Я не нашел в себе мужества выйти на открытое пространство и медленно обогнул святилище, высматривая тайник паломников, в котором хранились памятные знаки. Нередко такие тайники были хорошо замаскированы, а поиски оказывались последним испытанием верующего. В иной ситуации я охотно принял бы вызов, но теперь я беспрестанно озирался в поисках призраков, словно они могли причинить мне вред. Я прекрасно понимал, насколько нелепы эти опасения, но ничего не мог с собой поделать.
Наконец, я в буквальном смысле споткнулся о тайник – это был короткий приземистый столб с углублением наверху. Памятные знаки представляли собой изразцы, покрытые глазурью, на которых был изображен символ Улиса в ипостаси бога сновидений. Я подумал, что они выглядели слишком мирными для такого мрачного места. Выбрав один изразец, я осторожно спрятал его во внутренний карман жилета.
Теперь мне оставалось лишь дожить до утра, сохранив рассудок.
На рассвете, когда я подошел к воротам, оказалось, что меня ждет не только каноник. Рядом стояли газетчики – Горонедж, Туризар и третий, не знакомый мне, а я был не только без сюртука, но еще и в грязи с головы до ног. Ночью я потерял ленту для волос, и коса расплелась. Наверняка я выглядел как Сын Лесника из «Ишахадры».
Каноник Варленин, глядя на меня во все глаза, распахнула калитку.
– Доброе утро, каноник, – устало проговорил я.
– Доброе утро, отала, – ответила она. – Эти господа желают знать, что вы видели и слышали на Холме Оборотней.
Естественно, они желали знать. Я сказал:
– Господа, нам очень не хочется вас разочаровывать, но прежде чем беседовать с кем бы то ни было, мы должны поговорить с Амал’оталой.
– Познакомьтесь с оталой Келехаром, – с усмешкой обратился Туризар к неизвестному мне репортеру. – Вы нигде не встретите таких утонченных придворных манер, даже на аудиенции у князя Орчениса.
Это было не так, но Туризар был склонен к преувеличениям, неизменно искажая и приукрашивая факты в своих статьях. Я никогда не доверял тому, что писали в «Вечернем стандарте».
– Вы совсем ничего не хотите нам сказать? – жалобно спросил Горонедж. – Ради вас, отала, мы поднялись до рассвета.
– Мы не можем запретить вам делать глупости, мер Горонедж, – заметил я и, к удивлению всех троих, рассмеялся.
– Отала Келехар, – заговорил незнакомый репортер, – меня зовут Викеналар, я работаю в «Вестнике Амало». Правда ли, что на Холме Оборотней водятся призраки?
У меня возникло сильное искушение сказать «да», но Амал’отала и без того был недоволен мною.
– Сейчас мы не можем говорить с вами, – ответил я и пошел за каноником Варленин к экипажу.
Когда лошади тронулись, она сказала:
– Около полуночи прибыл курьер; нам обоим приказано явиться во дворец.
– Обоим? – переспросил я.
– Мы являемся вашим свидетелем, – сказала она. – У вас есть памятный знак?
Я показал ей выбранный изразец. Она улыбнулась, навострив уши, и кивнула:
– Очень хорошо, отала. Спасибо.
Я спохватился:
– Мы не можем являться во дворец в таком виде.
– Не беспокойтесь об этом, – ответила каноник Варленин.
В отчаянии я попытался пригладить волосы и нащупал веточки и комья грязи. Действительно, Сын Лесника. Без ленты заплетать косу было бессмысленно, но я, по крайней мере, выглядел просто как безумец, а не как взбесившийся фанатик Кстейо.
Когда мы вышли из двуколки в одном из боковых двориков княжеского дворца, каноник Варленин помогла мне отряхнуть засохшую грязь с брюк и надеть официальный сюртук.
Видимо, она хорошо ориентировалась в Амал’тэйлейане, потому что уверенно шла вперед и быстро нашла Азалиевую Комнату. Кроме князя Орчениса и его секретаря, я увидел Амал’оталу, двух каноников, дач’оталу Вернезара, отало Занарин и нескольких представителей семьи Дуалада. Я едва не попятился. Я думал, что мне предстоит отчитываться только перед главным священником, возможно, еще перед князем Орченисом. Я не возражал против присутствия Вернезара, но Дуалада – это было уже слишком.
Увы, князь Орченис меня уже заметил. Я вошел следом за каноником Варленин в Азалиевую Комнату, поклонился Амал’отале, Вернезару, князю Орченису и постарался сделать вид, будто Дуалада здесь нет.
– Итак, Келехар, – раздраженно заговорил Амал’отала. Мне оставалось лишь надеяться, что он злится не на меня или, по крайней мере, злится не слишком сильно. Я вынул из кармана памятный знак и протянул его одному из каноников, который передал изразец Амал’отале. Тот внимательно осмотрел его, вероятно, наслаждаясь напряженной тишиной, воцарившейся в комнате, и вернул канонику, а тот отдал изразец мне.
Амал’отала сказал:
– Этого достаточно. Отала Келехар прошел испытание.
Я почувствовал, как мои уши слегка приподнялись, и только в этот момент понял, что до сих пор они были прижаты к голове.
В наступившей тишине члены семьи Дуалада о чем-то перешептывались. Князь Орченис обернулся к ним:
– Мы надеемся, вы, наконец, удовлетворены, мер Дуалар? Или вы теперь намерены обвинить в жульничестве Амал’оталу?
Тот, к кому обращался князь, – вероятно, старший сын Непевиса Дуалара, – ответил:
– Разумеется, нет. Мы видим, что ошиблись. Приносим свои извинения отале Келехару.
Мне смертельно захотелось выйти из себя.
Мне захотелось наорать на них, обругать их за все зло, которое они необдуманно причинили мне. Крикнуть, что они вторглись в мою личную жизнь. И больше всего мне хотелось рассказать им о том, что мне пришлось пережить по их милости в Танверо и потом здесь, в Амало.
Я бесстрастно произнес:
– Извинения приняты.
Судя по положению ушей князя Орчениса, он в этом сомневался. Тем не менее он сказал:
– Тогда мы считаем, что вопрос закрыт. И поскольку теперь достоверно установлено, что отала Келехар сказал правду, мы приказываем Непевису Дуалару предстать перед Верховным судом, который будет разбирать его дело. Завтра.
Сын купца поморщился, но ответил:
– Разумеется, ваше высочество.
– Очень хорошо.
Князь Орченис поднялся, бросил мне:
– Келехар, мы хотели бы поговорить с вами наедине.
И быстро вышел из комнаты.
Я покорно последовал за ним. На самом деле я был рад законному предлогу исчезнуть из поля зрения Амал’оталы, который по-прежнему казался недовольным чем-то и искал, на ком бы выместить раздражение. Кроме того, у меня не было ни малейшего желания общаться с Вернезаром или Занарин.
Мы с секретарем вошли в Красную Комнату, князь сел и сказал:
– Присядьте, Келехар. У вас усталый вид.
Я опустился в кресло и беспокойно подумал о том, что буду делать, когда снова придется вставать.
– Ночь была беспокойной, ваше высочество.
– Значит, это правда, что на Холме Оборотней водятся привидения?
– Совершеннейшая правда.
– Можно ли что-то предпринять? Можно ли успокоить призрака, как, скажем, упыря?
Меня удивило, что с таким вопросом ко мне обратился князь, а не, например, Амал’отала, но я мог лишь сказать правду:
– Успокаивать никого и ничего не нужно. Это не души умерших, даже не остатки душ. Это просто… – Я не сразу смог найти нужное слово и вспомнил собственный иррациональный страх перед ними. – Просто воспоминания. Жуткие воспоминания.
– Но кто же вспоминает? – спросил князь Орченис.
Я покачал головой.
– Земля? Облака? Мы не знаем.
Князь Орченис вздохнул.
– Мы надеялись, что вы, как Свидетель Мертвых, найдете ответ, который ускользает от нас.
Многие на это надеялись. Я разочаровал бо'льшую их часть.
– Нам очень жаль, но мы не можем найти решение. Мы не знаем, что следует сделать, чтобы очистить это место от призраков.
– Ну что ж, – сказал князь Орченис, – видимо, резня Волков Анмуры так и будет длиться, повторяясь снова и снова. Кошмар этого города, насколько нам известно.
– Значит, вот что там происходит?
– Да. Один из эпизодов в истории княжества, наименее лестных для наших предков. Две тысячи лет назад, после того как были запрещены таинства Анмуры, Военный Вождь Амало воспользовался опалой Волков как предлогом для того, чтобы разграбить и сжечь подворье на вершине Холма Оборотней. Потом его воины перебили всех, кого нашли там.
Я машинально сделал ритуальный жест, оберегающий от зла, который знал с детства. Неудивительно, что противоборствующие стороны было так трудно различить.
Я знал, что таинства Анмуры были запрещены по веской причине. Со временем поклонники Анмуры стали алчными и продажными, в своем высокомерии они ставили себя выше императора, выше архиепископа. Кроме того, о них ходили всякие темные слухи, как это всегда бывает в подобных случаях. Когда архиепископ Винведрис отказал им в защите, не только князь Амало выступил против них с огнем и мечом. Последователи Анмуры долгие годы восстанавливали против себя жителей страны.
Но потом я вспомнил прелата Улиса, которого волокли на верную смерть, и содрогнулся.
Князь Орченис сказал:
– Мы вас больше не задерживаем, отала Келехар. Должно быть, вы очень устали.
Этого я не стал отрицать.
– Наш кучер отвезет вас домой, – добавил князь.
На моей улице княжеская повозка будет смотреться, как черный конь на снегу, но мне слишком сильно хотелось попасть домой, и я не стал возражать, ответив:
– Благодарим вас, ваше высочество.
На этом разговор был окончен.
Но в коридоре меня ждали Вернезар и Занарин. Каноник Варленин держалась поодаль.
– Мы пройдемся вместе с вами, – заговорил Вернезар, шагнув ко мне. – Вы свободны, Варленин.
Женщина, казалось, не хотела оставлять меня, но ей пришлось подчиниться высокопоставленному священнику. Она поклонилась и ушла. Я надеялся, что Амал’отала не сделает ей выговор.
– Чем мы можем вам служить, дач’отала? – устало спросил я.
– Интересно, что вы задаете этот вопрос сейчас, отала Келехар, – сказал Вернезар. – Мы считаем, что вам следовало спросить об этом несколько дней назад.