— Но, может, картина тут ни при чем? Все дело во мне, в авторе, живописце этого творения? Я нюхнул чего-то, мне это пригрезилось, я чокнулся и стал крошить людей налево и направо. Чертовщина какая-то, замкнутый круг, выхода из которого нет. — Он встал и пошел по комнате.
— Может, все-таки есть выход из этой хреновой ситуации? — Он вспомнил Надежду, Лену и всех, кого убил. — Что ж, мне и завтра и послезавтра убивать. Но я это делать совсем не хочу. — Парень расстроился.
— Если я не могу уничтожить картину, то я уничтожу себя. Это единственный выход, хотя есть еще один — поддаться воле картины, воле злой силы и продолжать грязное дело. Так поступила Верхошанская, и судьба-злодейка взамен подарила ей славу и богатство. Я не Надежда, не хочу покоряться злу, я выполню то, что задумал. — Александр достал из кобуры пистолет Макарова и сел на кровать. Некоторое время любовался вороненым отсветом корпуса, потом вынул обойму, проверил патроны, вставил на место и передернул затвор. — Остается поднести к виску и нажать на курок, — пробубнил Александр, — но получится ли? Я уцелел в страшной аварии, ни царапины. Пистолет Макарова — надежная модель, отказов практически нет. При попадании пули в лоб с близкого расстояния вероятность смертельного исхода стопроцентная.
Он взвесил пистолет в ладони, поднес к виску, приставил к ямочке на черепе, закрыл глаза и представил, что жмет на курок. Представил, как боек метнется к капсюлю патрона и вдолбится в него, капсюль взорвется, порох воспламенится и газы с чудовищной силой вытолкнут девятимиллиметровую пулю из нарезного ствола. Смертоносный металл пробьет кожу на виске, проломит кости черепа, проникнет внутрь и обожжет, разорвет и разнесет по комнате его мозг. Александр представил, как сознание в его мозгу померкнет, образы, звуки, ощущения уйдут, голова дёрнется, и он начнет медленно заваливаться на бок, поливая струями крови белое покрывало кровати. А когда упадет, то затихнет в нелепой позе и никогда больше не совершит ни единого движения. Он будет мертв.
Александр не раз видел это на спецзаданиях в Чечне, на задержаниях вооруженных преступников, когда служил в МУРе, но никогда не думал, что должен будет поступить так с самим собой.
— Так пусть это случится, — пробормотал он, нажал на курок, но в ответ услышал только щелчок. Выстрела не последовало.
— Ну вот, осечка, порох отсырел, — буркнул телохранитель, передернул затвор, приставил ствол к виску и снова нажал на курок. Но, как и в первый раз, произошла банальная осечка.
— Выходит, все патроны бракованные. — Александр осмотрел пистолет, передернул затвор, прицелился в вазу на подоконнике и нажал на курок. Грохот выстрела заглушил звон фарфора и разбившегося оконного стекла, а Александр, не теряя времени, поднес дымящийся ствол к виску и надавил на курок. То, что произошло потом, вывело его из себя окончательно. Он ожидал выстрела, но его не было. Он выстрелил в люстру под потолком и с одной пули разнес ее в мелкую пыль, затем разнес светильник на стене и зеркало в углу. После каждого удачного выстрела он подносил оружие к виску, нажимал на курок, и получалась осечка. Он стрелял до тех пор, пока в обойме не кончились патроны.
— Это наваждение какое-то! — выкрикнул парень. — Ты не хочешь, чтобы я умер, потому что некому будет тебя рисовать. Ты не отпускаешь меня, я тебе нужен. — Александр вынул из стола вторую обойму, вставил в рукоятку, передернул затвор, прицелился и выстрелил в свое отражение в зеркале. Пуля пробила дыру в сердце его изображения, а Александр вскочил и заревел как зверь: — Я не хочу больше убивать, не хочу быть твоим рабом, и ты больше не заставишь меня делать это! — Он яростно размахивал руками, пытаясь ударить невидимого противника, кричал и бегал по комнате, стрелял в разные стороны до тех пор, пока и во второй обойме не кончились патроны. Затем он сел на кровать и застонал от отчаяния: — Не хочешь меня отпускать.
Он с сожалением взглянул на пистолет и вдруг увидел, как тот, лежа на его ладони, начал нагреваться сначала докрасна, а потом и добела. Он накалился до такой степени, что стал плавиться на ладони, как масло на сковородке, и вытекать между пальцами. Александр смотрел на раскаленный металл, чувствовал его тепло, но боли не ощущал. А тем временем пистолет превратился в лужицу металла и вытек на пол, образовав в ковре черную дымящуюся дыру.
— Ковер и доски пола прогорели, а ожога на ладони нет, — удивился он. — Ладно, попробуем по-другому. — Он достал из-под кровати веревку и стал прикидывать, куда бы ее зацепить. Ему стало интересно, сможет ли он убить себя, или злая сила картины вновь спасет его от смерти. Он завязал петлю на конце веревки, влез на кровать и привязал другой конец к люстре. Надел петлю на голову и затянул на шее. Постояв немного, он поднял ногу и смело шагнул с кровати. Долю секунды он висел на веревке, аж шея хрустнула, но вдруг веревка оборвалась, и он рухнул на пол. — Ладно, и это не получилось. — Александр встал, покрутил головой, осмотрел на вид прочную, но разорванную альпинистскую веревку и со злости швырнул огрызок в угол. Он вышел из комнаты, поднялся на третий этаж, вышел на балкон и осмотрел окрестности. Рассвело, наступило утро, и природа просыпалась. Александр вдохнул полной грудью чистый лесной воздух, посмотрел на опоясывающую дом широкую асфальтовую дорожку и примерился, чтобы во время прыжка попасть именно на нее.
Парень встал на подоконник, вытянул руки по швам, затаил дыхание и стал медленно заваливаться вперед. Он сиганул с третьего этажа головой вниз, будто в воду с вышки, пролетел около восьми метров и врубился затылком в нагретый утренним солнцем асфальт. Врубился с такой силой, что в асфальте что-то хрустнуло, но с головой и с самим Александром ничего плохого не произошло. Он распластался на дорожке целехонький, и даже голова у него не закружилась и не заболела.
— Вот это да, — захохотал он. — Я теперь терминатор!
Он лежал и смеялся до тех пор, пока его не отвлек женский голос:
— Молодой человек, с вами все нормально? Вызвать скорую?
Он приподнялся и увидел сердобольную женщину, выглядывавшую из-за забора соседского участка. Она была случайной свидетельницей его падения и очень испугалась за его жизнь.
— Нет, мамаша, спасибо, я спортсмен, всегда так прыгаю, привык, — крикнул он и встал.
Испуганная женщина скрылась за забором, а Саша взглянул на вмятину в асфальте, формой напоминающую его крепкую голову, с горечью вздохнул и пошел в дом.
— В процессе проведенных экспериментов выяснилось, что застрелиться, повеситься, разбиться насмерть я не могу, злая сила не позволяет, так что мне остается? — Саша пришел в гостиную, уселся на диван и стал перебирать оставшиеся варианты. — Отрава меня вряд ли возьмет, огонь — можно попробовать, хотя тоже, наверное, не получится. Если утопиться… Нет, скорее всего, выплыву, говно не тонет. — Парень с сожалением покачал головой. — Итак, что я имею? Убить себя я не могу никакими способами, значит, остаюсь во власти сил зла и буду убивать людей, готовить краски и рисовать мазню. Должен же быть выход. Я попробовал простой способ избавления от ее власти — не получилось, но, наверное, есть и сложный. Надо подумать, проанализировать, какой. — Парень уселся в кресло поудобней и закрыл глаза. Теперь он стал бормотать с закрытыми глазами: — Эта картина одна, она неуничтожима, как неуничтожима и непобедима сила зла, породившая ее. Эта чудовищная сила оберегает картину и ее художника от смерти и дает ему власть над умами и сердцами других людей. Но кто истинный художник, кто создатель картины? — Александр замолчал. — Надежда Верхошанская? Вряд ли. Я получил этот жуткий дар от нее, а она от кого? Может быть, она так же, как и я, когда-то мельком взглянула на картину, и сила зла завладела ее душой и телом, заставила убить предыдущего художника и возложила на нее обязанность продолжать дело? Видимо, Надежда была слаба духом, падка до соблазнов и с радостью приняла этот дар. Он, этот дар, дал ей возможность за короткий срок стать богатой и известной. Ради этого она пожертвовала своим достоинством, порядочностью и совестью и превратилась в ужасного убийцу, мясника и потрошителя. Я же убивать не хочу, не хочу быть рабом картины, и, значит, мне надо найти ей художника вместо себя. Еще надо ухитриться, чтобы новый художник меня не пришлепнул, как это я сделал с Надеждой. Значит, надо привести в комнату красок какого-нибудь лоха, заставить взглянуть на картину, а самому уносить ноги. Рискованно, но может получиться. Другого выхода у меня все равно нет. — Александр встал и пошел по комнате. — Итак, надо все взвесить и оценить шансы. Кто нужен картине? — На этот вопрос Александр не мог ответить сразу и задумался надолго. — Что есть картина? — прошептал он наконец. — И что есть злая сила, управляющая ею? Зло существовало на Земле вечно, и, значит, порожденная им картина вечна и уничтожить ее невозможно. Но всегда ли воплощение зла было в виде нарисованной на холсте картины, возможно, когда-то оно было скульптурой, или симфонией, или домом, или еще черт знает чем. Главное, оно всегда, во все времена побуждало человека, смотрящего на нее, творить зло. А зачем все это ей, силе зла, нужно? Сила зла наделила Надежду великолепной, необычайной способностью к творчеству. Она сделала ее великой художницей, помогла утвердиться в обществе и заработать кучу денег. Может быть, и обычные картины Надежды Верхошанской побуждают людей, смотрящих на них, творить зло? Нет, не убивать, это слишком экстремально, а совершать неправедные поступки, обижать кого-то, обманывать и так далее. Но на отъявленных злодеев они, возможно, и производили стимулирующее воздействие.
Ведь убийства в повседневной жизни происходят каждый день. Убивают из-за денег, из-за амбиций, из-за власти да и просто по дури. Все общество побуждает людей к убийствам и терпимо относиться к самим убийцам, дескать, убивать убийц не гуманно. Можно еще вспомнить тот факт, что людская цивилизация со дня ее зарождения ни дня не прожила без войн. Их на Земле были тысячи, больших и малых, великих и микроскопических, и они не прекращаются до сих пор и будут происходить вечно. Такова природа человечества, такова плата за жизнь. Тогда чего же здесь плохого? — вымолвил Александр. — Может, и меня сила зла сделает богатым и известным, наделит властью над умами и сердцами миллионов людей. Пусть для этого мне придется изредка совершать ужасные убийства и подпитываться злом, рисуя свою, одну-единственную, чудовищную картину. Может быть, картина и сила зла даруют мне вечную счастливую и беззаботную жизнь. — Александр улыбнулся, но потом помрачнел и продолжил свой параноидальный бубнеж: — По большому счету, я этого не хочу, и, значит, надо искать себе замену. Хочется, конечно, славы и богатства, но не такой же ценой! Люди смертны, а картина, как и зло, вечна. Отсюда следует вывод: смена творцов логична и закономерна, и, значит, сила зла не будет препятствовать тому, что я найду ей нового творца. — Вдруг Александр почувствовал движение воздуха вокруг себя. Эти неприятные дуновения коснулись его губ, щек и лба, заструились по его груди и спине, как ему показалось, под одеждой.