Виктора поразили яркость и сочность красок, которыми была написана картина. Металл был настоящим металлом, камни — настоящими камнями, а кровь — настоящей человеческой кровью.
— Смерть Бога, — произнес Сидор.
— Что? — не поняв, переспросил Виктор.
— Картина называется «Смерть Бога».
Виктор посмотрел на правый нижний угол и увидел подпись: «Надежда Верхошанская, январь 2005 год».
«Не может быть. Такую картину я видел вчера в особняке садиста и убийцы Таксиста в Сочи. Она сгорела вместе с домом», — подумал Виктор.
— Это копия или подлинник? — спросил он.
Сидор удивлённо взглянул на него.
— Подлинник, здесь только подлинники.
— А могут быть копии?
— Нет, не думаю, Надежда копий не делает… Хотя… какой-то художник мог сделать копию с фотографии в альбоме или с плаката. Я всего один раз выставлял её в галерее в Лос-Анджелесе. Остальное время она висит здесь, — объяснил Сидор. — А почему вы задали этот вопрос?
— Я видел копию этой картины, — ответил Виктор, — в частном доме.
— Это оригинал. Я знаю каждый штрих, каждый мазок ее творения. То, что видели вы, несомненно, подделка.
— Наверное, так оно и есть, — согласился Виктор, — мне трудно судить, я не специалист.
— Многие коллекционеры не могут купить подлинники, заказывают художникам копии великих мастеров, и те исполняют их точь-в-точь. Порой отличить оригинал от подделки очень трудно. Китайские мастера этим грешат. Подсолнухи Винсента Ван Гога стоят на моровом рынке примерно сто миллионов долларов, а подделку можно купить за пятьдесят, ну, за сто баксов. — Сидор усмехнулся. — А где вы видели копию?
— В Сочи, — ответил Виктор, — у одного человека, вчера.
— Сейчас мир наводнен копиями, и я считаю, что это искажает истинную суть искусства, хотя популяризирует автора. — Сидор на мгновение замолчал, собрался с мыслями и продолжил: — Вы знаете, что в картинах главное?
Виктор не знал, что сказать, и поэтому молчал, но его ответ Сидору не был нужен. Он сам ответил на свой вопрос:
— Главное в картинах — это воздействие на сознание, подсознание и сверхсознание наблюдателя. Картины, если они написаны великими мастерами, являют собой мощнейший источник энергии. Не важно, что изображено, главное, что ощущает наблюдатель, о чем думает, что переживает, созерцая полотно. В период написания картины, а длится он долго, от месяца до нескольких лет, художник испытывает гамму мыслей, чувств, переживаний. Они, как краски на холсте, наслаиваются одни на другие, образуя необычайную, фантастическую, неповторимую ауру.
Эмоциональные взлеты и чудовищные духовные потрясения, интеллектуальные озарения и припадки тупого безразличия, свет любви и мрак отчаянной ненависти — все это на века остается в ауре картины. Аура — это то, что окружает творение, но невидимо глазом, аура постижима лишь душой, сверхсознанием наблюдателя, ценителя и созерцателя. — Сидор победоносно взглянул на Виктора. — Аура в разной степени присутствует в живописи, скульптуре, музыке, в литературе и в кино, везде, где творят личности одухотворенные, яркие, чистые и светлые.
— А если художник — злодей, мысли у него черные, и в жизни он творит зло, тогда его картина, книга или симфония будут побуждать ценителя его творчества так же творить зло, — медленно произнес Виктор.
Сидор удивленно посмотрел на него, а тот выдержал некоторую паузу и продолжил:
— Я думаю, если душа творца чиста, то его искусство несет людям идеалы света и чистоты, но если он злодей, если в его мятущейся душе грязь и мрак — тогда его творения несут людям зло и разрушение.
— Интересная мысль. — Сидор замолчал.
— О чем спор? — вдруг послышался голос Надежды Верхошанской. — О моей картине?
Она вошла в зал и, грациозно виляя попой, подошла к мужчинам. Следом за ней официант вкатил столик накрытый белой салфеткой, подкатил к Сидору и скинул ткань. Вынул из ведра с ледяной крошкой бутылку шампанского, мастерски, без брызг и хлопка, с легким, приятным шипением откупорил ее и разлил в три хрустальных бокала.
— «Перриер Жует», — с усмешкой сказала Надежда. — Полторы тысячи евро за бутылочку.
Все взяли по бокалу, чокнулись и сделали по глотку. Виктору вкус понравился, но не на столько, чтобы выложить за бутылку такую сумму. Даже если бы она у него и была.
На столике кроме ведра с шампанским стояли еще и тарелочки с орешками, шоколадками, конфетками, лежали небольшие бутерброды с черной и красной икрой, стояли вазочки с салатиками из трюфелей и розеточки с паштетом фуа-гра.
Надежда и Сидор взяли икру и закусили очередной глоток шампанского. Виктор медлил, раздумывал взять ему бутерброд с черной икрой, салатик из трюфелей или шоколадку, но Сидор, заметив его нерешительность, сделал широкий жест рукой — мол, бери что хочешь и сколько хочешь. Он не сказал потому, что рот у него был занят бутербродом с икрой и паштетом. Когда же он прожевал, то допил бокал и кивнул официанту. Тот взял с нижней полки столика закупоренную бутылку шампанского и сунул в ведро со льдом.
— Так вот, Наденька, — начал Сидор, — мы в твое отсутствие обсудили некоторые аспекты творчества, высказали мнения по поводу роли личности автора в воздействии на сознание наблюдателя. Виктор высказал свежую идею. Надо будет как следует ее обдумать, поразмышлять над ней на досуге. Официант откупорил бутылку и разлил по бокалам.
Сидор протянул Виктору бокал, они чокнулись, а затем выпили.
— Витя, — вдруг сказала Надежда, — у меня дома есть несколько великолепных, на мой взгляд, картин. Я их недавно закончила. Если у вас появится желание, то я покажу их вам, а после просмотра вы поделитесь со мной своими впечатлениями. Вы согласны?
— А как же я, мне ты их покажешь? — удивился Глазков.
— Не обижайся, Сидор, ты их увидишь в срок. Они еще тепленькие, не совсем закончены, и у меня насчет них есть некоторые сомнения. А мне нужен свежий взгляд на мое творчество.
— Я ценитель вашего творчества, мне нравятся ваши картины, но я не искусствовед. — Виктор улыбнулся. — Вряд ли моя оценка будет объективной.
— Главное, чтобы она была искренней, — парировала Надежда. — Мне хочется знать мнение человека не от искусства, но из народа, это для меня очень важно. Искусствоведы ангажированы, у них на глазах вуаль, над ними довлеет слава автора, они могут быть необъективны.
— Я согласен, — сказал Виктор, — буду рад вам помочь.
— Договорились. Позвоните мне завтра вечером, мы назначим встречу. — Надежда вытащила из сумочки визитку и передала Новикову.
— А сейчас вы нас извините, я хочу пошушукаться с Сидором. — Надежда кивнула Виктору и взяла Сидора под руку.
— Было приятно с вами познакомиться и побеседовать. Насчет вашего замечания, по поводу духовной чистоты мастера я поразмышляю на досуге. Буду рад новой встрече. — Сидор улыбнулся и пожал Виктору руку.
Виктор пожал руку Сидору и удалился. Он шел по огромной галерее Глазкова и рассматривал визитку.
«У богатых свои причуды, а у очень богатых — свои».
Он вышел к отдыхающим и осмотрелся. Повсюду гуляли и веселились люди, им было хорошо и беззаботно, но, как заметил капитан, толпа заметно поредела.
«Да, у богатых свои причуды, — думал он. — Половину этих людей хозяин дома не знает. Он пригласил своих друзей, те привели знакомых, и так далее. Все сытые, пьяные, веселые и беззаботные, пьют, гуляют за чужой счет и в ус не дуют, что кто-то убивает людей и вынимает из тел органы».
Виктор смачно сплюнул на ровненькую, недавно подстриженную травку и пошёл искать Александра и Лену.
Все то время, что Виктор философствовал с Сидором Глазковым, Лена просидела за столиком одна. Выпила несколько бокалов шампанского и изрядно опьянела. Наелась бутербродов с колбасой и сыром, вкусных, но не таких, какими Сидор потчевал Виктора и Надежду. Да и шампанское было гораздо дешевле, хотя ей понравилось. Мороженое закрепило успех вечера, и Лена размышляла, позвонить Виктору на сотовый или нет. Вдруг он занят и отвлекать его не стоит?
Она сидела одна до тех пор, пока к ней не подсел Александр. Он поздоровался, поудобней уселся на пластиковом стульчике и замолчал. Слушал музыку и ничего не говорил.
Он погулял по парку среди веселящихся людей, поел, попил сок, посмотрел на фокусников, на акробатов, потом увидел скучающую за столиком Лену и решил к ней присоединиться. О чем с ней говорить, он не знал, поэтому сидел и молчал.
— Хорошо здесь? — наконец сказала Лена. — Чистый воздух, не то что в столице.
— Да, — кивнул парень.
Они немного посидели молча, потом Беляев, разве что из вежливости, чем из любопытства, спросил:
— Каким делом сейчас занимаетесь?
— Разве Виктор не сказал? — ответила вопросом на вопрос Лена.
— Убийство…
— Именно, — послышался бравый голос Виктора. Он увидел Лену в компании Александра, подошел к ним и сел на свободный стул. — Уже познакомились?
— Да, — кивнула Лена. — Как у тебя дела?
— Не могу сказать, чтобы продвинулся в расследовании, но и на месте не стою.
— Что накопал? — спросил Александр.
— Тебе Лена сказала про браслет? — спросил Виктор.
Александр отрицательно покачал головой. Виктор сунул руку в карман, достал целлофановый пакетик, извлек из него браслет с инициалами «Н.В.» и положил на стол перед Александром.
— Что ты можешь про него сказать?
Александр взял вещь и поднес к лицу.
— Ручная работа, похож на браслет Надежды. И инициалы ее.
— Ты не ошибся?
— У нее был такой же, она его носила не снимая, а потом перестала носить. Думаю, он ей надоел. — Александр передал браслет Виктору. — Откуда он у тебя?
— Мы нашли его на месте преступления. Это улика, но против кого? Если это точно браслет Верхошанской, то она под подозрением.
— Под подозрением в чем, в убийстве? — Александр усмехнулся.
— Она могла быть на месте преступления.
Александр удивленно посмотрел на него:
— Это не улика. Она скажет, что потеряла его.