На лице мальчишки было написано изумление.
Резиденция поддерживалась в образцовом порядке, как в те времена, когда здесь жили Брененада, и на каждой двери, мимо которой мы проходили, красовалась фамильная печать. Дач’осмер Камбешар обитал среди сливок общества – я узнал эмблемы домов Дживенада, Тативада, Роэтада. Я почувствовал себя еще более убогим и ничтожным, чем в чайной «Шолави». Слуги в ливреях, встречавшиеся нам в коридоре, косились на меня с таким же изумлением, как и паж.
Квартира дач’осмера Камбешара располагалась в южном крыле, на втором этаже. Для того чтобы туда попасть, нужно было пересечь просторную крышу-террасу. Вероятно, при прежних хозяевах ее использовали как бальный зал весной и в начале лета; я слышал, что старая аристократия Амало имела вкус к подобным вещам.
Дверь квартиры дач’осмера Камбешара выходила на эту террасу. Приемная была просторной и светлой, ее украшали старинные гобелены и изящная мебель из дерева элест. Дач’осмер Камбешар, сидевший в кресле у арочного окна, поднялся и произнес:
– Отала Келехар, нам доложили, что вы желаете побеседовать с нами.
Мне стало не по себе от его тяжелого пристального взгляда. Это был высокий, элегантно одетый зеленоглазый мужчина; нефритовые серьги подчеркивали цвет его глаз. Прическу украшали нити золотых и янтарных бусин, но, несмотря на теплый цвет драгоценностей, от него исходил леденящий холод.
Я сразу понял – так иногда догадываешься о вещах, которые невозможно доказать, – что если бы он убил мин Шелсин, ее тело никогда бы не нашли и мне не пришлось бы приходить в эту квартиру, похожую на шкатулку с драгоценностями.
– Дач’осмер Камбешар, – начал я, – мы благодарны вам за то, что вы согласились нас принять. Мы не отнимем у вас много времени.
Аристократ приподнял брови, но я не понял, была ли это насмешка или приглашение продолжать.
– Мы ведем расследование убийства Арвене’ан Шелсин, – сказал я, – и беседуем со всеми ее покровителями. Вам известно, кто мог желать ей смерти?
– Нет, – ответил он. – Но мы крайне мало знаем о мин Шелсин, если не считать того, что у нее был красивый голос. Она не откровенничала с нами.
Судя по его безразличному тону, дач’осмера Камбешара это вполне устраивало.
Я несколько мгновений смотрел на него, пытаясь преодолеть инстинктивное отвращение и не позволить своим чувствам влиять на суждения.
– Вы знали об ее карточных долгах?
– У нее были долги? – произнес он, снова приподняв брови. Лицо его оставалось бесстрастным. – Мы не удивлены. Она была… безрассудной.
Это было сказано с осуждением. Дач’осмер Камбешар не совершал безрассудных поступков и не стал бы сочувствовать тем, кто их совершает.
Он вообще никому не сочувствовал. Несмотря на то что в окна лился солнечный свет, мне было холодно, и я чувствовал себя так, словно пробирался на ощупь в темноте. Я помолчал немного, потом решил, что мне нечего терять, и спросил:
– Она не пыталась вас шантажировать?
Аристократ рассмеялся.
– Так она этим зарабатывала на жизнь? Нет, мы хорошо охраняем свои секреты.
Я ему поверил. Но мне в голову пришел еще один вопрос:
– Вы присутствовали на представлении «Генерала Олетаджа» в Алой Опере девятого числа?
– В тот вечер, когда ее убили? Так вышло, что да.
– А И’ана Пел-Тенхиор там был?
Я должен был кого-то спросить об этом, и я точно знал, что дач’осмер Камбешар мне не солжет, в то время как певцы могли бы сказать неправду.
– Был, – ответил дач’осмер Камбешар, но не стал спрашивать, зачем мне эти сведения.
Я сказал:
– Спасибо, что уделили нам время, дач’осмер Камбешар. Мы очень ценим вашу помощь.
– Мы едва ли помогли вам, – заметил он. – Не стоит благодарности, отала. Нам жаль, что мы не сумели предоставить вам больше информации.
– Даже отсутствие информации может о чем-то рассказать, – ответил я, и он вызвал пажа, чтобы тот проводил меня.
К этому времени у меня сложилось более или менее ясное представление о личности Арвене’ан Шелсин. Она была амбициозной женщиной – не только на профессиональном поприще, но и в том, что касалось финансов и социального положения. Она была, как верно заметил дач’осмер Камбешар, безрассудной, не думала о последствиях своих поступков. Отсюда и азартные игры, и конфликты с коллегами. Казалось, в личных отношениях ее интересовало лишь мнение мин Ноченин и мин Балведин. Я задумался, зачем ей понадобилась дружба конторщиц: потому что она рассорилась со всеми певцами и певицами или потому что в коллегах она видела лишь конкурентов?
Мин Шелсин много играла, не умела распоряжаться деньгами, была жадной – ей постоянно нужно было больше красивой одежды, больше престижа, больше… всего. Больше секретов. Хотя я знал только одну жертву шантажа (пока что), я уже догадался, что эту гнусность артистка совершала не раз. Это было наиболее вероятной причиной ночной встречи в районе Джеймела, гибели в канале. Возможно, преступник, придя на встречу, не собирался ее убивать; возможно, он ударил женщину и столкнул ее в воду, поддавшись вспышке неконтролируемой ярости. Она даже не подозревала, что ее жизни угрожает опасность.
С другой стороны, мин Шелсин была беспечна, ее не интересовала реакция окружающих на ее слова и поступки. Может быть, преступник все спланировал. Возможно, его целью с самого начала было убийство.
Но это были отвлеченные рассуждения. Меня больше интересовало имя преступника.
Это был не Пел-Тенхиор – Камбешар подтвердил, что в ночь убийства он сидел в своей ложе. Артисты, занятые в тот вечер в спектакле, также имели твердое алиби. Кто они? Вот на этот вопрос я мог получить ответ. С некоторой неохотой я отправился в театр.
Пел-Тенхиор руководил вечерней репетицией «Джелсу», а Торамис что-то торопливо записывал в блокноте. Я сел позади него и принялся наблюдать за происходящим.
Артисты репетировали финальную сцену, в которой Джелсу, чтобы избежать домогательств мастера, бросается с галереи в гигантский работающий механизм. Мин Вакреджарад, казалось, побаивалась прыгать; до меня донесся голос Пел-Тенхиора:
– Куча матрасов, Оторо.
Они стояли на металлической конструкции, изображавшей галерею; мер Олора, который исполнял партию мастера, с хмурым видом торчал посреди сцены.
Пел-Тенхиор и мин Вакреджарад спустились вниз, артисты повторили сцену. Мастер преследовал Джелсу, тесня ее к лестнице, потом они поднимались по ступеням, и мин Вакреджарад, пятясь по галерее, должна была в конце концов оказаться в нужном месте и броситься вниз в нужный момент. Мне показалось, что это был сложный маневр, требующий большой точности; кроме того, им в это время надо было еще и петь.
Они прогнали эту сцену трижды, и Пел-Тенхиор в определенные моменты выкрикивал какие-то слова – я решил, что это строчки из арий. Потом они повторили то же самое, но при этом пели вполголоса. А затем мер Олора начал ссориться с Пел-Тенхиором.
Из того, что можно было расслышать, я понял: речь шла о каких-то технических деталях. По их позам и положению ушей было ясно, что оба сильно разозлились. Но причина перепалки осталась для меня загадкой.
Они стояли буквально нос к носу и орали друг на друга: голос мера Олоры, похожий на раскаты грома, разносился по всему зрительному залу, но хотя голос Пел-Тенхиора был немного выше, он не отставал от противника.
Ссора закончилась так же внезапно, как и началась: мер Олора ушел за кулисы, а Пел-Тенхиор направился к краю сцены. Он был мрачен как туча.
Когда он меня заметил, его уши приподнялись, и он приветливо и искренне улыбнулся.
– Отала Келехар! Что привело вас сюда на этот раз?
– Кто был занят в спектакле в вечер убийства мин Шелсин? – спросил я.
– Взрослые певцы, которые исполняют ведущие партии. В «Генерале Олетадже» ролей мало – в отличие от «Осады Текхари», где есть работа для всех, да еще и артистов не хватает. Участвовали только Нанаво, Кебрис и Шулетис. Мы бы не стали ставить эту оперу, не будь она так прекрасна.
– Благодарю вас, – ответил я. Подозреваемых внезапно стало намного больше, чем я надеялся. – Я могу поговорить с певцами?
– Конечно, – кивнул Пел-Тенхиор и крикнул: – Прошу всех выйти на сцену!
Сегодня мне повезло: из-за кулис появилось множество народу. Я поднялся по доске и, не тратя времени даром, спросил:
– Кто из вас знал, что Арвене’ан Шелсин была шантажисткой?
После долгого неуверенного молчания начали стыдливо подниматься руки. Знала примерно половина труппы, включая мера Телонара, второго тенора. Почти все женщины были в курсе.
Мне хотелось спросить, почему никто не рассказал мне об этом раньше, но я знал ответ. Каждый из них хранил секрет – свой или чужой.
– Благодарю вас, – сказал я. – У меня нет никакого желания предавать огласке ваши секреты. Кто из вас знал, что она играла в азартные игры?
На этот раз рук было поднято гораздо меньше: снова мер Телонар, мин Вакреджарад и четыре или пять женщин из хора.
– Однажды во время примерки мин Шелсин рассказала нам о «Тивалини», – объяснила мин Вакреджарад. – Думаю, потом она пожалела об этом.
– Кому-нибудь известно, сколько денег она была должна? – спросил я, глядя на мера Телонара, но он покачал головой.
– Мы обсуждали игру в пакх’палар, – сказал он. – Мин Шелсин не очень хорошо играла, так что, если она часто бывала в казино, то, наверное, проигрывала огромные суммы.
– Да, – сказал я. – Вероятно, так и было.
И тут артист из хора, чьего имени я не знал, спросил:
– Правда ли, что вы провели ночь на Холме Оборотней?
– Да, – кивнул я.
– А правда, что Дуалада нанесли вам смертельное оскорбление? – крикнул кто-то еще.
– Что? Нет, это совершенно не так.
– Но они вас все же оскорбили, – вмешался Пел-Тенхиор.
– Ну… да, это правда. Но мер Дуалар извинился.
– Да зашан цена их извинениям, – проворчал кто-то из задних рядов.