– Несмотря на слова детей, я не жду от вас всеведения, – сказал я, и она слегка улыбнулась. – У мин Шелсин были враги в театре?
– Мне кажется, каждому из нас в какой-то момент хотелось отвесить ей оплеуху, но о серьезной вражде речь не шла. Я не знаю, кто мог разозлиться на нее до такой степени.
– Благодарю вас, – сказал я.
Женщина не уходила.
– Все, что приходит вам в голову, – подбодрил я ее. – Пусть это кажется вам мелочью.
– Дуэты, – вспомнила меррем Мейтано. – Она всегда предпочитала петь дуэты с мужчинами и скорее доверила бы свои тайны мужчине, чем женщине. Такой уж она была.
– Кто исполнял с ней дуэты?
– Мер Вералис Телонар, второй тенор, в «Джелсу», и мер Кебрис Першар, ведущий тенор, в «Осаде Текхари». Она не была занята в «Генерале Олетадже», там нет партий для меццо-сопрано, а в «Селено» у нее не было дуэтов с мужчинами. – Она еще немного подумала и добавила: – Вам лучше поговорить с мером Телонаром. Мер Першар ее просто терпеть не мог.
– Спасибо. Где я могу найти двух служащих, с которыми она дружила?
– Это нетрудно, – сказала она. – Контора наверху. Я вас провожу.
Пройдя коридорами, которые напоминали потайные ходы, мы с меррем Мейтано попали в длинное узкое помещение с высоким потолком. В комнате было несколько сводчатых окон; у каждого окна стоял письменный стол, а за столами сидели женщины. Большинство были эльфийками, но я заметил несколько уроженок Бариджана. Все были поглощены работой. Когда я открыл дверь, дама, сидевшая в дальней части комнаты, поднялась и быстро подошла ко мне.
– Добрый день. Чем я могу вам помочь, отала?
Я ответил:
– Меня зовут Тара Келехар, я Свидетель Мертвых. Я занимаюсь расследованием убийства Арвене’ан Шелсин.
Она сделала ритуальный жест, оберегающий от зла.
– Ужасная новость, – пробормотала она, – но что привело вас сюда?
– Мне сказали, что она дружила с двумя вашими служащими, и я надеялся, что они помогут мне лучше понять мин Шелсин. Тогда, возможно, я сумею разобраться в обстоятельствах ее гибели.
Ее лицо сделалось совершенно неподвижным.
– Как их зовут?
– Мелето Балведин и Торе’ан Ноченин. Я ни в чем их не подозреваю, мне просто нужна помощь.
Женщина кивнула, обернулась и крикнула:
– Мелето! Торе’ан! Подойдите, пожалуйста!
Две эльфийские девушки поднялись со своих мест и подошли к нам. Я заметил, что они нервничают. У обеих были миловидные, но незапоминающиеся лица; одеты они были в простые темные платья и не носили никаких украшений – только у высокой эльфийки в ушах поблескивали эмалевые серьги.
Начальница произнесла:
– Барышни, мне очень жаль, но я вынуждена сообщить, что мин Шелсин была убита.
– Я молилась о том, чтобы это оказалось неправдой, – воскликнула одна.
– Убита, – хрипло прошептала вторая, словно это слово мешало ей дышать.
– Это отала Келехар, Свидетель Мертвых. Он желает задать вам несколько вопросов.
На лицах девиц отразилась тревога.
Я заговорил:
– Я ни в чем вас не подозреваю, барышни. Мне просто нужно лучше понять мин Шелсин.
– Вы можете побеседовать за дверями, – сказала старшая дама, – но возвращайтесь сразу же, как только закончите.
– Да, госпожа, – негромко, нестройным хором ответили девушки, и я отступил в сторону, чтобы пропустить их.
Мы вышли в коридор, и они тревожно посмотрели на меня; одна с трудом сдерживала слезы.
– Кто из вас мин Балведин? – спросил я.
– Это я, – ответила высокая девушка. Судя по ее акценту, она была родом из Джа’о.
– Значит, вы – мин Ноченин, – обратился я ко второй служащей, и та кивнула, глотая слезы.
– Благодарю вас за то, что вы согласились поговорить со мной, – продолжал я. – Расскажите мне о мин Шелсин.
Они охотно принялись рассказывать, и я быстро понял, что Арвене’ан Шелсин, которую они знали, была полной противоположностью неприятной молодой женщине, описанной меррем Мейтано. Их Арвене’ан была доброй и щедрой. Девушки боготворили ее просто за то, что она снизошла до них, ведь она была певицей и исполняла ведущие партии, а они были простыми конторскими служащими.
Трудно было отнестись без цинизма к «дружбе», которую описывали мин Балведин и мин Ноченин, потому что они поклонялись Арвене’ан Шелсин, а певица, судя по всему, нуждалась в поклонении как в воздухе. Преданные девушки не критиковали ее.
Возможно, ее утешало сознание того, что у нее были по меньшей мере две «подруги», которые всегда принимали ее сторону. Возможно, она просто наслаждалась, изображая знаменитую певицу перед двумя простодушными девушками. Однако мне показалось, что она неплохо относилась к ним – либо из привязанности, либо потому, что не хотела их оттолкнуть.
Когда я спросил насчет покровителей, они ответили, что внимания мин Шелсин добивались многие мужчины.
На вопрос об именах поклонников девушки сказали, что не знают.
Я приподнял брови, и мин Балведин покраснела.
– Она редко говорила о них.
Мин Ноченин пробормотала:
– Иногда она упоминала имя осмера Поничара. Показывала нам его подарки.
– Подарки?
– Украшения, которые она надевала во время выступлений, – объяснила мин Ноченин. – Он подарил ей чудесные золотые серьги с бирюзой и еще серебряный кулон с лунным камнем.
Мин Балведин добавила:
– И золотое кольцо с янтарем, и колье из серебра с гранатовыми вставками.
– Но ей пришлось все это заложить, – добавила мин Ноченин. – Арвене’ан совершенно не умела обращаться с деньгами.
– Она тратила их мгновенно, – сказала мин Балведин. – Но не позволяла нам помогать ей. Она говорила, что скорее отнесет в ломбард свои драгоценности, чем будет обирать друзей.
Это совершенно противоречило тому, что все остальные успели мне рассказать об Арвене’ан Шелсин, но я уже понял, что молодые женщины не умеют лгать.
– Вы знаете, какого вероисповедания она придерживалась?
Мин Ноченин нахмурилась.
– По-моему, она как-то раз сказала, что ее воспитали в вере Харнаветай, но я не знаю, придерживалась ли она ее.
– Благодарю вас, – кивнул я. Указание было неточным, но этого было достаточно для того, чтобы похоронить умершую как полагается, не нанеся оскорбления ее вере.
Мин Балведин, которая, видимо, быстро соображала, поняла, зачем я спросил о религии.
– Будут похороны? Я бы хотела присутствовать.
– Разумеется. Ее похоронят на муниципальном кладбище в Квартале Авиаторов. Я сообщу вам, когда назначат дату и время. Это будет скоро.
Они печально кивнули.
– Еще раз благодарю вас за помощь, барышни, – сказал я. – Не смею больше вас задерживать.
Девушки невольно оглянулись на дверь.
– Если у меня появятся вопросы, я могу прийти и поговорить с вами снова?
– Конечно, – ответила мин Ноченин.
– Мы хотим помочь вам, – сказала мин Балведин.
– Благодарю вас, барышни, – повторил я, и девушки вернулись к работе.
Вернувшись в зрительный зал, я нашел там одного лишь Пел-Тенхиора, безумно строчившего что-то в блокнот. Он услышал мои шаги, поднял голову и сказал, отвечая на незаданный вопрос:
– Я велел всем пойти отдохнуть полчаса. Иначе они устанут и толку не будет; а кроме того, меррем Мейтано уж слишком сердито смотрела на меня. Как ваши успехи?
– Я слышал, – осторожно начал я, – что мин Шелсин была очень недовольна вашей новой оперой.
– Верно, – кивнул Пел-Тенхиор. – Она не могла понять, почему лучшая роль досталась девушке из народа гоблинов, и не стеснялась говорить об этом. Довольно часто.
– Она угрожала пойти к маркизу Парджаделю и пожаловаться ему?
– О да, – усмехнулся Пел-Тенхиор. – Я говорил ей, что она напрасно потратит свою энергию и время Парджаделя, но Арвене’ан меня не слушала. Впрочем, ничего удивительного.
– Она действительно встречалась с ним?
– Понятия не имею. Если да, то она молчала об этом свидании – видимо, не добилась желаемого.
– Могу ли я каким-то образом выяснить это наверняка?
– Разумеется. Нужно обратиться к секретарю Парджаделя, меру Дравенеджу. Съездите в поместье Парджаделя и попросите о встрече с секретарем. Он вам все расскажет. – Пел-Тенхиор взглянул на меня, склонив голову набок. – Вы подозреваете меня в том, что я убил ее из-за оперы?
Я не смог ответить ни «да», ни «нет», лишь пробормотал:
– Возможно.
Он рассмеялся.
– Я мог бы убить кого-нибудь ради оперы, но только не члена труппы. Даже Арвене’ан я бы не стал убивать. Я слишком дорожу своими артистами. Вам, наверное, такие речи кажутся бесчувственными, но сейчас не лучшее время для того, чтобы лишиться певицы.
Моя симпатия к Пел-Тенхиору возросла. Он оказал мне услугу, откровенно изложив свою позицию. Сомнения и подозрения помешали бы моему расследованию.
– Может быть, вы помните, где находились в момент ее смерти?
– Здесь, – быстро ответил Пел-Тенхиор. – Шла опера «Генерал Олетадж». Она закончилась только к полуночи, и целый зал зрителей может подтвердить, что я сидел в своей ложе.
– Эти сведения будут мне очень полезны, – заметил я.
– Я действительно ее не убивал, – заявил он, – но понимаю, почему вы меня подозреваете.
– Не думаю, что вы побывали в ночь убийства в районе Джеймела, – сказал я. – Вас бы обязательно запомнили.
Пел-Тенхиор не сразу понял, что я имел в виду.
– Теперь я могу сказать матери, что броские наряды имеют свои преимущества.
Я вернулся домой, поделился сардинами с бездомными кошками, посвятил некоторое время медитации, потом лег в постель и уснул. Я не помнил, что мне снилось. Проснувшись среди ночи, я не сразу понял, где нахожусь. Иногда со мной такое случалось. Я лежал без сна несколько минут, пытаясь понять. Я не в Лохайсо, сказал я себе, потому что там у меня не было отдельной спальни. Я не в Авейо – сердце сжалось от боли при одной мысли об этом, – не в крошечной голой комнатке в доме родственницы при Унтэйлейанском Дворе. Наконец, я вспомнил Амало, вспомнил, что живу в собственной квартире, среди собственных вещей, хотя их было немного. Только после этого я смог уснуть.