— По закону вы можете не отвечать на вопросы, хранить молчание и потребовать адвоката, но я прошу вас ответить на все вопросы.
— Валяйте, спрашивайте.
— Где вы были восемнадцатого числа, в десять часов утра?
— А сегодня какое?
— Двадцать девятое июля, двадцать два часа тридцать минут.
— Где я был, где я был, тут был, — пробурчал Рябов.
— Кто-нибудь может это подтвердить?
— Мать может, но она на работе, в ночь.
— Кем она работает? — спросил Скоков.
— Медсестрой в военном госпитале, в хирургии.
— Адрес какой?
— Петербургское шоссе, три.
— Ее фамилия Рябова, — уточнил Коля.
— Тамара Ивановна.
Скоков мельком взглянул на Семенова, повернулся и быстро вышел из комнаты.
— Наш сотрудник ее опросит, и мы это уточним.
— А чего уточнять? — недовольно буркнул Рябов. — Я правду сказал. А что случилось?
— Кто еще может подтвердить, что вы были дома?
— Соседка может, парни из подъезда, из двора, я каждый день там. В квартире очень жарко, да и в картишки балуюсь. — Рябов пододвинул стоящий у стены протез, сунул в него обрубок ноги, застегнул лямки и тяжело, неуклюже встал. Немного хромая, прошел к старенькому серванту, открыл дверцу, достал недопитую бутылку водки, открыл крышку и, никого не стесняясь, пару раз отхлебнул из горла. Крякнув, закрыл пробку, поставил бутылку в шкаф и захлопнул дверцу. Взял со стола недоеденное яблоко, откусил большой кусок и начал с хрустом жевать.
Егорова вышла из квартиры и пошла во двор опрашивать соседей.
— Извините, — прохрипел Рябов, — отхожу понемногу. Сразу бросить не получается.
— Понимаю, — кивнул Семенов, встал и предложил хозяину стул, так как второго стула в комнате не было. Видимо, его забрали обосновавшиеся на кухне бойцы.
На удивление полковника, Рябов сесть отказался, а стал расхаживать по комнате из угла в угол.
— Ногу разминаю, а то, когда долго не хожу, болит.
— У вас есть автомашина? — спросил полковник.
— Нет, раньше была, но как на ней без ноги… пропил.
— А именное оружие?
Рябов остановился, пристально посмотрел на полковника и спросил:
— Откуда знаете?
— Дело читал. Вы боевой офицер группы «Вымпел», ранены в Чечне, имеете награды, именной пистолет Макарова.
— Это в прошлом, сейчас я инвалид, — тяжело вздохнул Рябов и добавил: — Никому не нужный инвалид. Поэтому и пью. Я честно отдал долг Родине… вместе с ногой, а она со мной так. — Он развел руками, показывая обстановку, потом подошел к шкафу, достал бутылку и махом допил.
Семенов с горечью и болью в сердце смотрел на капитана разведки и думал: «Вряд ли он Зорг, но если он, то понимаю, почему так долго вел душеспасительные проповеди о справедливости. Неустроенный быт и инвалидность доконали мужика и, чтобы выжить в этой жизни, а не пустить себе пулю в лоб, он заливает горе водкой. И так по всей Руси, и не только с инвалидами — героями войны. Пьют все. Можно сказать, Россия напрочь спилась. А как не пить…»
Семенов встал, вплотную подошел в Рябову, посмотрел в его карие пьяные, немного злые глаза и спросил:
— Ты знаешь, кто такой Зорг?
— Зорг, что за Зорг, Рихард Зорге, что ли? — не моргнув, переспросил тот.
— Нет, просто Зорг?
— Никакого Зорга не знаю и не слышал о нем.
— Хорошо, расскажи об Игоре Ивановиче Кудасове, Леониде Сергеевиче Хромове, Никите Петровиче Дерябине и о вашем задании с ядерным ранцем.
Рябов пристально посмотрел на полковника, дыхнул в лицо свежей водкой и сказал:
— Эка вспомнили. Сколько лет прошло, я уж и не помню.
— Все же это важно.
— Да что вспоминать, дали ранец с камнями, приказали подбросить в несколько мест, мы так и сделали. Не впервой. Задание было учебным, фигня. Я такое в жизни творил, что по ночам в поту просыпаюсь и не верю, что это был я. В одном доме человека прятали, а нам его надо было освободить. Так мы ночью ножами всех, кто в доме был, почикали, а клиента увели. Там были женщины, дети, ну и террористы. Мы их всех без разбора, никто и не пикнул. Было это не у нас и не во время войны, а в Боснии, в мирное время. А что в Чечне делали… — Рябов недовольно махнул рукой. — А ты про кирпичи в рюкзаке…
— После этого задания вы виделись с товарищами?
— Редко. Судьба нас свела на несколько дней и развела. Как там у них сложилось. Говорят, двоих убили… Один до палкана дослужился, сидит в части, пузо наел, а я вот… — Он хлопнул по травмированной ноге, тяжело вздохнул и уныло взглянул на Семенова. — Как вас там, Семенов Петр Петрович?
Полковник кивнул.
— Пить будешь, Петрович, у тебя небось тоже служба сволочная, раз ты ко мне из Златоглавой на ночь глядя приперся и архаровцев притащил? Не обижайся, что на ты, ладно?
— Ладно. — Семенов кивнул. — Но водку пить не стану и тебе советую завязать.
— Завяжу, но не сразу. Еще попью немного и брошу. Ты расскажи, что тебя ко мне привело?
Семенов сел на стул, но Рябов продолжал стоять и внимательно смотрел на полковника. Несмотря на опьянение, взгляд у него был острый, цепкий и злой. Петр чувствовал, что перед ним умный, волевой, видавший виды человек. Полковник читал досье капитана и знал, что тот в совершенстве владеет несколькими иностранными языками, а тупым мордоломам из десантуры этого не дано. В специальные разведгруппы «Вымпела» берут людей неординарных, творческих и очень умных. Иначе нельзя. Ведь их боевая специализация — силовые операции в тылу врага, на территории других государств. Семенов понимал, кто перед ним, и вел себя осторожно. Но он решил не темнить с инвалидом, а сказать все как есть.
— В Москве один хрен по кличке Зорг людей убивает, мне его надо во что бы то ни стало найти.
— Я что-то по телеку слушал, но я-то тут при чем?
— А при том. Он представился бойцом «Вымпела» и подробно описал вашу операцию с ядерным рюкзаком. Он либо кто-то из вас двоих либо знал вас и знал об операции.
— Операции «Южный крест», — добавил Рябов. — Это название придумал я. Ты вправду думаешь, что я из Твери в Москву на одной ноге попрусь людей расстреливать? — Мужчина зло посмотрел на полковника.
— Если не ты, значит, тот, второй, что служит в части, больше некому.
— Если не предположить, что это может быть один из тех, кто знал об этой операции.
— А кто еще знал?
— Вся часть, все над нами потешались, мы после этого рюкзака с кирпичами ходили, как оплеванные. Нас носильщиками называли, позор. Даже премию выписали, для утешения, так мы ее с парнями пропили в тот же день.
— Я так и подумал, что Зорг не ты, хотя уточнить надо было.
— У меня алиби железное, проверяйте. Я из дома уже несколько лет никуда не выезжаю. Когда был женат, один раз в отпуск на Юг ездили, и все. А потом развелся и тут сижу, как пес на цепи. — Рябов подошел к шкафу, достал непочатую чекушку, отвинтил крышечку и сделал несколько жадных глотков. Крякнул, протер тыльной стороной ладони рот и передал бутылку Семенову. Тот ее не взял, а на парня посмотрел так, что тот убрал ее обратно в шкаф.
— Ты извини, полковник, у нас все проще, но все мы, выходцы из «Вымпела», кто такое прошел, немного шизанутые. И я не удивлюсь, что кто-то стал людей мочить. Крыша напрочь съехала. Мы много лет стреляли, взрывали, убивали, а в мирной жизни этого ни-ни. Вот башка и едет, вот я и пью. А порой знаешь как хочется, когда видишь несправедливость, за пушку взяться…
Услышав эти слова, Семенов вспомнил первое послание Зорга, его умозрительные разглагольствования на тему вселенской справедливости, и сердце у полковника екнуло.
«А не Зорг ли передо мной?» — подумал он. Но вскоре вернулась Елена Егорова и показала протоколы опросов жителей дома, что в дни и часы совершения преступлений в городе Москве Рябов был в Твери, в своем дворе, на глазах нескольких посторонних незаинтересованных граждан.
«Ну что, зря съездили?» — подумал полковник.
Приехал Скоков, привез протокол опроса матери Рябова, хотя и без него было все уже ясно. Полковник извинился перед бывшим спецназовцем за причиненные неудобства, поблагодарил бойцов тверского спецназа, сел с сотрудниками в микроавтобус и помчался обратно в Москву.
На часах было двенадцать ночи, и все тихо дремали в своих креслах.
— Зря слетали, — сказал на ухо Семенову Скоков. — Могли выслать предписание тверским полицейским, и они то же самое без нас сделали бы. А так полсуток псу под хвост.
— Отчасти ты прав, но по большому счету нет, — парировал немного уязвленный Семенов. — Я не оправдываюсь, что прогнал вас впустую, но мы сами, на месте убедились, что это не Зорг. А то думали бы, что там да как. Ты же знаешь провинциальных сыщиков, им чужие дела по фигу. Это для них лишняя головная боль и много формальностей. Дадут отписку, и все.
— Согласен, товарищ полковник, — кивнул Коля и закрыл глаза, — заодно проветрились.
— Утром еще проветримся. Едем в Балашиху, в воинскую часть.
Глава 10
Дорога в Москву заняла пять часов, и все решили не терять времени и заночевать в своих кабинетах, чтобы наутро снова отправиться на задание. Так и поступили и потратили на сон около четырех часов.
— Если приплюсовать к этому времени сон в кресле тачки, то будет вполне ничего, — уныло сказала Егорова, садясь в микроавтобус. — Хотя физиономия все равно помятая. Я без отдыха и секса почти год.
Перед тем как выехать в Балашиху, Семенов позвонил Статникову и выяснил, что полковник Никита Петрович Дерябин находится в части, никуда из военного городка не отлучался и в дни и часы совершения преступлений был на виду.
— Значит, опять гнилой заезд, но все равно поедем и все сами проверим, — констатировал дотошный Петрович.
Оперативная группа погрузилась в микроавтобус и выехала с территории МУРа. Через полтора часа «мерседес» остановился перед воротами воинской части, Коля Скоков предъявил пропуск, и их быстро пропустили.
Семенов попросил Статникова, чтобы тот организовал задержание Дерябина и до его приезда никуда не выпускал. Вымпеловец, как обычно, в девять часов утра пришел на службу, а там его уже ждали сотрудники их особого отдела. Предложили сдать служебное оружие, пройти в кабинет и никуда не выходить. Находящийся в полном недоумении полковник подчинился, но был крайне рассержен и некоторое время негодовал по поводу кабинетного ареста. Ему объяснили, что из Москвы к нему едут высокие чины для разговора, и он немного успокоился.