тельной. В противовес старому жанру аристократической драматургии. — Стиль и его единомышленники стали писать драмы, изображающие современную им жизнь и современных людей. Эта новая буржуазная драма, давая картины нравов, подвергала критике феодально-аристократический строй и трактовала проблемы буржуазной морали и буржуазной общественности.
Такую же критику, впрочем, довольно осторожную, проводил и сатирический листок Стиля «Болтун». Ко времени основания «Болтуна» Стиль был редактором официальной «Лондонской газеты». Но он тяготился этой работой, в которой ему приходилось выслуживаться перед вигскими министрами (королевы Анны. По его собственному призванию, газета эта была «очень добродетельна и очень бесцветна». В качестве громоотвода для своего журналистского таланта Стиль и задумал издавать сатирико-нравоучительный листок «Болтун».
Первое объявление и пробный номер вышли 12 апреля 1709 г. Это был лист инфолио, озаглавленный «Болтун», сочинение Исаака Бикерстафа, эсквайра.
«Болтун», выходивший три раза в неделю, писался от имени вымышленной фигуры Исаака Бикерстафа. Некую параллель Бикерстафа мы имеем в лице русского Козьмы Пруткова, являющегося коллективным созданием Алексея Толстого и братьев Жемчужниковых. Воображаемый редактор «Болтуна», Исаак Бикерстаф представлен читателям как старик философ, юморист, астролог и цензор. В своем ученом кабинете сэр Исаак Бикерстаф предается размышлениям и занимается астрологическими и магическими изысканиями. Агенты Бикерстафа шлют корреспонденции то из Виллевой кофейни, место, где собирались английские литераторы, то из шоколадной лавки Вайта, — клуб золотой молодежи, то из кофейни Джемса, куда сходились дипломаты и политические деятели.
Бикерстаф действует не один, он окружон родными и друзьями, которые являются действующими лицами в статьях «Болтуна»; они же рассказывают разные происшествия из своей жизни, пишут письма в редакцию, ведут споры. Галлерея лиц, выведенных в «Болтуне», весьма разнообразна: здесь порочные, продажные, легкомысленные, добродушные, простоватые, глупые, жадные, доверчивые, коварные люди. Читатель слушает рассказы то о военном лагере Марльборо, то о семейных событиях при европейских дворах, то о новостях литературы и театра, то о достижениях науки. Сэр Бикерстаф путешествует по улицам Лондона, наблюдая людские нравы, а его — родственница мисс Дженни Дистафф, сидя у домашнего очага, щебечет о романтических делах и о секретах женского сердца.
Ричард Стиль начал это издание, что называется, на собственный страх и риск, не особенно заботясь о своих сотрудниках. Но по мере расширения журнала он привлек к изданию целый ряд видных литераторов, в том числе Аддисона, Свифта, Конгрива, Грильвуда и других. Наиболее деятельное участие из этих сотрудников принимал Аддисон. Свифт присылал статьи из Ларакора. С апреля по октябрь 1709 г. он прислал несколько саркастических памфлетов. Несмотря на то, что он написал немного для «Болтуна», он сыграл значительную роль для этого издания. Когда статьи из «Болтуна» были собраны в — виде — ряда книг, Стиль в посвящении к первому тому высказал признательность «доктору Свифту, забавные сочинения которого, выходившие под именем Исаака Бикерстафа, расположили город ко всему, что бы ни появилось под этой маской».
Шутлевые сатиры, которые легко набрасывал Свифт для нравоучительных листков, уже изобличают в нем, несмотря на их поверхностность, огромный талант разрушителя ложных понятий и предрассудков. Он срывает маски с вещей и предрассудков, показывает их подлинное безобразие и лишает их той фиктивной красоты, которой они прикрываются.
Свифта мало удовлетворяет то заискивание и подобострастие, которое он видит со стороны вигских деятелей, которым он нужен особенно в эти тяжелые для них дни, когда в любой день тори могут свалить их, добившись благосклонности капризной слабовольной королевы.
Чем больше он знакомится, с лондонским придворным и политическим миром, чем больше он наблюдает политиков, церковников и ученых, тем больше он проникается мрачной мизантропией и неудовлетворенностью такими привычными понятиями, как наука, — религия и государство.
Наука для Свифта — «бедлам мечтателей, узких и химерических мозгов, которые занимаются тем, что противоречат друг другу, изобретают гипотезы, провозглашаемые ими громким голосом, как непреложные истины».
«Религия объединяет толпу; энтузиастов, бормочущих фразы, — которых они не понимают, придающих значение святости или нечестия рукавам одежды или положения тела, обожающих риторические фигуры, как великие тайны, расточающих на религиозные преследования и коленопреклонения избыток бараньего и свирепого безумия».
В не менее мрачных красках характеризует Свифт государство. «Это — стадо идиотов, отдающих свою кровь, и свои богатства на служение капризам и расчетам господина в карете, из уважения к этой карете, которую они же ему дали». В этих словах вылилась вся сила мрачного, бьющего через край презрения Свифта к окружающему его обществу. Горечь накопившейся злобы и тяжелое сознание своего превосходства были мощными рычагами для той борьбы, в которую он бросался, очертя голову.
При помощи своих памфлетов Свифт очень быстро стал силой. Дворянство, духовенство, министры пользовались его едким и не продажным пером и страшились его.
Но невзирая на свое влияние и на свою силу Свифт не мог добиться власти. Поль сен Виктор, написавший мрачный, но блестящий этюд о Свифте, правильно говорит, что Свифт был из тех, кого партии поддерживают, но не возвышают.
Биографы Свифта, старающиеся изобразить его в первый период его политической деятельности убежденным вигом, делают, конечно, коренную ошибку. Он поддержал вигов в момент их раздоров с ториями по вопросу о раздаче земель в Ирландии, потому что ему казалось, что справедливость на их стороне. Затем он сблизился со многими из вигских вождей, ему льстило, что министры заискивают перед ним, стараются завоевать его внимание.
Но когда ему пришлось по-настоящему столкнуться с политикой вигов, он разочаровался в них раз и навсегда.
Он приезжал в Лондон ходатаем от ирландского духовенства. Дело шло о снятии налога на первые фрукты («первинки») и об отмене десятины, взимавшейся в королевскую казну с приходских земель.
Несомненно его делегировали в Лондон потому, что знали, что вигские министры заискивают перед ларакорским священником. Тысячи фунтов стерлингов, издавна взимавшиеся в виде этих налогов с духовенства, по постановлению парламента присвоены были королю и служили для раздачи наград придворным фаворитам.
В 1704 г. королева Анна сняла эти налоги с английского духовенства, и ирландские церковники также захотели получить эту льготу.
С февраля 1708 г. до апреля 1709 г. Свифт хлопочет перед вигским правительством Годольфина об этой льготе для ирландского духовенства. Он пускает в ход все свое красноречие для того, чтобы изобразить в самом непривлекательном виде нищету ирландского духовенства. Он доказывает, что снятие этих налогов необходимо для того, чтобы правительство и королева могли завоевать расположение ирландского духовенства, имевшего значительное влияние на порабощенное англичанами население.
Свифт безуспешно обращался и к министрам, и к другим влиятельным людям. Он получал обещания, его задабривали милыми словами, приветливыми улыбками, но ничего не делали для него.
Наконец, он получил прямой отказ от Годольфина. Королева не была склонна пойти на уступки. Оца не хотела отказаться от этих доходов, не веря в то, что такими милостями можно расположить ирландское духовенство.
Свифт был раздражен таким отношением к себе со стороны вигских друзей. Не такой благодарности ждал он от тех, кого выручал в минуту опасности.
Между тем Свифт чувствовал, что положение вигов непрочно, потому что королева больше склонялась к ториям, и что только ее долголетняя личная привязанность к герцогине Марльборо, жене вига, мешает ей свергнуть вигское министерство.
Он предпринял шаги к тому, чтобы обратить на себя внимание королевы. Но он старался, чтобы его правоверный трактат о христианстве попал в ее руки, то он при помощи своих друзей хочет добиться согласия на предоставление ему хорошего поста.
Ничего не выходит из всех этих домоганий. Королева хранит непреодолимое отвращение к автору «Сказки о бочке», считая его по наущених своих фаворитов отъявленным безбожником.
Не без заднего умысла убрать опасного памфлетиста подальше от Лондона вигские друзья хотят предоставить ему место секретаря при венском посольстве или сделать его епископом в североамериканской колонии Виргинии.
Но даже и эти планы обречены на провал.
Все больше отходит Свифт от вигов. Присмотревшись ближе к их церковной политике, он раздражен заигрыванием вигов с диссентерами. И он уже выступает в печати с высказываниями, явно противоречащими точке зрения вигов на диссентеров.
Виги чувствуют, что теряют влиятельного друга. Лорд Сомерс, лорд Галифакс все еще дают всевозможные обещания Свифту. Он уже не верит им и не верит в них. Теневые стороны вигов, этих ставленников английских денежных мешков, все четче выступают перед Свифтом. В один из своих приездов в Лондон он пишет с предельной откровенностью в дневнике: «Все виги были в восхищении, что видят меня, они тонут и хотели бы уцепиться за меня как за сук; их вельможи сочиняли мне неловкие похвалы. Хорошо их жалкое покаяние в собственной глупости.» И с яростью он продолжает: «Пускай околевают и гниют неблагодарные собаки; прежде чем уехать отсюда, я заставлю их раскаяться в их поведении…»
Все признаки предстоящего падения вигов были уже налицо. Постепенно, но последовательно королева Анна смещала вигов в главнейших учреждениях, заменяя их ториями. Военные неудачи английской армии, стратегические ошибки герцога Марльборо лишь содействовали перемене отношения королевы Анны к вигскому правительству. Лэди Марльборо впала в немилость у королевы Анны и была отстранена от двора. Интриги лидеров ториев Гарлея и Сент-Джона возымели свое действие.