е тут-то было: дети уже вцепились в нее мертвой хваткой. Бывший шпрехшталмейстер, прокричав что-то героическое, попытался броситься ей на помощь, но писклявая моя сожительница с необычайной проворностью перехватила его по дороге и, навалившись всей массой, подмяла его под себя. Каким-то чудом ему удалось на мгновение выскользнуть из-под нее. Тогда сожительница вскочила на четвереньки, словно рассвирепевший носорог, сгребла его в охапку и придавила своей развратной плотью.
Насилие, которому подверглись мои ни в чем не повинные добропорядочные соседи, было ужасно. Жирная моя любовница оседлала несчастного седого шпрехшталмейстера и, истекая похотью, насиловала его до утра. Раздавленный ее слоновьим весом бравый цирковой служитель не мог не только пошевелиться, но и издать какого-либо звука, кроме мычания. И все это время его бедная супруга со спущенными фланелевыми трусами вынуждена была, повизгивая и громко кудахча, носиться по комнате большими кругами, преследуемая толпой маленьких подлых прелюбодеев. С необычайной проворностью она перепрыгивала через стулья, умудряясь при этом лягать своих преследователей и метко бросать в них мою посуду. Но бегство ее всякий раз было обречено: она запутывалась в трусах, большие груди ее, подпрыгнув, выскакивали из лилового бюстгальтера, и, взвизгнув и засучив в воздухе ногами, она шмякалась на пол. Тут погоня настигала ее. Словно вампиры, лилипуты набрасывались на ее вываленные расплющенные груди и голый пожилой зад. Насладившись и тем и другим в полной мере, злодеи отваливались от нее на мгновение, словно насытившиеся пиявки, но этого мига пожилой даме было достаточно, чтобы немедленно вскочить на ноги и, с необыкновенной ловкостью запихав вываливающиеся груди в старый бюстгальтер, вновь продолжить свой бег. Проклятые гномы, которым, видимо, хватало этой передышки для восстановления сил, в ту же секунду вскакивали на ноги, и погоня возобновлялась.
Я был поражен выносливостью своих соседей. Развратные действия, мерзкие прелюбодеяния длились до самого утра, но бывшая классная дама, словно толстая пожилая газель, без устали, как угорелая носилась по моей комнате, описывая круги и перемахивая препятствия, а ее супруг, казалось, абсолютно раздавленный несносной тушей, продолжал неустанно и горделиво мычать, словно упрямый бык, сопротивляющийся неминуемому закланию. При этом страданиям несчастных супругов, как мне казалось, не будет конца. Слезы лились по моим щекам неустанно. Мне было искренне жаль пожилую чету.
Вообще вся эта ужасная сцена произвела на меня столь сильное впечатление, что я, преисполненный состраданием, тихонько скуля, безмолвно просидел всю ночь в злополучном углу, куда выбросила меня любовница. Под утро я так устал от переживаний, что невольно задремал, облокотившись на шершавую стену.
Когда я проснулся, побоище было закончено. Я оглядел всю квартиру, но никого не нашел. Только перевернутые стулья, розовые фланелевые трусы, которые, видимо, все-таки удалось сорвать детям с бывшей классной дамы, да клочья седых волос, что вырвала из лысеющей головы шпрехшталмейстера неистовая моя сожительница, напоминали о ночном поле боя.
Я вышел на улицу. Печально брел я по переулкам нашего города и думал о том, что, видимо, мне не следует жениться на этой женщине. Слишком сильно разнились наши взгляды. Да и мерзкие ее дети норовили в любой момент защипать меня до смерти. «Господи, – вдруг остановил я себя, – почему я вообще размышляю об этом? Разве раньше, когда я был писателем, мог ли я рассуждать о подобном?! Конечно же, нет! Только теперь, превратившись в ничто…» Отдавшись потоку этих горестных мыслей, я возвратился домой. Квартира была по-прежнему пуста. И тут мне пришло в голову – удрученный собственной ничтожностью, я совсем забыл о своих славных соседях, о той пожилой паре, что провела у меня наполненную ужасами ночь.
Немедленно вышел я на лестницу и принялся звонить в колокольчик возле их двери. Никто не открыл мне. Я поневоле прислушался: из комнаты раздавались какие-то голоса, смех и вскрики. Набравшись мужества, я решительно толкнул дверь. Она оказалась не заперта. Каково же было мое удивление, когда, войдя в комнату, я увидел накрытый белоснежной скатертью стол, уставленный всевозможными яствами, за которым восседали благообразная пожилая чета, моя сожительница и шестеро ее маленьких неуемных родственников. Классная дама подкладывала им на тарелки выпеченные ею хоменташи, а ее супруг, распушив усы и задиристо хохоча, пощипывал мою любовницу за ее низкий оттопыренный зад. Дети объедались маком, чавкали и пытались закинуть хоменташ в глубокое декольте учительницы. Та только игриво взвизгивала в ответ. За столом царило веселье. Наконец дети заметили меня и, радостно тыча пальцами, оповестили всех о моем приходе. Поднялась неимоверная суматоха. Все вскочили, окружили меня и немедленно принялись щупать со всех сторон.
Седой шпрехшталмейстер тут же принялся натруженной шершавой рукой оглаживать мои ягодицы, приняв меня, возможно, за старую цирковую лошадь, а его супруга, нимало не стесняясь, наклонилась и начала тереться об меня своей большой мягкой грудью. Дети повисли на мне, а сожительница так сильно обхватила меня короткими руками за шею и принялась толстым слюнявым ртом всасывать мои губы, что я почувствовал, что скоро умру, задохнувшись. Насилу мне удалось отбиться от них, убежать домой и закрыть дверь на засов.
В ту ночь мне приснился ужасный сон. Во сне я стал невольным свидетелем отвратительного совокупления. Бывшая добропорядочная учительница развалилась на полу, широко расставив старые ляжки, а преступные дети забрались на люстру и оттуда, свесив свои длинные члены и мерзко гогоча, прыгали по очереди, стараясь попасть прямо в раскрытое педагогическое лоно. Счастливчик, чей морщинистый член первым попал туда, бил себя кулаками в грудь и выл от радости. Сожительница же моя, наблюдая за ужасной сценой, хохотала во все свое писклявое горло.
В этот момент развратники заметили меня. Я хотел спрятаться от них под столом. Но они тут же сдвинули вокруг стола стулья, чтобы я не смог убежать, и принялись обсуждать дальнейшую мою судьбу. Сожительница объявила, что раздумала выходить за меня замуж, но не желала бы потерять такого чудесного любовника. Дети тоже не захотели расстаться со мной. Шпрехшталмейстеру, как оказалось, очень понравились мои ягодицы, а классная дама призналась, что уже несколько месяцев хотела схватить мой член и запихать его себе в декольте.
Собрание было недолгим. Они решили, что я хоть и ветреный, но прекрасный любовник, а потому, чтобы я не сбежал, надо немедленно ограничить мою свободу, привязав меня за большие пальцы рук и ног к ножкам стола. Все радостно закричали, поднялась суета, и, быстро и дружно раздев меня под столом, они привязали мои пальцы к его ножкам.
Вся компания в моем сне жила теперь вместе, превратившись в большую веселую семью. При этом они регулярно посещали меня. Вначале визиты их были хаотичны из‐за бесконечных ссор по поводу очереди. Все одновременно хотели попасть под стол, но там было так мало места, что более одного человека не могло на мне поместиться. Дети лезли без очереди, пока классная дама не ввела строгий порядок, и теперь каждый член семьи посещал меня не более трех раз в день. Добрая учительница даже подстелила мне соломку под спину, и потому, когда меня навещал шпрехшталмейстер, отвязывая на миг, чтобы перевернуть на живот, я, жуя солому, все больше чувствовал себя под его мозолистыми руками немолодой, но еще востребованной цирковой лошадью.
Учительница, у которой я пользовался особым расположением, постоянно твердила детям, что нужно беречь мои силы. Тяжелее всех приходилось моей бывшей сожительнице: ее бегемотское тело еле пролезало под невысокий стол. Мне снилось, что, насилуя меня, она чуть не пробила своим оттопыренным задом крышку этого стола, за что и была лишена следующего посещения. Конечно, вольготнее всего чувствовали себя дети: эти маленькие старички влезали ко мне вшестером и так мучили меня, что после них, обессиленный, я вынужден был отдыхать несколько часов кряду. Бывшая воспитательница, несмотря на преклонный возраст и доброе сердце, тоже оказалась искусной мучительницей, она вползала ко мне задом наперед, своими пухлыми ручками хватала несчастный мой пенис и, вываливая расплывшиеся груди, терла его ими, пока не стирала в порошок, так что другим членам развратной семьи уже ничего от меня не доставалось. После чего они шли спать и, расположившись на больших мягких перинах, горласто храпели.
Проснувшись утром, я еще долго не мог встать с кушетки. Мне в голову приходили очень грустные мысли. Как странно, думал я, что благонравная пожилая чета, служившая много лет примером чистого и верного чувства, под влиянием моей бывшей сожительницы и ее подлых детей стала вести такой разнузданный образ жизни.
Но почему все они в этом сне именно меня избрали своим любовником? Может быть, потому, что теперь я никто. Интересно, зачем я вообще появился на свет? Каково было проклятое мое предназначение – неужели просто взять и исчезнуть? Мне было странно, что я еще существую.
Падающие на нас птицы
Что-то, как камень, прогрохотало по черепичной крыше и бухнулось на крыльцо. Я прислушался. Быть может, это Дорф, мой бывший сосед по больнице, что во время своих буйных припадков мог запустить камнем в примеченную им кошку.
Осторожно приоткрыв дверь, я высунул голову, но не увидел растревоженного Дорфа. На ступеньках крыльца лежало три разорванных пернатых комка. Наклонившись, я разглядел этих птиц. Ран не было на их телах. Подняв голову, я не заметил в небе ничего, что могло бы стать причиной внезапного столкновения. Птицы были похожи на самоубийц, которым вдруг пришла в голову нежданная последняя мысль – кинуться с немым восторгом с безмерных высот и, тяжелыми ломкими своими телами прорвав воздушную ткань, низвергнуться на голый череп земли. И там разлететься бесчисленными обломками, осколками фарфоровых статуэток.