Глава 31
Стоило мне оборвать отношения с газетой и со всеми ее смежниками, как жизнь начала налаживаться. Меня даже полюбила девушка моей мечты. У Лизы были страсть и опыт, о природе которых лучше было не думать. Наташа была нежна и, кажется, получала все удовольствие от того, что ее нежность была обращена на меня. Она заставляла меня – не нарочно, конечно, – обращать на это внимание и чувствовать себя обязанным ей. Перед тем, как скользнуть в постель, она подходила на минутку к небольшой овальной иконке Богородицы в медном окладе, которую она устроила на подоконнике, и я слышал в ее шепоте свое имя. Эта молитва была похожа на быстрый разговор с дальними родственниками, которым она отдавала дань вежливого внимания, но на чью помощь в случае надобности могла положиться. Перекрестившись, она забиралась в постель, прижимаясь ко мне всем телом, словно для того, чтобы слиться со мной, стать одним целым.
Один раз я столкнулся на Садовой с Надеждой Григорьевной. Я поймал себя на постыдной попытке отвести взгляд в сторону, сделать вид, что я ее не заметил.
– Митя, ну что вы, не бойтесь, я же вам только добра желаю! – остановила она меня, явно поняв мое намерение. – Я не знал, что отвечать, а она, взяв меня за руку и щурясь на солнце, говорила: – Митя, я же вас не осуждаю. Сейчас время такое, я все понимаю. Когда поженитесь, тогда и поженитесь. Вы только не бросайте ее, ладно? А то будет, как я, всю жизнь одна маяться. А если еще с ребенком? Это такая, я вам скажу, сиротская доля, что и врагу не пожелаешь, вы меня понимаете?
– Ну, что вы, Надежда Григорьевна, – промямлил я. – Конечно, я все понимаю.
– И вы не стесняйтесь меня, – продолжила она. – Вы мне всегда нравились, Митя. Так что заходите ко мне когда никогда. Я не считаю, что вы ее у меня отобрали, просто совсем одной не хочется оставаться. Хорошо?
Я кивнул.
– Ну, будьте здоровы, – добавила она и, пожав мне руку, пошла дальше.
Глядя ей вслед, я подумал, как она не подходила по внешним параметрам Наташиному папаше: маленькая, сухая, невзрачная, с какой-то потертой кошелкой через руку. Что он мог в ней найти? Или в молодости она была другой? Или он был другой? А может быть, просто с голодухи набросился, а потом одумался?
Когда я уволился, у меня было около двухсот рублей. Когда Наташа стала оставаться у меня, я начал ходить на базар, где внезапно обнаружил, что стоимость продуктов растет просто от недели к неделе. Я стал платить за билеты на концерты, на которые раньше проходил со служебного входа. Через две недели у меня осталось пятьдесят рублей. Я продал Климовецкому за сорок рублей T. Rex – Electric Warrior, который он давно просил у меня. Придя за диском, он сразу попросил поставить ему Bang a Gong. Песня прозвучала отлично, но следующую дорожку я уже слушать не мог и сделал совсем тихо, остерегаясь, что Миша разочаруется в пластинке. Этого, к счастью, не произошло. Он ушел от меня счастливый, прижимая к себе свое сокровище. Оставшись один, я стал перебирать диски, прикидывая, какие еще могу продать, перед тем как найду новую работу. Но идти на сходку не хотелось. По словам Миши, последний раз она собралась где-то в поселке Таирова, где ее разбомбили уже не менты с дружинниками, а какие-то местные бандюки, явившиеся туда, как утверждал Миша, с «волыной». Как я понял, у них был обрез. Не исключаю, что это был кто-то из вошедших во вкус пэтэушников, набравшихся опыта, злости и аппетита во время предыдущих, санкционированных комсомольцами облав. Мне оставалось только обзванивать знакомых дискоболов. Мой план прожить спокойно хотя бы месяц трещал по швам. Я был готов взяться за что угодно, только чтобы в один прекрасный день не сказать Наташе, что у меня кончились деньги. И в то же время какая-то необъяснимая сила удерживала меня от того, чтобы устраиваться на работу грузчиком.
Когда Наташа уходила на работу, я стал ездить на Плиты. Народу было немного. Студенты уже вернулись на занятия, курортники разъехались. Сперва я не узнал окликнувшего меня научного сотрудника, который наставил рога Наташиному папаше. Он был в очень узких красных плавках «Спидо» и в узких черных очках.
– Дмитрий? – Он кажется не был уверен, что запомнил, как меня зовут.
– Анатолий? – Я тоже не был уверен, что помню его имя, но, судя по всему, ни он, ни я не ошиблись.
Я поднялся со своего полотенца, и мы обменялись рукопожатием. Рука у него была большая и крепкая. Он вообще был крепко сбит, мышцы рельефно очерчены, как у человека, с детства занимающегося спортом.
– Ну, как там баланс общества? – спросил я.
– Партийную прессу можно считать зеркальцем у губ политической системы. Если вы еще пишете, значит, кто-то эту музыку заказывает.
– Уже не пишу!
– Вот как! А почему?
– Уволился.
– А по какой причине, если не секрет?
– Долгая история. Решил жить не по лжи.
– Это похвально. А чем заниматься планируете?
Я пожал плечами:
– Если честно, то просто не знаю. Прожигаю остатки сбережений, но открыт для любых предложений.
– Слушай, идем сядем на мою подстилку. – Он перешел на «ты». – Может быть, нам с тобой будет по пути.
На его подстилке нимфа в сомбреро со свернутыми по бокам полями и в больших солнцезащитных очках читала книгу. Когда он представил нас: Вика – Митя, – она молча кивнула и продолжила чтение.
– Слушай, я тебе, кажется, говорил, у меня кооператив. – Он закурил и отмахнул дым от лица. – Шьем джинсы для народов Зауралья. На нас работает группа швейников. Они все надомники. Кто-то должен собирать продукцию и свозить в одно место. И не просто собирать. Нужно на месте проверять качество работы, отбраковывать халтуру. Назовем этого человека инспектором и кассиром в одном лице. Он работает с водителем. Проверил продукцию, рассчитался, вручил портному новую порцию материала, поехал к следующему. В конце дня все это барахло надо отвезти на склад. Есть вакансия.
– А какая зарплата?
– Зарплата зависит от выработки. Чем больше точек ты успеваешь объехать, тем больше ты получаешь в конце смены.
– Ну, а сейчас на что я могу рассчитывать?
– Опытный мастер делает десять единиц в день. Ты получаешь двадцать пять копеек с каждой.
Это прозвучало ужасно.
– Можно будет сказать, что я работаю за копейки.
– Ну, давай подсчитаем. Допустим, у тебя десять точек по городу. В каждой ты собираешь десять пар, итого – сто пар. Сто пар это двадцать пять рублей. За пятидневку сто двадцать пять рублей. За месяц – шестьсот. Допустим, на браке ты потеряешь сотку, все равно у тебя останется полштуки. Сколько ты получал в газете?
– Двести, – соврал я.
– Так где ты получал копейки?
Считал он, конечно, лучше меня.
– Почему я? На эту работу ты можешь найти кого угодно.
– Это так. И я думаю, чем дальше в лес, тем длинней будет очередь. Но когда речь идет о бабках, желательно работать с людьми, которым ты доверяешь. Это – раз. Два – не хочется работать со жлобами. Ну, так по рукам?
– Какие у тебя есть основания доверять мне? – спросил я. – Ты меня не знаешь.
– Интуиция.
– Ну, давай попробуем.
Он подвинул к себе сложенные на подстилке джинсы, это были голубые «Ли Купер», достал из заднего кармана толстый бумажник, извлек из него два фиолетовых четвертака и положил передо мной:
– Это – аванс.
Кооператив занимал подвал в пятиэтажке на улице Терешковой. В комнате, которая когда-то была Красным уголком ЖЭКа – на двери еще оставалась красная с бронзовыми буквами табличка, – собирались сотрудники Анатолия. Они это место называли базой. Моим инструктором стал высокий, худой и очень рыжий парень – Марик. Он работал последние дни на маршруте, который Толик решил передать мне. Мы должны были провести это время вместе, чтобы я познакомился с мастерами и вник в работу.
У тротуара возле базы нас поджидали белые «жигули».
– Это – Федя, – сказал Марик, садясь на заднее сиденье и кивая на водителя. – Федя, это – Митя, с понедельника он будет ездить с тобой.
Очень грузный водитель тяжело повернулся ко мне и с усилием протянул короткую руку с такими же короткими пальцами:
– Я не Федя, я – Игорь. – Заведя мотор и поглядывая на Марика в зеркальце заднего обзора, спросил: – Куда сначала?
– Давай начнем с Таирова, мне надо с полчаса, чтобы объяснить кое-что Мите.
К тому времени, когда мы добрались до последних высотных домов в таировском массиве, Игорь прочел мне краткий курс контроля за качеством самопальных джинсов. Достав из пластикового пакета образец своей продукции, он сказал:
– Значит, так. Если ты сам носишь нормальные джинсы – а на тебе я вижу нормальный «левис», – ты в целом понимаешь, что его отличает от самопала. Первое и самое главное – ткань. У нас такой ткани нет и не будет. Поэтому этот вопрос мы даже не поднимаем. Второе – нитки. Левисовская нитка толстая и ворсистая. У нас таких ниток нет и не будет, поэтому мы этот вопрос тоже снимаем. У нас нет добротно сделанной фурнитуры: пуговиц, заклепок и змеек. У нас также нет двухигольных машин, которые дают параллельные строчки. Что у нас есть? У нас есть четко разработанный технологический процесс и квалификация портного. Ему даются ткань, нитки, фурнитура и выкройка. Его задача – собрать изделие без ошибок. Какие ошибки допускаются чаще всего? Портные не всегда соблюдают длину стежка. Стежок должен быть два миллиметра ровно. И они должны строчить двойные строчки абсолютно параллельно. Между строчками должно быть четыре миллиметра и ни на йоту больше или меньше. Вот как на твоем «левисе». Скрепки, вот это скрепка, он показал пальцем на скрепку на моей ширинке, должны быть ровно миллиметр в ширину и шесть-семь в длину. И эти параметры должны соблюдаться везде: на задних карманах, на передних, на ширинке, на шлевках. Когда мы начали это дело, с нами работали всего двое портных. Это были самые первые самопальщики, которые еще десять лет назад покупали на толчке настоящие джинсы больших размеров за копейки и перешивали их на ходовой 46-й или 48-й размеры. Очень хорошие ребята, ты с ними еще познакомишься. Они знали такие трюки для имитации оригинала, что мы не представляли, что до такого можно додуматься. Но когда рынок потребовал больше товара, мы стали иметь дело с людьми, которым нужно давать четкие инструкции. Некоторые быстро соображают, и мы их даже особенно не проверяем. Но есть такие, с которыми надо работать. И есть полные кретины, которых приходится терять. От тебя ничего не требуется, кроме внимания. Ну и воровать не надо.