Через час Петр, Коля и Егорова сидели в комнате для допросов следственного изолятора и ждали, когда приведут Хромова-Зорга. Время тянулось медленно, а конвоя все не было. Семенов разложил на столе документы, открыл красную коробочку, достал звезду Героя России и повертел в пальцах. За долгие годы она не потускнела и блестела глянцевыми гранями, будто была только вчера отштампована и отполирована.
Наконец зазвенели ключи, щелкнул замок, и Семенов поспешно положил звезду в коробку, а ее накрыл папкой. В сопровождении конвоя Зорг вошел в кабинет, осмотрел всех присутствующих хмурым взглядом и уселся на приготовленный стул. Закинул ногу на ногу, уставился в пол и насупился.
Он был в той же одежде, небрит и суров. Хотя, как показалось полковнику, самочувствие у него было лучше, чем вчера. Видимо, прекратилось действие газа.
— Здравствуйте, — сказал Петр Петрович и сделал паузу, но Зорг сидел молча и бровью не повел. — Вы Хромов Леонид Сергеевич, тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения, капитан российской армии, командир спецгруппы антитеррористического центра «Вымпел». По документам погибли в бою в Чеченской республике при выполнении боевого задания в двухтысячном году. Тело было опознано родственниками и сослуживцами, но оно было сильно изуродовано, произошла ошибка, и за вас приняли другого человека. В две тысячи втором году вам было присвоено звание Героя России. Посмертно. — Семенов сделал паузу и посмотрел на реакцию Хромова.
Тот сидел не шелохнувшись, но по выражению глаз полковник понял, что смысл сказанных слов до Зорга дошел и что ему не все равно. Тот поморщился, мотнул головой, сглотнул слюну, несколько раз моргнул и настороженно взглянул на Петровича.
— Вы герой России, — повторил Семенов. — Вы знали об этом?
— Нет, — глухо ответил тот.
— Вот я вам сообщаю. Документы и звезда Героя хранились у вашей вдовы. — Петрович отодвинул папку, открыл коробочку, вынул звезду и показал Хромову. Тот уставился на нее не мигая, но через мгновение его лицо исказилось гримасой отчаяния. Он шумно втянул ноздрями воздух, резко выдохнул, опустил голову и тихо зарыдал.
Руки у него были скованы за спиной наручниками, и поэтому он не мог дотянуться ими до лица и смахнуть нахлынувшие слезы. Они скатывались по щекам и капали на черные джинсы. Он сидел и беззвучно рыдал. Его широкие, мощные плечи вздрагивали, он сопел и изредка всхлипывал, стул под ним скрипел, но это длилось недолго. Меньше чем за минуту он взял себя в руки, перестал всхлипывать и, на удивление, быстро успокоился. Пару раз шмыгнул носом, кашлянул и вновь уставился на Семенова, но теперь взгляд его был другим, не таким жестоким и отрешенным.
— Естественно, вы мне ее не отдадите, — спросил Зорг.
— Мы подозреваем вас в совершении тяжких преступлений, и пока идет следствие и вы находитесь под арестом, мы вам ее не отдадим. Но, я думаю, суд лишит вас звания Героя России в связи с вышеназванными обстоятельствами. — Полковник положил звезду в коробочку, а ее отодвинул на край стола, подальше от Хромова. — Но если вы раскаетесь, будете сотрудничать со следствием, расскажете о своих преступлениях, мы будем ходатайствовать перед судом о смягчении приговора. А там как суд решит.
Зорг поморщился и изрек:
— Знаю я, как наш суд решит.
— В вашем положении нужно использовать любой шанс, подумайте.
— А чего тут думать, я все, сидя в одиночке, решил.
— И как поступите. — Семенов внимательно посмотрел на Хромова, — будет чистосердечное признание?
Тот несколько секунд собирался с мыслями, соображал, а потом сказал:
— Будет.
— Прекрасно, — обрадовался полковник, — вы не против, если мы будем вести первый допрос без защитника?
— Защитник, конечно, нужен, — начал Хромов, — хотя, если решил рассказать — расскажу.
— Я вас заверяю, что все юридические формальности по поводу защитника будут соблюдены, и ваши права не будут ущемлены.
Услышав слова полковника, Зорг кивнул.
— И вот еще что, вы не против, если мы будем записывать наш разговор?
— Пишите.
Коля открыл портфель, вынул видеокамеру, подключил к сети, установил на штатив, навел на Зорга и включил. При виде камеры Хромов немного занервничал, поерзал на стуле, но потом взял себя в руки и успокоился.
— Итак, вы Хромов Леонид Сергеевич тысяча девятьсот семьдесят пятого года рождения? — спросил Петрович.
— Да.
— Вы хотите чистосердечно раскаяться и рассказать о совершенных вами преступлениях?
— Да, но я хотел бы начать с раннего периода.
— С какого?
— С того злополучного задания.
— Это необходимо? — спросил Коля.
— Да, в те дни я понял, что для Родины и для командования мы лишь пушечное мясо и с нами можно творить все, что угодно. Погибнем — новых найдут. В те дни я потерял веру в людей, в государство.
Коля Скоков посмотрел на Семенова, а тот подумал немного и сказал:
— Неважно, сколько на это уйдет времени, если считаете нужным рассказать — рассказывайте.
Хромов ненадолго замолчал, а потом начал свой длинный, интересный рассказ.
Глава 17
Тысяча девятьсот девяносто девятый год заканчивался, а контртеррористической операции в Чечне и конца не было видно. Боевиков в тот период хорошо финансировали, и в леса шли все, кому не лень. В нашем Ачхой-Мартановском районе хозяйничала группировка полевого командира Доку Ибрагимова по кличке Хазар. Они регулярно обстреливали милицейские блокпосты, подрывали дороги, железку и убивали представителей местной власти. Сеяли страх и ужас среди населения. Руководителями Чеченской Республики и командованием ГРУ перед нами была поставлена боевая задача — ликвидировать банду и восстановить конституционный порядок.
У меня в группе было восемь человек, и как раз в ночь на тридцатое декабря я собрал их всех в своей командирской палатке, сообщил о задании и спросил, у кого какие будут соображения. Совещались мы недолго и решили приступить к выполнению боевой операции на рассвете. У меня в каждом селе были информаторы среди местных жителей, и они регулярно докладывали о передвижениях бандитских групп и их лидера Хазара. Так вот, один из них по кличке Лысый передал записку, что в ночь с тридцать первого на первое Хазар будет ночевать в четвертой хате на краю села Гехи Чу. Про эту информацию никто, кроме меня и моего осведомителя, не знал, и командованию я про нее не докладывал. У нас уже были случаи, когда разведгруппы попадали в засады, устроенные в горах боевиками, и засады эти не были случайными. Налицо были утечки информации из штаба, и поэтому командование приказало не сообщать никому о времени и месте выдвижения групп, оно давало приказ и — выполняй как хочешь, лишь бы выполнили. Нас эта практика устраивала, и мы стали готовиться к операции. Взяли оружие, боеприпасы, провизию, уселись в «вертушку» и вылетели к подножию горного массива под названием К-5. Мы его прозвали «Волчьи зубы» за несколько редких остроконечных, кое-где заснеженных вершин.
Надо сказать, что в горах да и на равнине выпал снег, и наша группа была как на ладони, хотя мы все облачились в белые маскхалаты. Ми-8 высадил нас на рассвете у подножия горы, а сам спешно улетел. Мы проверили рации, собрали вещмешки в круг, уселись на них и устроили короткое совещание. Двигаться решили парами на расстоянии тридцати метров друг от друга. Дело в том, что боевики минировали тропинки к селам, ставили на них растяжки, и, если такой протянутый поперек дорожки проводок задеть, сработает мина и оповестит находящихся в селе боевиков о приближении спецгруппы. Поэтому первым пошел сапер Ваня Иванов, а мы следом за ним.
Двигались не спеша, в гору, около часа и, когда подошли к селу, уже рассвело. Сделали бивак, отдышались, осмотрели окрестности в бинокли и нашли четвертую хату на краю небольшого, состоящего из пятнадцати строений, поселка. Это был покосившийся, сложенный из неровного горного камня домик, с черепичной крышей и засаленными маленькими окнами. Рядом стоял деревянный хлев со скотиной и неподалеку туалет. Мы решили укрыться, понаблюдать и выяснить, есть в хате бандиты или нет. Я послал в разведку Колю Бухарева, и когда он вернулся, то доложил, что, несмотря на снег на дороге, у хаты отчетливо видны следы покрышек джипа «лендкрузер». К селу вела одна-единственная дорога, и по ней кто-то ночью приезжал к дому. Возможно, боевики. «Хороший знак», — подумал я тогда.
Мы перекусили, понаблюдали за хатами, посмотрели, как тихие, пожилые, в черных платках чеченки засветло работают во дворе, заходят в хлев кормить скот, в три погибели возятся с курами, колют дрова и носят в дом ведра с ледяной колодезной водой.
Мужчин не видно, думал я, может, убили, а может, в лесах прячутся. Странные эти чеченцы, мирно жить не хотят, воевать их тянет, неспокойная нация. А женщины тем временем вкалывают.
Но я ошибся. Через полчаса мы узнали, где их мужчины. Ровно в восемь утра, как по команде, где-то на горе, в ста метрах от нас, раздался громкий хлопок, и я безошибочно определил, что это работает армейский гранатомет РПГ-7. В нас полетела граната и взорвалась в двадцати метрах от нашей засады. Мы лежали в небольшом овражке, а граната попала в холмик, поэтому первым взрывом нас не задело, а только оглушило. Но второй попал ближе, почти в нас. Я с горечью констатировал, что, несмотря на конспирацию, мы попали в засаду. Кто-то нас сдал со всеми потрохами, возможно, Лысый, и теперь надо было как можно быстрее уносить ноги. Но не тут-то было. Только мы выскочили из оврага и кинулись от хутора, как нас обстреляли автоматными очередями с двух сторон. Мы были под горой, как на ладони, а они на горе и косили они нас пулями, как отточенное лезвие серпа косит спелую сочную траву. Безжалостно и наповал. В те секунды белый свежевыпавший снег впервые окропила алая кровь. Кровь наших парней. Первые очереди ранили Васю Потапова, мне чиркнуло по плечу, но несильно, еще двоим бойцам пули обожгли бока и одному пробили бедро.