по течению
шума и радости
прошедшего времени
бьется
о каменные пороги
сегодня
в распоряжении памяти
ровное и белое
растяжение момента
свидетельство четвертого лица…
свидетельство четвертого лица
подвздошном узелке вины
кто восходил
греха на грузные челны
гребите братцы выше чаще
я вам поддам
течением саднящим
живцом гортанным
хрустом купины
вот уходят вещи за которыми встать бежать…
вот уходят вещи за которыми встать бежать
поскользнуться нелепо
упасть
лежать
говорить о тяжкой земле
говорить
о чём
ощущать пустое место плечом
просыпаться каждые полчаса
выставлять за дверь двоякие голоса
вот и жизнь пришла
прыснув ветви в живот пустой
всё разошлось по швам
выпалив холостой
а пока
ты постой
тут
недалеко
знаешь
так хорошо лежать
и умирать легко
прощается / как дерево раскачивает надлом…
прощается
как дерево раскачивает надлом
падает за́ душу роняет клубок
горькое небо высо́ки пески
всё уходит на дно —
в горы тоски
тридцать восемь тридцать девять сорок…
тридцать восемь тридцать девять сорок
оловянных солдат
градусов янтарного бреда
бархатное удовольствие?
революция лежачего тела?
пока тебя не перечитали
что будет завтра?
кто нам сыграет бунт?
власти дряхлой изымет занозу
в поле мудрости туманы и козы
гуляют по мокрой спине:
спите
сегодня еще не завтра
пока вас не вычтут
еще исходит вечер…
еще исходит вечер
черные простыни текут
рекой мокрых потемок
не просыпаясь в воздух
темнее ночи вспыхивает
облачко забытое чернее крови истекает
в прореху памяти
ложится пятнами
усыпанное снится
брызгами горячее полотно
высокое постелено
в безмерность страха
кипит течением и трется
черная река вьет в изголовье
мутное гнездо водоворота
где наконец утопятся все наши
губами сухими припадут пиявками
бархатными крошечными
к землистой неподвижной ночи горделивой
с воротничком бледнеющим
за стенами
варится утро
захлебываясь светом
король исчезает мудрым…
король исчезает мудрым
его слили монголы
силу его и огонь
пушек орудий его
там есть место болото
он умрет при случае
провалится в цифру-портрет
тот же самый проступок
и я шепчу ему притчу
не спи на кратном-на-впалом
в провинциях воздуха
шум дебатов низших инстанций
королевские игры в уклончивость
без проволочек решаться на образ
рассказчик вскрывается
безумный избыток
тот самый
прячет третье лицо
прямая линии речь…
прямая линии речь
трудится аккуратно картечь
в дереве головы́ запуталась пуля
душного наречия
слов топорщится улей
смерть наступает на языковатые розы
трава прорастает толстые словари
мы уходим и стены целуем
те́ла волна отхлынет
и воспарит
волнение пригубив…
волнение пригубив
речистый до зубов
лежишь блестишь в разрубе
посмертных желобов
не выпутаться в воздух
усталости зерну
всё было только возле
отдать и козырнуть
разной тревоги всякая дичь и плавь…
разной тревоги всякая дичь и плавь
выйди доро́ги крылья расправь
господи ты на себя погляди
мейкап грошовый морщинки колючие бигуди
разное там такое не по себе
воскресенье ни выйти ни посидеть
дивный ручей выплакать не
ножку подставить божественной беготне
разнервничаться букетик растрепанный опрокинуть
а жизнь ускользала и пятилась
в растрепанную мякину
в самый дальний угол распятия
мы за тобой а ты под небо…
мы за тобой а ты под небо
ты был так коротко что не был
а мы
что мы?
за твой хватилися подол
который год мусолим валидол
соколик наш
достопочтенный идол
душистый в мякоть нежную укол
вернись и будь за нас
чтоб косточки и хлыстик и компа́с
(у нас свои на то похеренные виды
свои хлеба —
божественный заквас)
мы обещаем деннонощно
быть ванькой-встанькою прилежным
таёжным звонарем дотошным
настилом под тобой валежным
к вечерне праздничной гуськом
подтягиваться — хмырь с васьком
и петь тебе, нутро поджав
за во́рот слово запрокинув
чтобы божественна вожжа
зудела душную мякину
а ты паришь и душу травишь
а мы стоим — пивко взасос
судьбы раскинутой вразброс
сжимаем тонкую оправу
уходим резко под откос
исус / мой брат родной…
исус
мой брат родной
любимый мой
под балдахином
вздрогнет
и
витает
горячечного ворса
розовый божок
развёрнутого торса
вытрублен в рожок
приятный жар
в холодный пирожок
малиновая ягодка
святая
всем знамо —
здесь он
козочек пасёт
горячей иволгой
весь в обмороке
ночи
воздух опрокинув
поёт
младенец
дух превечный в клювике
несёт
в небесную снуёт мякину
божественно закатывая очи
тебя милок тотчас заговорит
волной пунцовой сашу
защекочет
жжёт жемчуг
семени
сосуд
божественный
где голос высотой вздымает купола́
журчащим именем
рассеянным
несут
толкая вверх себя
колокола
но у меня ни званья
ни кола
сверкает звеньев
надо мной
рассе́ченный
тяжёлый воздух
гласа
тяжкий кнут
о
господи
на мне
тебя пускай
распнут!
веришь ли это опять слова…
веришь ли это опять слова
мятой памяти карусель
голос растерянно-угловатый
одно за другим просеивает
только зажмурься и не кричи
пока из-под воды вода
как воздушные кирпичи
льется в телефонные провода
алло алло за жабры берёт
наше несчастье и садится за горы
ну и пусть. не горюй. книжное чужое старьё
примеряй оно стало давно нам впору
впусти его пусть обживается и растет
наш мессия — битый избранник
пустых комнат
вот-вот пестрый костер
очнётся и о нём крылья расправит
нет проснись о садах…
нет проснись о садах
о душе сонных ваз
в руце божьих затей
мутный яблочный сказ
там красивый янтарь
на гирляндах рябых
в этот мерзлый январь
весь в святых запятых
окуни меня здесь
чтоб дышать и робеть
где хрустальный зевес
мой грудной воробей
выйду на балкон…
выйду на балкон
и дерево бросится на меня
света случайный поклон
тишину наклоня
упрётся лбом
в кирпичные стены
в дом растрепанный
ушедший в себя по колено
соседи смотрят футбол и свистят