Г-жа Фиш одобряла его ловкость и неординарные способности. Ей даже льстила та растущая популярность, которую ее избранник постепенно приобретал в их доме. Она надеялась, что когда-нибудь он сможет с такой же скоростью обегать хотя бы половину нашего города и тогда, как и она, станет по-настоящему знаменит.
К тому же, как язвили завистливые мужья опекаемых им соседок, у г-на Дрендмаера присутствовали и другие выдающиеся таланты. Он, как и я, считал себя сочинителем и по ночам в уголке делал вид, что что-то быстро пишет. Впрочем, каждый раз его разоблачал племянник г-жи Фиш, вырывая у него из-под руки лист, на котором, естественно, не было никаких записей.
Этот племянник был совсем юным созданием по имени Йонкеле. Он жил в другом районе нашего города, но давно уже сошедшая с ума сестра г-жи Фиш при первом же удобном случае сплавляла его к тетке. В последний раз под предлогом нападения инопланетян она выслала Йонкеле, как тайного коллаборациониста.
Он восторженно принял очередную ссылку. Целыми днями Йонкеле бродил по квартире, подглядывая за г-жой Фиш. Рассказывали, что он утаскивал к себе в комнату предметы ее нижнего белья и прятал их под подушкой, а ночью напяливал безмерные теткины панталоны и вылезал на балкон, демонстрируя себя запоздалым прохожим. Когда и г-н Дрендмаер поселился у них в квартире, Йонкеле вынужден был часами простаивать на корточках у дверей теткиной спальни, прижавшись горящим глазом к замочной щели, чтобы не пропустить тот момент, когда г-н Дрендмаер приступит к своим акробатическим обязанностям.
Г-жа Фиш, несмотря на благосклонное отношение к столь раннему развитию юного существа, сознавала, что она несет ответственность за его воспитание, и потому часто одергивала Йонкеле, когда, на ее взгляд, он преступал границы благовоспитанности. Например, однажды соседи подглядели, как ему наконец удалось, опередив г-на Дрендмаера, ловко запрыгнуть на нее. А г-жа Фиш, не видя, что делается у нее за спиной, приняла его за своего избранника и слишком поздно обнаружила собственную ошибку. Зато в этот день она не только лишила юного нахала вечернего пирога, но и демонстративно изъяла все предметы своего нижнего белья из-под его подушки.
Однако ее подруга, г-жа Вольц, не одобряла подобные строгости, она относилась к проказам Йонкеле куда более снисходительно. Не говоря о том, что и сама она, как сплетничали ее товарки, приходя в гости, частенько разоблачалась донага и тоже начинала примерять панталоны своей подруги. Часами, гордая, разгуливала она по квартире, натянув на свои костлявые бедра какие-нибудь роскошные фиолетовые с начесом штаны и покачивая голыми персями. Г-жа Фиш на это время принимала некоторые меры предосторожности: она запирала юного шалуна в его комнате, но уже через короткое время оттуда раздавался пронзительный вой. Дело в том, что г-жа Вольц использовала малейшую возможность для того, чтобы оказаться перед замочной скважиной запертой двери и продемонстрировать свой уникальный бюст. Йонкеле же, прильнув к скважине с другой стороны, пытался засунуть туда хоть какой-нибудь из своих органов, начиная от языка и кончая большим пальцем ноги, чтобы только дотронуться до удивительных предметов, раскачивающихся перед его плотоядным взглядом, словно два живых, огромных и невиданных доселе плода хлебного дерева.
Как-то, проходя мимо их дома, я даже услышал, как г-жа Фиш выговаривала своей подруге, что подобные развлечения могут плохо сказаться на воспитании мальчика, но та лишь жеманничала в ответ и уверяла, что ей жалко бедное дитя. С восторгом она тут же припомнила их общую игривую юность и месяцы, проведенные в том самом Пансионе для одаренных природой детей. Остановившись, я прислушался и понял наконец, что представлял собой этот пансион.
Обе госпожи, а тогда еще совсем юные трепетные создания, попали туда благодаря своим отличительным формам. Оказывается, только такая молодежь и могла попасть в эту уникальную школу. Пансион, как мне уже потом сообщили старожилы, был тогда гордостью нашего города. Несколько раз в год юные создания в торжественной обстановке демонстрировали свои дары природы согражданам. Классная дама, строгая г-жа Штуц, всегда предъявляла к своим воспитанникам повышенные требования. Кстати, это именно ей и пришло когда-то в голову основать данное заведение и потратить много нервов и сил, чтобы убедить рутинеров в необходимости его создания.
Г-жа Штуц и сама обладала некоторыми особенностями, которые долгое время пропадали втуне, будучи скрытыми от взоров широкой публики. Дело в том, что тело г-жи Штуц было удивительно волосато: черные блестящие шелковистые волосы покрывали не только ее руки и ноги, но так разрослись на грудях, животе и подмышках, были настолько густы и приятны на ощупь, что представляли собой совершенно уникальное зрелище. Что и позволяло г-же Штуц выступать на общих представлениях наряду со своими воспитанниками.
Кстати, именно благодаря этой самой госпоже, как рассказали очевидцы, юный Дрендмаер не попал в свое время в привилегированный пансион. Он не смог сдать экзамен, который принимала сама г-жа Штуц. Когда она с гордостью сбросила одежды и предстала перед юным Дрендмаером во всем своем первозданном великолепии, он просто-напросто растерялся и, глубоко пораженный увиденным, не смог проявить даже доли своих необычайных способностей. Всю жизнь он не переставал жалеть, что столь позорно провалил вступительный экзамен. И, конечно, он всегда завидовал обеим дамам, окончившим пансион с отличием. Г-н Дрендмаер был уверен, что, получи он в свое время надлежащее образование, жизнь его сложилась бы по-другому и сейчас ему не только не приходилось бы по несколько раз в день обегать их дом в поисках заслуженной славы, а, наоборот, у дверей его квартиры стояла бы очередь из всего женского, а может быть, даже и мужского населения города.
Обычно, как мне поведали местные кумушки, в то время, когда дамы предавались счастливым воспоминаниям, рассказывая о том, как каждая из них сдавала свой личный экзамен г-же Штуц, Дрендмаер поглядывал на г-жу Вольц, пытаясь сквозь толстые стекла очков получше разглядеть ее удивительные достоинства. Но всякий раз так случалось, что именно в этот момент г-жа Фиш поворачивалась к нему могучими ягодицами и Дрендмаер, повинуясь беспощадному зову своего таланта, моментально вскарабкивался на них. Г-жа Вольц при этом всегда аплодировала.
Нельзя сказать, что г-жа Фиш ревновала избранника к своей лучшей подруге, просто она не была полностью уверена в г-не Дрендмаере. Ведь, не получив классического образования и очаровавшись уникальными прелестями ее подруги, он мог быстро погубить свой не раскрытый до конца талант. У г-жи Фиш были сомнения, сможет ли он оторваться от этой чудной бесконечной груди через свои обычные три минуты и не иссякнет ли его жизненная сила, если подобное мероприятие затянется надолго.
Естественно, г-жа Вольц придерживалась противоположного мнения. Специально в присутствии восторженного Дрендмаера она вытягивала свои груди так далеко, что они накрывали ее пушистый лобок, а огромные темно-пунцовые соски дотягивались иногда и до середины бедра. В эти моменты г-н Дрендмаер приходил в страшное возбуждение и, если г-жа Фиш не успевала вовремя повернуться к нему спиной, громко вскрикивал, выбегал за дверь и, множество раз подряд обежав все квартиры их дома, только к вечеру, запыхавшись, возвращался домой. Где, собственно, вновь заставал милую беседу обеих дам. Причем плотоядная г-жа Вольц при виде его немедленно начинала раскладывать на столе свой удивительный бюст. Ее подруга в тот же момент принималась решительно убирать его с обеденного стола, успевая обнажить нижнюю часть спины и подставить ее для обозрения запыхавшемуся Дрендмаеру. Конечно же, в эти мгновения, как и всякий раз, проявлялся его могучий талант, г-жа Вольц кричала «Браво!» и хлопала в ладоши, запертый племянник пронзительно выл, разрывая на клочки милостиво оставленные ему панталоны, вечер подходил к концу, на улицах зажигались фонари, и уже через три отведенные для Дрендмаера минуты все усаживались пить чай с брусничной наливкой.
Под столом толстые пальцы ноги г-жи Фиш забирались под длинную юбку г-жи Вольц и нежно гладили ее икры. Желтые барабанные пятки г-на Дрендмаера залезали туда же, имея намерение пробраться еще дальше, нежные стопы племянника блуждали в поисках жарких теткиных ляжек, наконец, ноги их окончательно переплетались и в упоении замирали. Всех четверых начинала бить томительная сладкая дрожь, молодой Йонкеле, не получив даже толики какого-либо образования, не выдерживал первым и, мелко трясясь, начинал тоненько выть. Вскоре и г-н Дрендмаер присоединялся к нему, содрогаясь с невиданной быстротой. Ему начинала вторить г-жа Вольц, хрипя и вскидывая грудями, и наконец последней, взревев громоподобным басом, присоединялась к ним пышущая страстью г-жа Фиш. Соседи приникали к стенам, дабы хорошенько расслышать музыку этой неповторимой любви, чтобы потом рассказать всему городу о том, какие бельканто и переливы раздавались сегодня.
Как поведали мне подглядывающие соседи из дома напротив, в тот вечер, когда я во время прогулки встретил г-жу Фиш, все происходило как обычно. Вернее, только началось как обычно, ибо в тот момент, когда ноги сидящих уже сплелись и всех их забила та сладостная дрожь, что была предвестницей могучих будущих содроганий, и юный Йонкеле уже завыл своим тоненьким голосом, Дрендмаер забился с немыслимой быстротой, а г-жа Вольц уже схватила себя за груди, намереваясь с шумом выпростать их на стол, г-жа Фиш издала могучий, сотрясающий стены рык и, не имея сил более сдерживаться, вскочила, отшвырнув, словно щепку, созданный г-ном Корпом дубовый стул. Произведение инженерного искусства с такой силой врезалось в противоположную стену, что разлетелось на мелкие кусочки. Могучий, неведанный ранее порыв страсти овладел г-жой Фиш. Поведя задом, словно соломину откинула она в сторону мешающий ей обеденный стол. Ее пышущей плоти стало тесно в облегавших ее одеждах: треснули по швам салатные панталоны, а комбинация сама разорвалась на мелкие лоскуты. Г-жа Фиш всхрапнула, мотнув рыжей копной волос. Вскинула огромным задом, зычно рыкнула и призвала присутствующих немедленно оседлать ее. Призыв ее был столь мощным и властным, что оба наездника, не мешкая ни минуты, прыгнули со своих мест и в мгновение ока уже сидели на ее огнедышащих ягодицах. Ударив об пол ногой, г-жа Фиш еще раз вскинула задом, да так, что оба всадника, не удержавшись на крутой поверхности ее бедер, взлетели к потолку, перевернулись в воздухе и рухнули вниз, в отчаянии промахнувшись мимо ее вздымающейся плоти. Тогда Йонкеле, как более молодой и ловкий, хотя и не имеющий богатого дрендмаерского опыта, из последних