придавить их к земле. Несколько смельчаков, что вызвались помогать пожарным, были ранены в эту ночь, а некоторые закусаны до потери крови. Проклятые коты, сильно пострадавшие во время такой охоты, собрали под утро остатки своего воинства и в отместку выследили несчастного Дорфа. Когда он, по-прежнему считая себя белой ручной дрессированной мышью, выбрался за порог своего дома, безжалостные животные со всех сторон обрушились на него и в мгновение ока разорвали его на части на глазах ошеломленной семьи.
На следующую же ночь пожарная команда, пополнившаяся новыми добровольцами, дала котам последний смертельный бой. Коты дрались с неописуемой яростью. Это были уже не зайцы, победить которых можно было, вооружившись клистирными трубками. Грохот боя стоял над городом. Но пожарным удалось победить. Коты отступили. Часть гигантов, не выдержав натиска, бежала из города, остальные попрятались под дома и долго еще сидели там, не решаясь показать носа. Надолго запомнилась им эта битва. Теперь только изредка, и то беспрестанно оглядываясь, воровали они лежащих на мостовых птиц и тайком утаскивали себе в подвалы. Но г-н Эш дежурил каждую ночь, и потому редко грабеж заканчивался удачей. Мальчик Шай рассказал, что скудный рацион в результате довел их до такого состояния истощения, что им пришлось постепенно расстаться со своими гигантскими размерами, и те из них, кто вообще остался в живых, сидя на голодном пайке, приобрели свой прежний незамысловатый дворовый вид.
Избавившись от прожорливых ненасытных котов, город стал расцветать. Изобилие птичьего мяса, которое раньше сжирали ночные хищники, подсказало нам замечательную идею. И действительно, уже через несколько дней проворный г-н Прюк отвез первую партию превосходного рагу из дичи на железнодорожную станцию, чтобы отправить ее в другие города. Заказы посыпались со всех сторон. Всем хотелось полакомиться деликатесами. Теперь уже дворники не сваливали вчерашние тушки за городскую черту. Город стал богатеть. Птицы падали по-прежнему регулярно.
Теперь худая Тамар уже не бегала по вечерним улицам, моля своего Бога, не выкрикивала безрассудно слова о мистическом наказании. Тамар поправилась, она располнела и первая выскакивала по утрам с просторной коляской подбирать упавших за ночь пернатых. «Благословление Господне!» – впору было кричать ей теперь.
Я тоже почувствовал себя лучше. Мрачные мысли мои несколько отступили. «Ну почему же мне наконец не порадоваться вместе со всеми?» – вопрошал я себя.
На вырученные от продажи птичьих деликатесов деньги город закупил неописуемое количество экзотических деревьев. Их высадили везде, заполнив ими все улицы. Так что теперь во дворах у нас росли баобабы и эвкалипты, японские ели и шотландский шелковый вереск. Конечно, на деревьях не хватало поющих птиц, но никто не роптал на судьбу: ведь под деревьями они лежали в изобилии.
Быть может, я не должен был разделять всеобщего восторга. Казалось бы, что мне до кулинарных изысков и экзотической флоры, если я не знаю, кто я такой и как мне жить дальше. Однако острота этих переживаний стала гаснуть. Ощущения, еще так недавно терзавшие меня, несколько притупились, словно память моя постепенно слабела. Все реже я вспоминал о них.
А в это время новые события происходили в городе. Как-то г-жа Бройссер, та самая, что пыталась упасть в обморок при виде трупов несчастных птиц, обратила внимание на удивительную расцветку перьев, никак не используемых в наших коммерческих начинаниях. Ведь перья просто выбрасывались на свалку. Г-жа Бройссер первой сшила себе потрясающей красоты платье из перьев кондора, пуха ласточек и черных крыльев ворон. Сочетание цветов было столь тонким и изысканным, что немедленно все дамы города принялись за шитье. Буквально через неделю искусницы во главе с неутомимой, когда-то влюбленной в меня г-жой Финк щеголяли на площади в удивительных нарядах. Но г-жа Бройссер и тут опередила всех вновь: она сшила пухлому своему супругу некое подобие мантии из длинных хвостовых перьев дикого лебедя. Края мантии были оторочены оперением сойки с синевато-зеленым отливом. Это вызвало искреннюю зависть у остальных мужчин, и вскоре все они, включая меня, обзавелись собственными прекрасными одеяниями.
Я уже не размышлял, стоит ли мне жить дальше. Сейчас эти рассуждения сделались мне странны. Я позабыл, чем они вообще были вызваны. Так жизнерадостны были окружающие меня, так красиво все было вокруг, что нелепы и неуместны были бы жалобы на судьбу. Наконец пришло время, когда я почувствовал удивительную легкость, настоящий душевный подъем. Как хорошо, как славно стало жить! Такое воодушевление, такая эйфория царила во всем городе! Я чувствовал, что могу наслаждаться вместе со всеми.
Теперь по вечерам наши городские аллеи превращались в чудесные фантастические сады, где под экзотическими деревьями прогуливались горожане в ярких одеждах из разноцветных птичьих даров.
Но пять дней назад птицы перестали вдруг падать. Мы не приняли это всерьез. Мы просто не смогли в это поверить. Все, что происходило с нами за последнее время, все, что так изменило жизнь, не могло, не имело права вдруг просто так прекратиться! Но эти странные птицы не только перестали падать, они вообще не залетали теперь в наш город. Мы ждали их каждый день, но ни одна даже случайно не пролетела за городскую черту. Быть может, по своей таинственной птичьей почте они передали друг другу, что город наш опасен для них?
Мы попытались их подманить: разбросали зерно по всем улицам и дворам. Но даже воробьи не откликнулись на наш отчаянный призыв. Тогда сообразительный г-н Прюк завез несколько птиц, купив их в соседнем городе. Но стоило отпустить их из клетки, как моментально поднялись они ввысь и стремглав вылетели за пределы нашего города. Ах, как хотелось нам подняться за ними в погоню! Неужели мы не в силах пригнать назад этих несчастных птиц?!
У всех опустились руки. Возможно ли, что птицы наши никогда не вернутся? Неужели ни одна из них уже не упадет с неба, как падает самоубийца, отважившись прорвать наконец воздушную ватную ткань? Неужели никогда теперь, выйдя утром из дома, не найдем мы теплые их тела с распахнутыми крыльями, распростертыми в наших дворах?..
Тамар опять заходила по городу с безумными причитаниями. Как жить нам теперь? Ведь не можем же мы вернуться обратно, в то время, когда птицы не падали на нас с неба. Бессмысленно бродили мы в своих цветастых одеяниях среди молчащих деревьев.
Нет сил больше жить нам в этом городе. Надев свои мантии и платья из лучших перьев, мы все идем на его окраину. Поле расстилается перед нами. Птиц нет и здесь. Тишина. Кто-то из нас не выдерживает и первым бросается в бег. Ветер раздувает оперения. Мелькая разноцветьем птичьих красок, мы бежим по пустому полю туда, вперед, где, может быть, птицы еще падают с неба. Бежит г-н Эш с орлиным гребнем на блестящей пожарной каске. Бежит мальчик Шай, размахивая павлиньим хвостом. Г-жа Бройссер машет черными вороньими крыльями. Г-н Фромбрюк высоко задирает журавлиные ноги. Клекочет кулинар Рутер, толстую шею задрал столяр Польман. Я бегу изо всех сил, пытаясь хоть на мгновение оторваться от круглой тяжелой земли. Впереди Тамар машет крыльями все быстрее, быстрее. Только Дорфа нет с нами, сожранного проклятыми кошками.
Мы несемся по полю, размахивая крыльями, распустив хвосты из широких упругих перьев, задрав головы, распахнув клювы и клекоча, клекоча… Еще мгновение – и воздушный поток подхватит нашу стаю, и мы взмоем в небо, прочертим в нем яростный круг и, сложив крылья, тяжким пернатым камнем ринемся вниз на наш окаянный город.
Эпилог
Вспомним ли мы сами, что существовали когда-то…