И только после этого я вспомнил, что начальники часто порицали меня за отсутствие такта.
Артисты труппы Алой Оперы были шокированы. Первой пришла в себя мин Вакреджарад:
– Вы – Свидетель вел ама. Я читала о вас в газетах.
– Да, – подтвердил я. – Я здесь для того, чтобы получить сведения о мин Шелсин – любые. Все, что вы можете мне сообщить.
– Она дружила с девушками из канцелярии, – сказала мин Вакреджарад. – Больше я о ней ничего не знаю, потому что она очень не любила меня.
– Мин Шелсин просто завидовала, – вмешалась другая женщина. – Завидовала вашему голосу. А потом появилась лучшая партия меццо-сопрано за последние тридцать лет, и эту роль получила не она. Уверена, Оторо, если бы убили вас, мы бы сразу поняли, кто это сделал.
Не только я здесь страдаю отсутствием такта, подумал я и постарался запомнить певицу в лицо.
– Она не разговаривала с нами, – добавила женщина, стоявшая рядом с бесцеремонной певицей.
– Конторскую служащую, с которой она дружила, зовут Мелето, – вспомнил певец.
– Мелето Балведин и Торе’ан Ноченин, – подсказала одна из певиц.
Я бросил быстрый взгляд на Пел-Тенхиора, и он кивнул. Очевидно, ему называли те же имена.
Артисты взирали на меня с надеждой, как всегда смотрели на меня те, с кем я сталкивался во время расследования. Они надеялись, что, узнав имена, я уйду и оставлю их в покое.
Я сказал:
– Известно ли вам, кто мог желать ей зла?
Никто не ответил. Даже бестактная женщина ничего не сказала.
– Здесь ведь не все ваши артисты, верно? – обратился я к Пел-Тенхиору.
– Нет, только те, кто занят в этой сцене, и детский хор, выступающий в антракте. А То’ино, которая любезно помогает нам в хоре сегодня, была дублершей Арвене’ан.
Высокая женщина-эльфийка покраснела до корней волос и кивнула.
– Кто-то из вас может еще что-нибудь добавить? – обратился я к певцам. – Все что угодно.
Артисты растерянно переглядывались и качали головами. Неожиданно кто-то из детей выпалил:
– Вам нужно спросить Матрону. Матрона знает все!
Я вопросительно взглянул на Пел-Тенхиора, и он объяснил:
– Это дама, которая руководит детским хором. – И он крикнул: – Дейвело! Вы нужны мне на сцене!
Вошла темнокожая женщина средних лет, довольно полная, с добрым лицом. Она спокойно выслушала новость и произнесла:
– Это ужасно.
Вмешался Пел-Тенхиор:
– Я должен продолжать репетицию. Дейвело, вы побеседуете с оталой Келехаром? Расскажите ему все, что знаете.
– А дети? – спросила Дейвело.
– Могут остаться на сцене, если будут сидеть тихо.
Дети захихикали; очевидно, они не боялись зычного голоса Пел-Тенхиора. Тем не менее они послушно расселись на равном расстоянии друг от друга, словно эта сцена была заранее отрепетирована.
Темнокожая женщина спустилась по доске не так стремительно, как Пел-Тенхиор, но вполне уверенно. Она поздоровалась со мной:
– Добрый день, отала.
Я поклонился в ответ.
– Меня зовут Дейвело Мейтано, – представилась она. – Я с радостью помогу вам, чем смогу, отала, но сначала давайте выйдем в фойе, иначе мы друг друга просто не услышим.
Как раз в этот момент Пел-Тенхиор крикнул:
– Так, начинаем арию Джелсу сначала! Хор Рабочих – со сцены, Хору Призраков остаться!
– Разумное предложение, – согласился я и последовал за меррем Мейтано по проходу между рядами к дверям. Когда мы вышли в фойе с красными стенами, похожее на пещеру, она начала:
– На самом деле, отала, я не знаю, смогу ли быть полезной. Я не была близкой подругой мин Шелсин.
– Понимаю. Но я надеюсь, вы сможете рассказать мне больше о том… – Я замолчал, подбирая слова. – О том, как она уживалась с другими.
Это понятие – связи, которые живые создавали с окружающими, – было противоположно концепции статан, но у него не было собственного названия. Изучая эти взаимоотношения, можно было многое узнать об умершем. Чем больше я выведывал об Арвене’ан Шелсин, чем больше связей мне удавалось нащупать, тем выше была вероятность того, что я обнаружу ее связь с убийцей.
Меррем Мейтано, казалось, поняла, что я имел в виду. Она сразу же ответила:
– Мин Шелсин была вздорной девицей. С ее точки зрения, все всегда было плохо. Ее партии были слишком короткими; партнеров по роли она считала недостаточно талантливыми; ее костюмы были убогими и плохо пошитыми… – Дама покачала головой. – Если бы не прекрасный голос, ее уже двадцать раз выгнали бы из труппы. То’ино, которая теперь исполняет ее партии, девушка трудолюбивая и непривередливая, но ей далеко до мин Шелсин. Только Оторо Вакреджарад могла с ней сравниться, но мин Вакреджарад даже не надеялась получить ведущую партию до тех пор, пока мер Пел-Тенхиор не написал «Джелсу».
– Почему же?
– Мер Пел-Тенхиор сочинил оперу для эльфийского театра с главной героиней – гоблином, – пояснила меррем Мейтано. – Такого до него еще никто не делал. Он создал это произведение для мин Вакреджарад, хотя сам никогда в этом не признается.
– И мин Шелсин расстроилась?
– Мин Шелсин рассвирепела, – спокойно поправила меня женщина. – Тамо правду сказала: если бы убили Оторо, найти убийцу не составило бы труда. Мин Шелсин сделалась еще более придирчивой, чем обычно, пыталась заставить мера Пел-Тенхиора расширить ее партию. Они ужасно ссорились и кричали друг на друга прямо здесь, в зрительном зале, на глазах у всех. Мне кажется, это неблагоприятно действовало на детей.
– Да, – согласился я. А мысленно задал себе вопрос: неужели я только что обнаружил новый мотив для убийства Арвене’ан Шелсин?
– Она доводила до слез дам из костюмерной – не желала надевать костюмы. Ей не хотелось выступать в одежде работницы.
– Тусклые цвета, много заплат, неподходящий размер?
– Верно. Но эти платья гораздо лучше тех, что были у меня в детстве.
– Мой первый приход находился в Лохайсо, – сказал я, и она кивнула. Мы поняли друг друга без слов.
– Но мин Шелсин невозможно было угодить. Она угрожала пойти к маркизу Парджаделю, нашему спонсору, и сказать ему, что мер Пел-Тенхиор погубит Алую Оперу. Что ему следует запретить ставить «Джелсу»… И прочее. Она наговорила меру Пел-Тенхиору кучу гадостей, но он только посмеялся над ней. А мин Шелсин поклялась, что пойдет к маркизу.
– И чем это кончилось?
– Не знаю. Мер Пел-Тенхиор сказал, что она может жаловаться сколько угодно, потому что маркиз уже знает все о «Джелсу». Наш режиссер не настолько глуп, чтобы ставить подобную оперу без одобрения покровителя театра. Но мин Шелсин все равно хотела насолить ему. Такая уж она была.
– У нее были друзья вне Оперы?
– У нее не было на это времени. Все наши артисты очень заняты. Вы же знаете, что они репетируют одновременно четыре спектакля.
Я не знал.
– Четыре?
– Сейчас идут «Генерал Олетадж», «Осада Текхари» и «Селено». Конечно, спектакли в Опере дают раз в три дня, но все равно у артистов довольно напряженное расписание. А когда закончатся представления «Селено», начнется «Джелсу». После окончания «Генерала Олетаджа» начнут давать «Сон императрицы Кориверо», а после «Осады Текхари» – «Отель Ханавада». И так круглый год; у певцов нет отдыха, наоборот, им приходится работать все больше и больше. Но это их эйтейаван.
В северных областях это слово означало «призвание к религиозному служению», и оно удивительным образом перекликалось с нашим вчерашним разговором с Пел-Тенхиором.
– У некоторых певиц есть покровители, но в основном они живут Оперой.
Я кивнул.
– У мин Шелсин было много покровителей?
– Мне кажется, да, – осторожно проговорила меррем Мейтано, – но я точно не знаю.