— Я думаю, мне это понравится, бабушка.
— Понравится тебе это или нет, а научиться тебе необходимо, — сказала она. — У нас, вегетарианцев, не такой разнообразный выбор продуктов, как у обычных людей, поэтому мы должны быть вдвойне изобретательны с тем, что имеем.
— Бабушка, — спросил мальчик, — а что едят обычные люди?
— Животных, — ответила она, передёрнувшись от отвращения.
— Живых?!
— Нет, — сказала она. — Мёртвых.
Мальчик на минуту задумался.
— Значит, когда животные умирают, они едят их, вместо того, чтобы похоронить?
— Они не дожидаются их смерти, мой золотой. Они их убивают.
— А как они их убивают, бабушка?
— Обычно перерезают горло ножом.
— А каких животных?
— Коров и свиней в основном, и овец.
— Коров! — воскликнул мальчик. — Таких, как Ромашка, Снежинка и Роза?
— Вот именно, радость моя.
— Но как же они их едят, бабушка?
— Они режут их на части, а из этих частей готовят себе еду. Больше всего они любят, когда она красная, кровавая и держится на косточке. Им нравится есть коровье мясо, когда из него кровь сочится.
— И свиное тоже?
— О, они его обожают!
— Кровавое свиное мясо, — прошептал мальчик. — Подумать только. А ещё что они едят, бабушка?
— Цыплят.
— Цыплят!
— Миллионы цыплят.
— С перьями и со всем?
— Нет, милый, без перьев. А теперь будь умницей, сбегай и принеси бабушке пучок шпината, хорошо?
Вскоре они начали заниматься. В программу входило пять предметов: чтение, письмо, география, арифметика и кулинария, но последний доставлял и учительнице, и ученику наибольшую радость. И очень быстро выяснилось, что маленький Лексингтон обладал поистине замечательным даром в этой области. Мальчик был прирождённым кулинаром. Он всё схватывал на лету. Как жонглёр, он орудовал сковородками и кастрюлями. Он мог разрезать картофелину на двадцать тончайших кружочков — быстрее, чем бабушка её просто чистила. У него был удивительно чувствительный вкус: он мог попробовать крепкий луковый отвар и немедленно определить в нём присутствие крохотного листика шалфея. Небывалый для его возраста талант озадачивал мисс Глосспэн, он был выше её понимания.
Но это не мешало ей гордиться внуком и предрекать ему блестящее будущее.
— Какое счастье, — говорила она, — иметь на старости лет такого чудесного помощника.
И через пару лет она полностью отошла от кухни, предоставив её заботам Лексингтона. Мальчику было в то время десять лет, а мисс Глосспэн почти восемьдесят.
5
Распоряжаясь кухней, Лексингтон сразу же приступил к изобретению собственных блюд. Старые, даже излюбленные, больше не интересовали его. У него была неуёмная жажда творчества. Сотни свежих идей бродили в его голове. «Начнём, — сказал он, — с орехового суфле». В этот же вечер он сделал его и подал на ужин. Суфле было изумительным.
— Ты гений! — воскликнула бабушка, вскочив с кресла и расцеловав его в обе щёки. — Ты войдёшь в историю!
С этого времени ни дня не проходило без стола, украшенного новым восхитительным блюдом. Здесь был суп из бразильских орехов, кукурузные котлеты, овощное рагу, омлет из одуванчиков, творожные оладьи, фаршированная капуста, соусы из диких трав, лукшалот, острый свекольный мусс, чернослив по-строгановски, паштет из артишоков, репа на вертеле, горячие пироги из еловой хвои и множество других прекрасных изобретений. Никогда в жизни, уверяла мисс Глосспэн, не приходилось ей наслаждаться подобной пищей, и по утрам, задолго до обеда, она выходила на крыльцо, садилась в кресло-качалку и, облизывая сухие губы, пыталась определить — что за ароматы доносятся из кухни.
— И что это ты там готовишь, внучек? — спрашивала она обычно.
— А угадай, бабушка.
— Пахнет, вроде бы, пончиками из козлобородника, — отвечала она, энергично принюхиваясь.
И тут выходил он, это десятилетнее дитя, триумфально улыбаясь и держа в руках большой дымящийся горшок с божественным рагу, целиком сделанным из пастернака и аптечной ромашки.
— Знаешь, что ты должен сделать? — сказала бабушка, поглощая рагу. — Ты должен сию же минуту взять бумагу и карандаш, сесть и написать поваренную книгу.
Он поднял на неё глаза и молча продолжал жевать свой пастернак.
— А почему бы и нет? — воскликнула она. — Я научила тебя писать и научила тебя готовить, осталось только соединить эти две вещи. Ты напишешь поваренную книгу, мой дорогой, и она прославит тебя на весь мир.
— Хорошо, — сказал он. — Напишу.
Не откладывая на завтра, Лексингтон начал первую страницу своего монументального труда, которым ему суждено было заниматься до конца жизни. Он назвал его «Пища здоровая и вкусная».
6
Спустя семь лет, когда ему исполнилось семнадцать, записки составили более девяти тысяч разных блюд, исключительных по оригинальности и вкусу.
Но нежданно-негаданно этот труд был прерван трагической смертью мисс Глосспэн. Ночью её хватил жестокий удар, и Лексингтон, который на шум ринулся в её спальню, обнаружил бабушку на кровати — кричащей, изрыгающей проклятия, в пароксизмах боли, вязавшей из её тела сложные узлы. Зрелище было поистине жуткое; испуганный юноша метался в пижаме вокруг бабушки и ломал руки, не зная, что предпринять. Наконец, пытаясь успокоить её, он принёс черпак воды из пастбищной поилки и вылил ей на голову. Это, однако, только обострило приступ, и через час мисс Глосспэн успокоилась навсегда.
— Какое несчастье, — сказал бедный мальчик, ущипнув её несколько раз для верности. — И как неожиданно! Ещё только вечером она себя прекрасно чувствовала. Даже съела три больших куска моего последнего творения, пикантного машрумбергера, и сказала, какой он сочный.
Горько поплакав несколько минут, так как очень любил бабушку, он собрался с силами, вынес её из дому и похоронил за хлевом.
На следующий день, разбирая её пожитки, он наткнулся на конверт, адресованный ему почерком мисс Глосспэн. Вскрыв его, он обнаружил две пятидесятидолларовые купюры и письмо.
Дорогой мой мальчик, — говорилось в письме, — я знаю, что ты никогда не покидал дома с тех пор, как я привезла тебя сюда, но, как только я умру, ты должен надеть ботинки, чистую рубашку, спуститься в посёлок и найти доктора. Попроси доктора дать тебе свидетельство о смерти, то есть о том, что я умерла. Потом отвези это свидетельство моему адвокату, которого зовут мистер Цукерманн. Он живёт в Нью-Йорке, и у него находится копия моего завещания. Мистер Цукерманн всё устроит. Деньги в конверте — для доктора и на дорогу в Нью-Йорк. Когда ты приедешь туда, мистер Цукерманн даст тебе ещё денег, и вот моё последнее желание: используй их на дальнейшие исследования в кулинарии и вегетарианстве и продолжай работать над своей великой книгой до тех пор, пока не будешь доволен ею со всех сторон. Твоя любящая бабушка.
Лексингтон, который всегда делал то, что велела бабушка, положил деньги в карман, надел ботинки и чистую рубашку и спустился с горы в посёлок, где жил доктор.
— Старая Глосспэн? — сказал доктор. — Боже мой, неужели она умерла?
— Конечно, умерла, — ответил юноша. — Если вы пойдёте со мной назад, я её выкопаю, и вы сами увидите.
— Как глубоко ты её закопал? — спросил доктор.
— Шесть или семь футов, наверное.
— А как давно?
— Восемь часов назад.
— Значит, точно умерла, — заявил доктор. — Вот тебе свидетельство.
7
И вот наш герой отправляется в город Нью-Йорк на поиски мистера Цукерманна. Он путешествовал пешком, спал под кустами, питался ягодами и дикими травами, и вся дорога до метрополии заняла у него шестнадцать дней.
— Какое сказочное место! — воскликнул он, оглядываясь на углу Пятьдесят седьмой улицы и Пятой авеню. — Здесь нет ни коров, ни кур, и женщины совсем не такие, как бабушка Глосспэн.
Что же касается мистера Сэмьюэла Цукерманна, то он оказался вообще вне всякого сравнения.
Это был обрюзгший коротышка с лиловыми щеками и могучим багровым носом. Когда он улыбался, лицо его волшебно озарялось золотым блеском, исходившим от множества вставных зубов. Он встретил Лексингтона в своём шикарном офисе, тепло пожал руку и поздравил с кончиной бабушки.
— Я полагаю, вам известно, что ваша многоуважаемая опекунша обладала значительным состоянием? — спросил он.
— Вы имеете в виду коров и кур?
— Я имею в виду полмиллиона зелёненьких.
— Чего?
— Полмиллиона долларов, мой мальчик. И всё это она оставила вам.
Цукерманн откинулся на спинку кресла, сцепив пальцы на своём рыхлом животике. Одновременно он исподтишка просунул правый указательный палец под жилет и рубашку, намереваясь почесать окружность пупка, что было его излюбленным занятием, доставлявшим особое наслаждение.
— Конечно, мне придётся вычесть пятьдесят процентов за свои услуги, сказал он, — но и при этом у вас останется двести пятьдесят тысяч.
— Я богат! — воскликнул Лексингтон. — Это прекрасно! Когда я смогу получить деньги?
— На ваше счастье, — сказал Цукерманн, — у меня здесь хорошие отношения с налоговой инспекцией, и, думаю, мне удастся уговорить их не облагать пошлинами ваше наследство.
— Вы очень добры, — пробормотал Лексингтон.
— Разумеется, мне придётся дать кое-кому небольшой гонорар.
— Как угодно, мистер Цукерманн.
— Думаю, сто тысяч будет достаточно.
— О, Господи, неужели так много?
— С полицией и налоговой инспекцией никогда не следует скупиться, сказал Цукерманн. — Запомните это.
— Но сколько же тогда останется мне? — робко спросил юноша.
— Сто пятьдесят тысяч. Но ещё имейте в виду похоронные издержки.
— Похоронные издержки?
— Вы должны заплатить похоронному бюро. Разве вы этого не знаете?
— Но, мистер Цукерманн, я похоронил её сам, за хлевом.
— Я в этом не сомневаюсь, — сказал адвокат. — Ну и что?