У Крысолова всё было длинным: руки и ноги, нос и пальцы, трубка и спички. Его наряд составляли высокие сапоги, куртка почти до колен, из мягкой, но прочной зелёной кожи, той же кожи штаны, зелёная тканая рубаха. Во дворе, по которому сновали редкие в этот час обитатели района, он выглядел куда более чужеродным, чем в джунглях. Но никто не сообщит в полицию о появлении подозрительного человека, никто не пожалуется на открытое нарушение «Закона о лёгких наркотиках». Только поморщатся прохожие, оказавшись в облаке дыма, и пойдут себе дальше, с каждым шагом отчего-то всё меньше негодуя.
Слишком чужой, чтобы быть заметным.
Закончив курить, Крысолов аккуратно выколотил трубку, продул мундштук и уложил всё обратно в мешок, затем достал дудочку, тоже довольно длинную. Внимательно осмотрев немудрёный инструмент, Крысолов осторожно извлёк несколько пробных нот. Рядом тотчас же остановился ребёнок.
— Откуда вы всегда берётесь? — нахмурился Крысолов. — Как из-под земли вырос! Иди, я не стану играть для тебя.
Мальчик лет пяти, толстый, надутый, хотел, наверное, что-то возразить, но не успел собраться с мыслями. Вернулась потерявшая его на миг из поля зрения мать, крепко встряхнула и потащила за собой.
— Разве ты не видишь, что это плохой дядя?!
Малыш покорно переставлял ноги, однако упорно выворачивал голову, стараясь хорошенько рассмотреть плохого дядю. Глаза уже блестели от первых слёз. Наконец пара скрылась за углом здания.
— Чувствуют… — проворчал Крысолов и дунул ещё несколько раз. — Чувствуют лакомство, хотят.
Несмотря на яркое солнце, на высоком лбу не выступило ни капли пота. Звуки вылетали один за другим, поначалу никак не связанные между собой, но постепенно они сливались в единую мелодию с землёй и огнём, водой и воздухом. Вышедший из подъезда пожилой мужчина вдруг поёжился, словно от холода, глянул на небо и вернулся назад, громко хлопнув дверью.
— Счастье ещё, что здесь мало детишек! — хмыкнул довольный собой Крысолов. Он быстро нашёл необходимые созвучия. — Но где мало детей, мало и крыс, так уж заведено.
Он легко поднялся и уверенно зашагал по незнакомой земле. Навстречу попалась женщина, смуглая, высокая, с короткими волосами, в светлом комбинезоне. Крысолов на ходу приподнял шляпу — ровно настолько, чтобы из тени на миг показались светло-серые глаза. Женщина отчего-то вздрогнула, отшатнулась. Когда он прошёл, она мельком оглянулась, поправляя причёску.
— Шляпа… Какая странная шляпа.
Да уж, в Москве давно не видели таких шляп. Остроконечная зелёная, с широкими мягкими полями. Тулью перехватывал тонкий коричневый ремешок, из-за которого торчал ослепительно зелёный цветок. Таких не бывает.
— Это Живец.
— Молодец, Живец… Знаю, что было весело.
— И сейчас нескучно. Что у тебя?
— Примерно так же. Встретимся как в позапрошлый раз, с поправкой на один и половину. Время восемь.
Дмитрий разорвал связь, аккуратно опустил трубку в приёмное окошко автомата. Тот, за несколько секунд сняв плату, выплюнул личную карту. У обычных людей такая штука одна на всю жизнь, а вот у Дмитрия их целая пачка.
Отойдя от автомата, он стянул с головы сложенную из газеты шапочку, надёжно прикрывшую лицо от видеокамеры. Вряд ли полиция обратит внимание на звонок, таких каждый день бывает полно. Наркоманы договариваются со своими дилерами, собираются на совещания сетевые пираты, хакеры. Впрочем, ищет его скорее всего вовсе не полиция, и этой картой лучше без необходимости больше не пользоваться.
В позапрошлый раз они со Снежинкой встречались на стоянке возле гипермаркета в Звенигороде, а теперь, значит, следует искать на пятьсот метров севернее. «Время восемь» настанет всего через час, пора отправляться.
По дороге, в Экспрессе, Дмитрий осторожно разглядывал попутчиков. Самые обычные люди, в основном пожилые, как и большинство населения города. Прежде никто не вызвал бы у Живца подозрений, но теперь следовало быть особенно осторожным. Вот совсем древняя старушка в тёмных очках, беседуя с кем-то по браслету, смотрит чуть левее Дмитрия, прямо на его толстого соседа. Тот нервничает, поправляет волосы, а старушка будто и не замечает. Куда же она смотрит на самом деле?
Рискуя опоздать, лейтенант всё-таки вышел из вагона загодя, попетлял немного в переплетении мини-метро. Нет, никто за ним не шёл… Нервы. Незаметно поправив под лёгкой «пузатой» курточкой пистолет, Дмитрий рискнул вернуться на линию Экспресса и тут же увидел ту самую старушку. Она чересчур быстро отвернулась, и Живец решился:
— Не подскажете, как мне побыстрее до Ярославля добраться?
— До Ярославля? — дребезжащим голосом переспросила она. — А вы по схемке посмотрите, молодой человек. Вон, на стене схемочка. Где мои таблетки?.. Ведь брала из дому, точно помню.
Она склонилась над сумочкой, но Дмитрий уже навис над ней:
— Я помогу.
Старушка сидела в самом углу зала, и остальные ожидающие вагона не видели, как рука лейтенанта стиснула тощую морщинистую шею.
— Вот так… — приговаривал Живец, запустив руку в сумку и уже там высвобождая из рукава нож. — Тише, не надо дёргаться…
Она всё-таки рванулась, попыталась нащупать пистолет, но лезвие уже проткнуло тонкую стенку сумочки, скользнуло между ребрами. Вскрикнуть умирающая не смогла, лишь дёрнулась несколько раз. Вроде бы никто ничего не заметил. Подошёл вагон, в суете высадки и посадки он поудобнее пристроил тело, прикрыл медленно наполняющуюся кровью сумочку старушкиной кофтой. На несколько минут такой маскировки должно хватить… А оружие у неё оказалось что надо — всё тот же «галкин». Последним вскочив в Экспресс, Дмитрий присел у выхода и тут же отвернулся к широкому окну.
Вот так: это не нервы, но чутьё, то самое, что до сих пор позволяет оставаться в живых. Ничем нельзя объяснить эту способность Живца притягивать к себе благое расположение множества случайностей, умение безошибочно определять никак не выдающего себя врага, предчувствовать опасность. Чистая удача, вот как ещё можно назвать это чутьё, и только на него теперь можно рассчитывать. Старушка наверняка успела его отснять и передать изображение остальным охотникам. Правда, пока он, наверное, только подозреваемый, один из многих, но эту недоработку исправят, как только обнаружат труп. Может быть, не ездить на встречу со Снежинкой?
Тогда связь будет полностью разорвана, останется лишь окончательно выйти из игры, рвануть куда-нибудь за Урал или в Европу. Дмитрий не сомневался в своей способности спрятаться, но как жить дальше? Придется забыть всё, стать нищим бродягой, больше всего опасающимся картотеки Интерпола. Возможно, другого выхода просто нет, но следует в этом убедиться, пусть даже это будет стоить жизни. В сущности, не так уж много он и потеряет. Игра важнее.
Пришлось пересесть ещё один раз, но в Звенигород Дмитрий попал вовремя. Станция находилась на площади, со всех сторон окружённой рядами бутиков, ювелирных магазинов, сувенирных лотков и прочей ерунды, так привлекающей молодящихся горожан. Даже не пытаясь скрыться, лейтенант быстро прошёл к жилому кварталу, дворами добрался до гипермаркета. К северу от него находился маленький парк аттракционов, повизгивали дети — их тут оказалось необычно много для Москвы. Скверное место для перестрелки.
Снежинка ждала его у фонтана, она сидела на лавочке, ничем не выделяясь из ряда усталых, разморенных на жаре мамаш. До оговорённого времени оставалось ещё шесть минут, но Дмитрий не стал ждать, прямо направился к ней. Недовольно сморщившись, Снежинка встала навстречу. На её коже, очень чёрной, поблёскивали тысячи капелек пота.
— Заставляешь себя ждать! — громко заявила Снежинка, подставляя щёку, и тут же тихо добавила: — Живец, когда ты поймёшь, что мелочей не бывает?
— Отстань.
— «Время восемь», Живец! Часы спешат?
— Отстань, говорю! За мной следили, пришлось приколоть к сиденью одну старуху.
— Где?
— На станции Экспресса, в Химках.
— О, Господи!
Они медленно шли по аллее, и Дмитрий почувствовал, как от Снежинки будто потянуло холодом. Ему всегда доставляло удовольствие досадить ей вот таким спокойным признанием. Да, опять убил. И ещё вчера пять человек, один из которых виноват только в том, что решил куда-то поехать ночью и оказался на пути Дмитрия. Можно было даже оставить его в покое, всё равно лицо Живца зафиксировали камеры в Башенке. Но вдруг записи испорчены при штурме?.. Старик просто вышел из дому не вовремя. Хотя, в сущности, все остальные тоже случайно оказались на пути бегущего хищника, другого объяснения нет.
— Что говорит пресса? — прервал Живец затянувшееся молчание.
— А тебе не наплевать, что она говорит? — мрачно поинтересовалась Снежинка. — На Ленинградском ночью была крупная полицейская операция по уничтожению банды оборотней-наркоторговцев, было оказано серьёзное сопротивление, есть жертвы в правоохранительных органах. Есть жертвы?
— Целый отдел.
— Вот. А у нас была операция маленькая. Малюсенькая… Терёхин получил приказ ликвидировать восемнадцать сотрудников, вот и всё.
— Откуда знаешь?
— Сам сказал. Я его навестила сегодня утром, перед нашим сеансом связи.
— Он на нашей стороне? — удивился Дмитрий.
— А разве есть такая сторона? — Снежинка брезгливо покосилась на собеседника. — Я его убила. А перед этим мы немного поговорили… Баран, я всегда это знала. Приехал утром домой как ни в чём не бывало, даже без охраны. А ведь знал, что я ушла!
— Мне опять повезло, — сделал вывод лейтенант. — Больше я бы ни с кем связаться не рискнул.
— А и не с кем, все наши ликвидированы терёхинской внешней охраной. Тела увезены куда-то, не знаю куда… Он сам ничего не знал, это точно. Слушай, Живец, а не сдаться ли нам? Вот тебе не стыдно старушек убивать?
— Не стыдно. Ей же не стыдно было за мной следить.
— Откуда она знала, кто ты такой? Наверняка пешка из добровольных сотрудников, ей сказали, что ищут наркодилеров… — Снежинка подвела Дмитрия к свободной лавке и первая тяжело плюхнулась на пластиковое сиденье. — Мне всё надоело, Живец.