в очикуванні обстрілу відкинутого тіла
мій бій триває ніч
мій ворог схожий на мене
та я плутаюся
коли він робить знаки рукою — браток підповзи
на наші спини падає сніг
червоні килими нарешті
по прожилках пам’яті
заливають мій голий стіл
вычитаем судьбу ее…
вычитаем судьбу ее
цветает зрелы сады
тьмы путаюсь
день на ночь предельно
неточные величины
забудемся вновь
отворим же и
проступят
околелые лики
трутся в объятьях сосцы
всё это — не наше
оступимся глубже
вникнем и не было нас
реже болит аль навечно?
как жила́ она тут?
время тянула
дыхи ткала
сверяем приметы:
полуторка жизнь
вторим судьбу
а найдем и на гвоздик повесим
и себя не бывало
а она-то — жила!
оголтелая пела, пила?
разговоров неточные нити
преступай по субботам вела
а теперь под накатом гранита
тонет горстка седого тепла
а ты ему отдам…
а ты ему отдам
распятых городов
и колоколенки и гниль святых даров
он нас еще потискает нанижет
и выпотрошит
и пресуществит
раздобрившись с жидочками по пьяни
и в кротости мещанской нас помянет
и пушечки за чаем наведет
братки соседи
малороссияне
а как он прослезится как
капель заслышав несогласну
и прыснет
и мундирами заест
и зубом клацнет
с крапинкой алмазной
и мы сгадючимся
ему блюсти посты
по селезёнку вкладывать персты
по праву руку сдабривать бразды
по леву руку
сдабривать бразды
в имперском содрогаться спазме
обрубленные вытянув хвосты
все вышли к поржавевшим поездам…
все вышли к поржавевшим поездам
к червоным прапора́м
в груди застрявшим намертво звезда́м
все едут
едут онемелым скопом
а ты стоишь и мутные глаза
бегут в бреду
спускаются в окопы
всё медленно ссыпается туда
всё оступается в распяты города
не помнит всё ни пули ни подды́ха
мы ссучимся в державны невода
поди сюда
ко мне
под смертную шумиху
будь по́ пояс в аду
по локти в издыханном паре
возьми меня в имперскую узду
к местам утопленным в сепарском перегаре
где в три погибели загнулись рупора́
где черная печаль у каждого двора
где я молчанием захлёбываюсь стоя
в тени сокройся красного бугра
уйди с тобой
несуществующа орда
оставь меня лежать в заупокое
в соленой гари слышишь хрипота
твое клянет соседство воровское
какая блажь мне восстаёт в тумане
в дурмане боли будто густота
ее стоит в луганском котловане
Город, пылящий седыми ликами…
Город, пылящий седыми ликами,
Вырви меня из своих волос.
Что среди них промычу безъязыкий я,
В землю без корня врос?
Вот — не бегу от тебя — увёртывай
Жизнь в жестяные свои меха.
Вырвусь и брошусь под море мертвое,
Туда, где земля глуха.
Житие
родилась у небагатой семи но небедные
местечки байрамчи в бесарабия третья по счету
в 1903 г отца забрали на японской войне
сестра его бездетная помогала
в 1903 возник погром
из ближнего села приехал поп
приятель дяди и забрал нас к себе
но не могли потому что маленькая болела корью
так они запрятали нас у соседа в конюшню
на расвете конюх пожалел и перевел нас
через задней улички к своему соседу Кричук
по дороге видели горящие дома и два парня
сидят на спине старика Зильбермана
гонят его эта ужасная картина
всегда мне перед глазами забыть бы
так мы пробрались остались в живых
в 1905 отец вернулся из манжурии
больными глазами от слезоточивых бомб
почти без зубов в тот же 1905
был второй погром руская фамилия
Оренко запрятали нас и еще
2 семи а сам своими сыновьями стал
возле синагоги и говорил вы тронете синагогу мы
подожем церков и так мы опять уцелели
сосед Оренко по фамилии Терихов тоже прятал
несколько еврейских семи он сказал
за что евреи пережили он Терихов на зло
им отдал часть дома для еврейской школы
ее соорудили Глузман и учительницы Соня и Маня Кипер
учили там руски идиш и кажется иврит
школа сушествовала лет пять
суета была в одну ноч исчезли учителя
скоро и Соня исчезла осталась Маня
была искалечена в детство она болела
детским параличем и всеж таки арестовали
в 1907 в одну ноч постучалась полиция
делать облаву на чердаке нашли запрятаную
революционерку Роза Гершкович
потом пошла учиться шить к Лейзеру Трейтенбройт
это по договору шить а целый день была нянькой
по вечерам подмастерья давали мне иголку
и я колола себя в палец все это прошло
теперь я должна немного вернуться о моей бабушки
когда отцу было 10 убили отца его
дедушка жестяник был бабушка
имела так называемый магазин было у них
2 сына и одна доч
в байрамче была аптека фамилии Бродцкий
прошло пара лет и бабушка
начала чувствовать антисиметизм
она этот магазин продала и купила
в байрамче так называемый дом
когда отец вернулся из тюрьмы так
сын этой аптеки сказал
отцу взять такия и другия медикаменты
и по немецким селам развезти дело пошло
в село Теплиц у одной немецкой семи отдыхал
по вечерам и приводил в порядок
свою так называемая аптеку
вернусь в 1912 начался билбул[56] Бейлиса
и опять жизнь была затравлена 2 года ужасные прошли
газету что Пурашкевич издавал
мы читали у меня в памяти
переживание тех ужасных дней недалеко
от нас жил раввин Цукерман он
выписывал газету из Кишенева
на еврейском языке что морально
нас не много успокаивало вечером эту газету
прочел а утром кухарка ее мне
я собирала всех соседев и читала вслух
когда его освободили
фамилия решила фотографироваться и дать всем фото
наш раввин сказал ему надо 2 фоты
приехал домой позвал меня дал мне
одну фоту сказал
это ты заработала за 2 года
я берегу эту фоту по сегодня
в 1914 г началась руско германская война
старшего брата мобилизовали
откуда он уже не вернулся
второго сына отец хотел спасти
отвез его в город Акерман
это нас побудило в 1916 ликвидировать
бабушкино наследство и переехать
в 1917 началась не то революция не то банды
помню я как неки Вольман был убит возле его дома
доч Рабиновича пошла для матери вечером
за врачем и не вернулась
ее схватили и потащили к пристани
и через несколько дней ее выбросила вода
Лева Коган ишол домой вечером от своей невесты
и его нашли утром с разбитым черепом
в каждой семье свой случай
но к началу учебному году я говорила родителям
дети обязательно должны идти в школу
сестра что корью болела во время погрома
осталась физически не полноцена
но способная и умная окончила гимназию
брат младши комерческую школу
я была рада что могла выполнить покойной бабушки
завещание она все свои годы была общественая
и заботилась чтобы в бедном доме
в субботу было мясо и рыба и меня собой брала
говорила вот в этом доме занеси и тут же уходи
что бы не знали они все что будеш делать для людей
так только без денег ибо за деньги это не мицва[57]
я по ныне исполняю ее завет
в 1918 нас Румыния акупировала
тут новые переживания
близко нашего дома была сигуранца[58]
куда приводили виновных комунистов
слышать эти душу раздирающие крики
я не могу по сей день в бейтавоте[59]
в один день приехал из местечко Татарбунары человек
спросил где тут сигуранца мы ему показали
но выйти оттуда его мы не видели
на трети день мы видели его вынесло мертвого
в 1919 арестовали моего товарища Фима Блехман
мои друзья выкрали и отправили его через границу в Росию
хоть были оттуда кошмарные вести голод холод убиства
но мы решили что там не имено евреев убивают и не только
евреи страдают это революця а революция требует жертвы
так карл маркс писал и ленин сказал так
в то время отец заболел форункой на шеи