– Чем больше я о ней знаю, тем выше вероятность того, что я смогу найти ее убийцу, – объяснил я. За многие годы я усвоил, что со свидетелями следует быть терпеливым, поскольку большинство из них невольно страшатся, когда их расспрашивают о жертве убийства. – Мне не нужны интимные подробности. Мне просто хотелось бы взглянуть на нее под другим углом.
Корешар молчал – либо тщательно взвешивал свои слова, либо он был из тех, кто всегда думает, прежде чем ответить. Наконец, он сказал:
– Мин Шелсин была очень красивой и очень талантливой. Амбициозная, она хотела исполнять ведущие партии в Амал’опере. Она была… полна жизни.
Это могло означать что угодно.
– Она часто играла в азартные игры?
– Мы довольно часто ходили в игорные дома, но я не каждый вечер сопровождал ее. Не знаю, что она делала в те дни, когда я был занят другими делами. – Он помолчал, потом добавил: – Она проигрывала большие суммы.
– Вы знаете кого-нибудь, кто мог желать ее смерти?
– И’ана Пел-Тенхиор, – немедленно ответил он. – Они смертельно ненавидели друг друга.
Пел-Тенхиор уже не раз говорил мне об этом, но мне все равно неприятно было слышать эти слова.
– Благодарю вас, осмер Корешар, – произнес я. – Вы мне очень помогли.
– Надеюсь, вы найдете того, кто это сделал. Смерть Арвене’ан – горестное событие.
Однако Корешар не сказал, что он горюет о ней, и я рискнул задать бестактный вопрос:
– Вы ее любили?
Он не смог скрыть удивления.
– Нет. Не любил. Мне было приятно ее общество, и, разумеется, я восхищался ее пением.
– Вы преподносили ей много подарков?
Последовала еще одна продолжительная пауза, и мне начало казаться, что он не ответит, но он заговорил:
– Я знал о ее привычке обирать покровителей до нитки и не хотел попадаться на эту удочку. Я делал такие подарки, какие считал нужными, и тогда, когда считал нужным. Арвене’ан еще не начала проявлять нетерпения, но мои друзья уверяли меня, что скоро это произойдет. – Он невольно прижал уши к голове и пробормотал: – Но теперь, конечно же, она ничего больше не потребует у меня.
– На ваш взгляд, мог ли кто-то из мужчин, которых она разорила, разозлиться на нее и спланировать месть?
Лично мне подобное предположение казалось маловероятным; осмер Корешар из вежливости сделал вид, что думает над ответом, но сказал:
– Нет. Из троих разорившихся поклонников, известных мне, двоим приказано было уехать и заняться управлением филиалами семейных предприятий в других городах, а бедняга Элитар все еще верит в то, что судьба улыбнется ему за игорным столом.
– Благодарю вас, осмер Корешар. Вы можете сообщить мне еще какие-нибудь сведения, которые, по вашему мнению, помогут расследованию?
Он надолго задумался, потом ответил:
– Если это не Пел-Тенхиор, а насколько я понял из нашего разговора, вы его не подозреваете, тогда единственная причина убийства, которая приходит мне в голову, это ее любовь к… наверное, можно назвать это чужими секретами. Она любила добывать сведения, которые ей не следовало знать, которые ее не касались. И мин Шелсин не была… если она узнавала такой секрет, она не могла не злорадствовать. А ведь есть такие тайны, ради сокрытия которых иные способны убить.
– Верно, – согласился я.
Мы поклонились друг другу, и я направился к выходу.
Оценка осмера Корешара совпадала с мнением коллег мин Шелсин; возможно, ее действительно погубила любовь к чужим секретам. Я вспомнил мин Леверин, костюмершу. Она поддалась на шантаж актрисы, но кто сказал, что другие вели себя так же? Возможно, одна из жертв выбрала иной способ защитить свою тайну.
Вопрос заключался в том, что это была за тайна. Точнее, чья это была тайна?
Я вспомнил найденную в кармане платья мин Шелсин бумажку с расплывшимися чернилами, которая развалилась в моих руках. Неужели в ней был пресловутый секрет? Неужели из-за этой бумажки ее убили? Это было всего лишь предположение; однако эта гипотеза объясняла ночное свидание в Джеймеле, объясняла, почему мин Шелсин согласилась прийти в такое сомнительное место.
Я задумался, был ли какой-нибудь способ узнать размеры ее карточных долгов.
Существовал и иной вариант. Допустим, Пел-Тенхиор не убивал артистку собственноручно – его местонахождение в ночь преступления легко можно было проверить, – но он вполне мог воспользоваться услугами какой-нибудь темной личности. В Джеймеле за соответствующую сумму можно было и нанять убийцу, и оплатить его молчание. И я считал, что Пел-Тенхиор без труда смог бы найти такого наемника. С другой стороны, мне казалось, что он привел вполне убедительную причину, по которой он не стал бы убивать певицу. Ему нужен был ее голос, и если я правильно оценил характер режиссера, опера была для него намного важнее личной вражды.
Я честно признался себе, что не хочу, чтобы Пел-Тенхиор оказался убийцей. И еще я знал, что не могу полагаться на интуицию. Эвру поклялся мне, что не имеет никакого отношения к исчезновению жены, и я ему поверил.
Я поверил ему и, как выяснилось позже, совершил ужасную ошибку. Мои личные чувства не имели доказательной ценности. Пел-Тенхиор мог мне нравиться или не нравиться, но это не должно было влиять на расследование. Важно было лишь одно: сумею ли я докопаться до правды?
Я застал мера Ксенивара в отцовской конторе. Выглядел он плохо, как будто не спал всю ночь, и когда я объяснил ему цель своего визита, он по-детски обрадовался возможности поговорить о мин Шелсин. Мне стало даже жаль его.
Он обожал эту женщину; юноша не раз делал ей предложение, а мин Шелсин ухитрялась отказывать так, что он не чувствовал себя оскорбленным. Судя по всему, она не пыталась его шантажировать. Мер Ксенивар перечислил свои подарки; все они были мне знакомы после похода по ломбардам Амало. Он не знал о ее карточных долгах, в противном случае обязательно предложил бы их оплатить. Я не мог понять, почему она не воспользовалась его помощью, хотя охотно принимала его же подарки и потом закладывала их.
Возможно, подобно осмеру Элитару, она до последнего верила в то, что сможет справиться сама.
Мер Ксенивар не сказал мне ничего нового о мин Шелсин, да я и не надеялся на это. Однако он сообщил, где я могу найти других ее поклонников. По-видимому, он следил за ними с той же одержимостью, как и за ней.
Это меня встревожило, и я спросил:
– Где вы были той ночью?
– Когда мне следовало спасать жизнь мин Шелсин? – горько переспросил он, даже не осознавая, что его могут заподозрить в убийстве. – Я был здесь, помогал готовиться к ежегодной ревизии. Аудиторы прибыли на следующее утро.
– Вы были очень заняты?
– Очень. Мы с братом смогли прилечь только на рассвете – клерков мы отослали по домам в полночь.
А это значило, что мера Ксенивара не было в Джеймеле в полночь и он не убивал мин Шелсин.
– Вам не приходит в голову, у кого могло возникнуть желание убить ее?
– Как могло у кого бы то ни было возникнуть такое желание? Она была такой красивой, такой талантливой. – На его глаза навернулись слезы, и он заморгал, стряхивая влагу. – Она часто ссорилась с осмером Поничаром. Они ужасно кричали друг на друга. Я спросил Арвене’ан, почему она продолжает принимать его у себя, но она лишь рассмеялась и сказала, что они понимают друг друга. Однако И’ану Пел-Тенхиора она ненавидела. Они постоянно ссорились, и мин Шелсин жутко злилась. А на Поничара – никогда.
– Как вы думаете, Пел-Тенхиор мог бы ее убить?
– Не знаю, – сказал мер Ксенивар. – Она ненавидела его, но я не знаю, что испытывал к ней он. Мин Шелсин иногда излишне… драматизировала свои чувства к другим людям.
Мне показалось, что слово «драматизировать» являлось в данном случае слишком мягким, но я уже понял, что мера Ксенивара привлекал в актрисе именно накал страстей. Она дарила послушному сыну торговца эмоции, которых ему не хватало в его размеренной жизни. Я спрашивал себя, нашел ли бы он когда-нибудь эти треволнения утомительными?
Это был один из тех вопросов, которым суждено было остаться без ответа.
Воспользовавшись указаниями мера Ксенивара, я без труда нашел осмера Поничара. Однако он отказался говорить со мной не только о мин Шелсин, но и вообще о чем бы то ни было. Осмер Поничар сказал лишь:
– Я ничего не знаю о ее смерти.
И поскольку у меня не было никаких доказательств обратного, не было и оснований заставить его отвечать на вопросы. По крайней мере, таких оснований, которые Амал’отала нашел бы вескими в случае, если бы осмер Поничар вздумал подать на меня жалобу. Судя по его неприязненному взгляду и положению ушей, я пришел к выводу о том, что он непременно пожалуется. Я не собирался ставить под удар свое расследование ради информации осмера Поничара, особенно потому, что она вряд ли была мне полезна – конечно, не считая неожиданного чистосердечного признания, но на это я рассчитывать не мог. И я отправился на поиски осмера Элитара.
Я нашел его в игорном доме неподалеку от Алой Оперы. Глаза у него покраснели, руки дрожали, и хотя он говорил со мной довольно охотно, я видел, что он думает о другом. Осмер Элитар не сказал мне ничего нового: повторял, что мин Шелсин была красивой, очаровательной и так далее. Казалось, он не винит ее в своем разорении, и я ушел, сомневаясь в том, что он потратил все деньги на нее. Возможно, причиной банкротства была его собственная страсть к игре.
Оставался лишь дач’осмер Камбешар, которого я не нашел ни в модных чайных, ни в популярных игорных домах. Его городская резиденция находилась в бывшем дворце семьи Брененада, превращенном в доходный дом. Ворота охранялись, никто не мог войти на территорию без разрешения. Я знал, что, если паж, вернувшись, скажет: «Дач’осмер Камбешар сегодня не сможет вас принять», мне останется только развернуться и уйти.
Но паж, подойдя к воротам, сказал:
– Дач’осмер Камбешар согласился уделить вам несколько минут.