– Если вы хотите стать одним из наших жильцов, мы готовы предоставить вам любую интересующую вас информацию, – продолжал бубнить динамик. – Наши менеджеры готовы удовлетворить любые ваши запросы,
– Интересно, много ли желающих здесь поселиться? – подумала вслух Пибоди.
– Лично я скорее застрелилась бы, чем согласилась жить в этом муравейнике, – процедила сквозь зубы Ева.
– Выйдя из лифта, пожалуйста, поверните налево и идите по коридору. Квартира номер 2008 – третья по счету. Бродвей-Вью желает вам всего наилучшего, – проговорил динамик и наконец умолк.
Следуя его указаниям, Ева вышла из лифта и повернула налево.
– Подожди меня в холле, – бросила она Пибоди.
Коридор был такой ширины, что по нему мог бы проехать грузовик – проектируя это здание, архитекторы явно не заботились об экономии пространства. Еву кольнула неприятная мысль: а вдруг и это сооружение принадлежит Рорку?
Карли открыла дверь раньше, чем Ева успела позвонить. На ней был просторный домашний халат, ногти босых ног накрашены розовым лаком. Ева отметила про себя, что косметика на лице актрисы и ее прическа в полном порядке.
– Доброе утро, лейтенант. – Карли оперлась о дверь и, демонстративно приняв очень эффектную позу, вызывающе улыбнулась: – Как мило, что вы решили меня навестить.
– Вы рано встаете, – заметила Ева. – А я почему-то думала, что люди театра обычно спят до полудня.
Ухмылка на секунду исчезла с лица актрисы, но тут же появилась вновь. Карли отступила в глубь квартиры, позволяя гостям войти.
– У меня сегодня спектакль: отпевание и похороны Ричарда.
– Вы называете это спектаклем?
– Разумеется. Мне необходимо быть печальной и проливать реки слез, а для этого нужно собраться. Надеюсь, наше представление произведет должное впечатление на репортеров. – Карли сделала приглашающий жест в сторону мягкого зеленого дивана, стоявшего посередине гостиной. – Я могла бы разыграть такой же этюд и для вас, причем довольно убедительно, но это было бы пустой тратой вашего времени и моего таланта. Могу ли я предложить вам кофе?
– Нет. Скажите, вас не пугает то, что вы являетесь одной из подозреваемых в деле об убийстве?
– Абсолютно. Во-первых, потому, что я этого не делала, а во-вторых, потому, что это может оказаться полезным в профессиональном плане. Вдруг когда-нибудь мне придется играть такую же роль на сцене.
Ева подошла к окну и широко раскрыла глаза. Вид, который открывался отсюда на Таймс-сквер, поражал воображение. Внизу, словно жуки, суетились разномастные автомобили, рекламные щиты переливались и подмигивали разноцветным неоном, люди сновали, как муравьи в развороченном муравейнике. В отдалении виднелись готические шпили здания принадлежавшего Рорку театра «Новый Глобус».
– Предположим, вы уже получили такую роль. Какими могли бы быть ваши мотивы?
– Мотивы убийства? – Карли села. Она явно забавлялась этой утренней дуэлью. – Мотивом может являться сочетание гордости, попранного достоинства и желания развлечься.
– И еще – обида?
Ева стремительно обернулась и успела заметить, что лицо Карли выражает страдание. Однако уже в следующую секунду актриса надела на себя маску равнодушия.
– Возможно, и так. Вы хотите знать, ранил ли меня Ричард? Да, ранил. Но я умею зализывать свои раны, лейтенант. Мужчина не заслуживает того, чтобы ради него истекали кровью. По крайней мере – на протяжении длительного времени.
– Вы любили его?
– Было время, когда мне казалось, что я его люблю. Но удивительно, с какой легкостью это чувство перерастает в ненависть! Если бы я захотела убить его, наверное, мне вряд ли удалось бы придумать способ лучше того, с помощью которого это было сделано. Но тут есть одна существенная деталь. Я ни за что не отдала бы честь нанести ему смертельный удар кому-то другому. Заместители в данном случае неуместны. Это лишило бы все… гм… мероприятие его очарования.
– Для вас это – шутки? Вы находите смешным, когда человека лишают жизни насильственным путем?
– А вам хочется, чтобы я изображала безграничную скорбь? Пожалуйста! Поверьте, лейтенант, если вам угодно, я могу разрыдаться огромными и горькими слезами. – Карли по-прежнему улыбалась, но теперь в ее глазах плясали злые огоньки. – Но я не стану этого делать. Я слишком уважаю себя – и вас, кстати, тоже, – чтобы опускаться до такой дешевки. Я просто скажу вам четыре простых слова: Я ЕГО НЕ УБИВАЛА.
– А Лайнус Квим?
Лицо Карли неожиданно разгладилось.
– Я знала его не очень хорошо, но мне жаль, что он умер. Вы наверняка не верите в то, что он убил Ричарда, а потом повесился сам, иначе вас бы здесь не было. Я тоже в это не верю. Это был маленький человечек с вечно кислой мордочкой, и Ричард, думаю, заботил его не больше, чем все остальные актеры. Он воспринимал нас в качестве составных элементов своей работы – как стропила, кулисы, занавес, декорации… Кроме того, смерть через повешение очень мучительна. Это ведь не так, как произошло с Ричардом, верно?
– Да, чтобы повеситься, нужно определенное мужество.
– Я очень боюсь страданий.
«Это первое, что Карли сказала в простоте», – подумала Ева.
– Я полагаю, того, кто помог ему сунуть голову в петлю, это мало волновало, – сказала она. – Вы не боитесь, что на этом дело не кончится, мисс Лэндсдоун? Говорят, несчастья ходят по трое…
Карли защебетала какую-то чепуху, но затем, встретившись взглядом с Евой, осеклась и заговорила серьезно:
– Да, боюсь! Все актеры суеверны, и я не являюсь исключением. Я никогда не свищу в гримерке, я никогда не желаю своему коллеге удачи. Но суеверность не помешает мне вновь выйти на сцену при первой же возможности. Я не позволю произошедшему изменить мою жизнь! Я мечтала стать актрисой с тех пор, как себя помню. И не просто актрисой. – На ее губах расцвела улыбка. – Звездой! Сейчас я на пути к этому, и ничто не заставит меня пойти в обход.
– Реклама, которой явилась смерть Драко, поможет вам осуществить вашу мечту гораздо быстрее, – заметила Ева.
– Совершенно верно. И если вы полагаете, что я не постараюсь извлечь из этого максимум выгоды, значит, вы меня так и не рассмотрели.
– Я вас рассматривала, и очень пристально. – Ева окинула взглядом уютную комнату с чудесным видом из окна. – Для человека, который еще не успел достичь своей цели, вы живете очень и очень неплохо.
– А мне нравится так жить, – вздернула плечами Карли. – Мне повезло с богатыми и щедрыми родителями. Они создали трастовый фонд на мое имя, и я им пользуюсь вовсю. Как я уже сказала, я не привыкла к лишениям. Я не из тех, кто готов ради искусства сидеть на воде и хлебе. Это, однако, не значит, что я лентяйка. Я работаю, и работаю усердно. Мне просто нравится жить в комфорте.
– Драко здесь бывал?
– Раз или два. Он предпочитал встречаться со мной у себя. Видимо, на своей территории он чувствовал себя уверенней – хозяином, что ли.
– А вы знали, что он записывает ваши любовные утехи на видео?
Это был настоящий нокаут. Ева хорошо знала такое состояние и его признаки: глаза Карли расширились от ужаса, а от лица отлила вся кровь. Губы плотно сжались, чтобы сдержать дрожь, однако голос выдал с головой:
– Этого не может быть… Это ложь!
– Уже довольно давно Драко установил в своей спальне записывающую видеотехнику. За этот период у него скопилось немало пикантных пленок, на которых подробно и в различных ракурсах запечатлены его развлечения с разными сексуальными партнерами. Там есть и фильм о вас, записанный в феврале. В нем детально смакуется использование в сексуальных игрищах черного кожаного нижнего белья, специальных приспособлений для садомазохистских забав и…
Карли не выдержала и вскочила с софы.
– Стоп! Я больше не могу это слушать! Вы, кажется, получаете удовольствие, описывая всю эту мерзость?
– Нет. Поверьте мне, совсем наоборот. Вы не знали об этих записях?
– А вы сомневаетесь? Конечно, не знала! – Она опять без сил упала на диван. – Если бы мне все объяснили и предложили принять участие в подобной записи, я бы, может, и согласилась. Ведь это весьма интригующее и возбуждающее чувство – осознавать, что тебя могут увидеть в пикантной ситуации совершенно незнакомые люди, которых ты даже никогда не узнаешь. Однако я ненавижу, когда со мной что-нибудь пытаются делать без моего согласия! Это похоже на фокусы полицейских, которые любят совать свой нос в чужие дела без твоего разрешения. Они обожают делать такие записи, чтобы потом использовать их в своих грязных целях.
– Пока я единственный полицейский, который видел эти пленки, и я не собираюсь использовать их в «своих грязных целях». Кстати, вы, мисс Лэндсдоун, – не единственная женщина, которую он записывал без ее согласия.
– Ах, там тоже существовала конкуренция? Какая досада, что я этого не знала! Я придумала бы что-нибудь интересное, и фильм полупился бы намного увлекательнее! – Она закрыла лицо руками, пытаясь сдержать подступающие слезы. Когда ей это более или менее удалось, она отняла руки. – Хорошо, что мне необходимо сделать, чтобы заполучить оригинал этой пленки?
– Она является вещественным доказательством, я ее изъяла и зарегистрировала. Она будет использована в суде или в ходе расследования только в самом крайнем случае. Когда дело будет закрыто, а ваша невиновность доказана, я постараюсь сделать так, чтобы вам отдали эту запись.
– Вероятно, это лучшее, на что я могла надеяться. – Карли глубоко вздохнула. – Спасибо вам.
– Мисс Лэндсдоун, вы получали от убитого Ричарда Драко запрещенные медикаменты или наркотики для стимуляции сексуальной активности или для каких-либо других целей?
– Я не использую запрещенные медикаменты или наркотики для сексуальной стимуляции. Предпочитаю полагаться на собственный организм и на богатое воображение, а не на химию.
«Ты употребляла их, – подумала Ева. – Но, может быть, и не подозревала, что в бокал прекрасного дорогого шампанского тебе подмешали какую-то гадость».