Лет ему было никак не менее пятидесяти, происхождения простонародного – бородат, борода и короткие волосы с проседью, однако треуголка, которой простолюдину не положено, выглядела в его крупной темной руке как-то сомнительно. И короткий кафтан коричневого цвета, и сапоги – как у драгуна… Кто бы мог быть таков?
– Не извольте беспокоиться, мы зла не причиним. Нам только приказано доставить вас домой и сдать с рук на руки вашим близким. Эй! Афоня! Сюда! Я ее нашел!
Голос у мужчины оказался до того зычный, что Амур с перепугу вскинулся на дыбки и заплясал, а потом рванулся в сторону.
Лизанька даже не поняла, как этот голосистый мужчина на рыжей лошади ловко выскочил из кустов и схватил Амура под уздцы.
– Ну, тихо, тихо, не шали, – сказал он Амуру. – Не испужались, сударыня? Афонька! Куда ты запропал?!
– Туточки я!
– Дай знак нашим – что, мол, нашли!
И загудел охотничий рожок, подавая сигнал – два протяжных тона. Ему отозвался другой.
– Едем, сударыня, – сказал мужчина. – К обеду домой не поспеете, а ужинать будете уже у себя.
И тут удивление оказалось сильнее страха. Лизанька знала – до бабушкиной усадьбы час рысью, не более.
– Куда?.. Куда вы меня?..
– Сударыня, нам велено сопроводить вас до Конькова, – сказал мужчина. – Это – все, более от вас ничего не требуется, только ехать с нами. Да что вы так глядите? Сказал же – не тронем!
Он опять перекрестился.
– Зачем до Конькова? – прошептала ошарашенная Лизанька. – Мне туда не надо.
– Затем, сударыня, что вам в Конькове быть пристойнее, чем здесь, – строго объявил он. – Не извольте противиться. Едем! За мной, Афонька!
Это так прозвучало, что Лизанька не на шутку испугалась.
– Оставьте меня! – воскликнула она дрожащим голоском. – Я княгини Чернецкой внучка!
– Как вам будет угодно, – ответил мужчина.
– Отведите меня к ее сиятельству!
– Нам велено сопроводить вашу милость до Конькова, насчет ее сиятельства распоряжений нет.
– Да кто велел-то?
– Их графское сиятельство.
Графское сиятельство в окрестностях было одно – Алехан Орлов. Но при чем тут Коньково?
О том, что у графа гостит старший брат, Лизанька слыхала. Но о Екатерине Зиновьевой, живущей сейчас в Конькове, – нет. И столичные сплетни ее миновали. Материнские подруги все больше о своих любовниках толковали и добела мыли им косточки.
Если бы Лизанька сообразила, что попала в капкан, поставленный на девицу Зиновьеву, если бы у нее хватило силы духе закричать, призвать бородатого, а также незримого пока Афоньку, к повиновению, потребовать, чтобы ее хоть мимо бабушкиной усадьбы повезли, а там кто-то из своих людей пришел бы на помощь!..
Но девушка решительно не понимала, что происходит.
Она позволила бородатому взять повод Амура и перекинуть через конскую голову. Сейчас она могла править лошадью только при помощи коленей. Не говоря более ни слова, бородатый повел Амура за собой, его рыжая лошадь шла шагом, а сзади появился таинственный Афонька, тоже бородатый, но совсем молодой.
Так Лизанька ехала по лесу, впав в некое оцепенение. Она понимала – творится что-то дурное. А воспротивиться не могла. Уже и обеденное время прошло, а она все ехала и ехала шагом. Наконец ей стало странно – отчего путь в Коньково пролегает исключительно по лесу? Отчего бы не выехать на открытое место, на дорогу?
И тут где-то очень далеко загудел рожок. Повторялись два тона.
– Дядя Терентий, что за притча? – спросил Афонька.
– Не знаю, – ответил бородатый. – Вот те крест, не знаю!
Сигнал рожка прозвучал снова, были три повтора.
– Отчего общий сбор? – удивился Афонька. – Мы же сбор трубили!
– Ни хрена не понимаю!
Бородатый поднес к губам рожок, протрубил уже знакомые Лизаньке два тона. И получил издалека ответ: четыре тона, последний – самый сильный и долгий.
– Это что же, велено «назад»? – Афонька уставился на бородатого с надеждой: вдруг разъяснит это недоразумение. Но бородатый обратился к Лизаньке:
– Сударыня, кто вы?
– Я Елизавета Соколова, моя бабушка – княгиня Чернецкая! – от возмущения девушка так осмелела, что заговорила в полный голос.
– Дядя Терентий!.. – начал было Афонька.
– Молчи, дурак! Сударыня, возвращайтесь обратно этим же путем! Афонька, за мной!
И оба ускакали, оставив Лизаньку на тропе в одиночестве.
Если бы она знала, что довольно принять вправо, спуститься в овражек, проломиться сквозь еловый сухостой и подняться, то в полусотне сажен и опушка, и видная издали дорога! А по дороге ездят люди, которые сразу укажут, где владения Чернецких! Но знать это она не могла.
Девушке опять стало страшно.
Она вернула поводья в нужное для всадника положение и поехала назад, с тревогой прислушиваясь ко всем лесным шумам и шорохам, к незнакомым птичьим голосам.
И так получилось, что она выехала на поляну – а одновременно по другой тропе выехал всадник. Поперек седла у него лежал охотничий карабин.
Всадник, увидев Лизаньку, схватил карабин и прицелился.
Она поняла, что вот сейчас прозвучит выстрел, и отчаянно завизжала. Девушка даже не подозревала, что способна на такой пронзительный визг. А визжала она, зажмурившись от ужаса.
Амур, непривычный к таким звукам, опять заплясал на задних ногах. Еле удалось с ним совладать. Когда дыхание перехватило, Лизанька открыла глаза.
– Сударыня, сударыня! – закричал всадник. – Я понял, что вы дама!
В голосе была радость.
Лизанька уставилась на всадника, чуть не плача. Чужой мужчина в лесу, наедине с девушкой, – он же страшнее медведя, медведь поворчит и уйдет, а мужчина как набросится!
Представление о кавалерах, которые набрасываются, Лизанька получила в родительском доме. Когда мать принимала у себя подружек, дамы, угостившись мадерой, хвастались победами. И в их табели о рангах страстный плечистый кавалер, который кидается на даму чуть ли не с рычанием и валит ее на постель, стоял куда выше щуплого и галантного любезника. Лизанька, как ни была скромна, порой подслушивала эти беседы со всеми амурными подробностями и ужасалась; ей казалось, что лучше в петлю, чем в этакие зверские объятия.
– Сударыня, не бойтесь, Христа ради, – сказал всадник. – Я до вас пальцем не прикоснусь… Вы езжайте себе с Богом… или, может быть, вас проводить?..
– Не надо провожать! – выкрикнула Лизанька.
– Как прикажете.
Всадник повернул коня и поехал прочь.
– Послушайте! Сударь! – дав ему отъехать шагов на двадцать, крикнула девушка. – Скажите, будьте столь любезны, в какой стороне усадьба Чернецких!
Всадник обернулся.
– Простите великодушно, я не знаю, я в этих краях впервые. Был там единожды, но дорогу указать не могу.
И тут Лизанька его признала.
Первое чувство было – страх. Ведь этот человек – вор, преступник, по нему сибирская каторга плачет. Так сказала бабушка, а она знает жизнь, много повидала. Слушая такие слова, Лизанька чуть от стыда не сгорела. Ведь когда попросились на ночлег незваные гости, она испытала острую жалость к белокурому страдальцу, которого мощный бородатый кучер внес на руках. Она даже, переборов застенчивость, приходила к нему в комнату вместе с Агафьей, приносила питье – кисленький взвар, от которого ему явно делалось легче.
О том, что гости на самом деле воры, первая догадалась Агафья, после чего вся дворня с них глаз не спускала. И вот – встреча в лесу…
Он, этот страдалец, уже не походил на умирающего, держался в седле прямо, но то, что не отводил от Лизаньки взгляда, ее пугало. Чего ожидать от вора? Не отнимет ли коня?
– Сударыня, – сказал бывший страдалец, – вы, сдается, внучка госпожи Чернецкой?
– Да, княгиня мне бабушка. Меня уже всюду ищут! – воскликнула Лизанька. – Бабушка разослала людей! Прощайте!
Она заставила Амура сделать вольт и пойти рысью прочь, подальше от такого сомнительного знакомства.
– Сударыня, куда вы?! – крикнул вслед страдалец. – Там же болото, увязнете!
Лизанька не ответила, но натянула поводья.
– Сударыня, я знаю, тут есть просека! Верстах в двух! По ней здешние крестьяне по дрова ездят! Позвольте, я вас к просеке провожу, чтобы вы могли хоть выехать из леса!
Лизанька обернулась.
Страдалец даже не пытался приблизиться.
– Поезжайте за мной следом, я вас выведу к просеке! – закричал он.
Лизанька была неопытна, и такое поведение кавалера ее сильно озадачило. Вдруг осенило: да он же понял, что собеседница его боится!
Девушка действительно в Москве, в доме отчима, была робка и пуглива. Она и бабушки побаивалась, хотя к ней почти привыкла. Чужих она дичилась и ничего в этом постыдного не видела. Но сейчас… Этот негодник принял ее за трусиху?!. Было в его отношении нечто оскорбительное, а что – Лизанька сама себе не могла бы объяснить.
Она опять развернула Амура и медленно поехала к странному собеседнику.
– Сударыня, наша встреча была такова, что вы Бог весть что обо мне и моих товарищах подумали. Странствуют какие-то подозрительные, что-то врут… Я не таков! – воскликнул он. – Разрешите представиться – Александр Коробов, к услугам вашей милости!
Он выпалил это так отчаянно, что Лизанька снова забеспокоилась – непременно ведь новое вранье. Ей и в голову не пришло, что этот человек впервые в жизни рекомендует себя девице.
Что отвечать – она не знала. Услышав такое в гостиной, пусть хоть в бабушкиной, она бы взмахнула веером и сказала, что счастлива сделать знакомство, так ее научили материнские подруги. Но какое может быть счастье в лесу? Лизанька предпочла промолчать.
– Я поеду вперед, вы благоволите следовать за мной.
– Да… – прошептала девушка.
Глава 16
Амалия то верила Весселю, то не верила.
Когда рядом с ним был бородатый Бейер, говоривший по-немецки изысканно, как придворный, – верила. Этот господин Бейер умел объяснить неловкость Весселя, говорил приятные слова, хвалил изящные руки Амалии, ее нежный голос, был галантным кавалером. Вессель при нем тоже становился любезен и галантен.