— Да? Так ведь мне как раз и…
— Не спеши, мастер! Твои клиенты — грубые молодые парни. Такой, если хватит миской об пол или о стену, а миска не развалится, такой, говорю, парень только разозлится. И раззадорится так, что не уймется, покуда не расколотит всю посуду, какая только есть перед ним на столе!
— Тоже верно… — Кабатчик, оживившийся было, снова сник. — Что ж мне делать-то?
Ригирт гордо выпрямился и отложил ложку.
— Я могу предложить тебе кое-что, друг мой! Скажи-ка, как поступят твои пьяные лесорубы, если разбитая кружка завоняет?
— Завоняет?
— Ну да! Расколотил кружку вдребезги — а из нее облако вонючего дыма. Что сделают эти буяны?
— Рассмеются? — решился вставить слово Петер.
Кабатчик покосился на парня, подумал, почесал затылок и кивнул:
— Пожалуй, что станут ржать. Да и еще пару кружек тут же расколотят, чтобы убедиться, как оно происходит. Что мне толку с того? Вдобавок заведение провоняют!
— Провоняют, это верно! — Ухмыляющийся колдун откинулся на спинку стула. — Запашок будет, что надо! И тебе придется запастись тряпочкой, пропитанной ароматом. Но не беспокойся, магические миазмы продержатся не дольше двух часов, после рассеются без следа. Но что потом будет у тебя в зале?
— А что потом? — Толстяк чуял в словах Ригирта подвох, но не мог сообразить, в чем дело.
— Да, что потом? — подбодрил чародей. — Вот они расколотили пару кружек, убедились, что воняет нестерпимо. А потом им эта забава надоест. Пиво, вино, закуска на столах — а в заведении вонь! Молодые ведь парни, им скучно долго над чем-то одним смеяться. Ну, повеселились — ладно. Они уже будут знать, что из разбитой кружки смердит. И как поступят с парнем, который расколотит кружку после того, как всем надоело в смраде сидеть?
— Морду набьют, чего ж еще… Ко всему в придачу и драка у меня в зале начнется…
— Какая же драка, если все одного колотить станут? Нет, только и случится, что твою посуду станут беречь, чтобы по рылу не схлопотать.
Щекастый хозяин задумался, энергично почесывая затылок.
— Говоришь ты, мастер, складно… А вдруг не выйдет по-твоему?
— Тогда ты мне не заплатишь, — пояснил Ригирт. — Я пару недель здесь поживу, потружусь над твоими кружками и плошками. Ни гроша не возьму, только комнату мне изволь бесплатно да кормежку.
Когда хозяин, вдохновленный новой идеей, удалился, Ригирт победоносно поглядел на ученика:
— Что скажешь, Петер?
Парень, однако, вовсе не разделял энтузиазма наставника.
— Что, теперь нам предстоит несколько дней накладывать чары на грязные плошки?
Ригирт широко улыбнулся.
— Не нам, а тебе. Моей заботой было обеспечить пристанище на несколько дней. В течение этого срока ты станешь упражняться в магии, а я — надоедать тебе россказнями о теоретической подоплеке нашей профессии. В сущности, кормят здесь сносно, а гонорар за такой труд едва ли намного превысил бы плату за постой. Я уже немолод и нуждаюсь в передышке. К тому же, надеюсь, мой план сработает, и мы получим в придачу к бесплатному крову кое-какую мзду… А ты учись, как обделывать сделки с этими провинциальными мужланами. Хозяин-то небось думает, что два мастера станут вкалывать на него и не возьмут ни гроша, пока он не убедится, что затея стоящая, а? Деньги за стол и кров ему не в счет, а мы с тобой здесь неплохо проведем время.
Единственное, что понравилось Петеру в этой тираде — слова «два мастера». Ригирт назвал ученика «мастером», неплохой признак!
На следующий день (а была среда, до предполагаемого нашествия лесорубов оставалось три дня) толстый кабатчик привел колдунов на кухню и продемонстрировал груды дешевой глиняной посуды. Что бы там ни говорил хозяин о происках соседа, а запасы он сделал немалые, видать, в самом деле готовился возмещать убыль. Ригирт покачал головой и тут же объявил, что всю посуду обрабатывать не станет, пока что нет смысла.
— Мы приготовим, сколько требуется на один вечер, — заявил маг, — а там поглядим…
Впрочем, и на один вечер, по словам хозяина, требовалось впечатляющее количество. Петер, пыхтя, отволок посуду на второй этаж, в комнату, занятую магом, и принялся накладывать несложные чары на миски и стаканы. Работа простая, но ее оказалось слишком много. К обеду ученик чародея едва одолел треть. Ригирт не помогал колдовать, ограничился тем, что метил зеленой краской зачарованную утварь — чтобы не спутать. Вопреки обещанию, надоедать Петеру «россказнями» колдун не стал, был задумчив и мрачен.
Петер решил, что невеселое настроение учителя объясняется тяжкими воспоминаниями. После бегства из Пинеда они до сих пор были в пути, и задумываться особо не приходилось, а теперь у мастера выдалось несколько спокойных часов, и он заново переживает поражение.
Обед также прошел в молчании, щекастый хозяин постоялого двора с разговорами не приставал, наставник был по-прежнему погружен в собственные печальные думы, а Петер помалкивал, как подобает смиренному ученику чародея. После трапезы они с Ригиртом поднялись к себе, и парень собирался снова заняться посудой, но колдун остановил его.
— Погоди, ученик. К работе приступим немного позже, а сейчас я хочу задать тебе вопрос. Ты никогда не задумывался, что отличает нашу профессию от иных? Вернее, что отличает принципы подготовки подмастерья от тех, какими руководствуются, скажем… — Ригирт смерил взглядом гору утвари на полу, — ну, скажем, те же гончары?
— Прошу прощения, боюсь, что я не совсем…
— Ну, ты же понимаешь! — Ригирт улыбнулся. — Специфика нашей профессии… Каждый цех имеет секреты, традиции, тонкости, отличающие подход к подготовке братством новых членов. Что отличает обучение у чародея?
— Ученические капюшоны? — предположил Петер. Он никак не мог сообразить, к чему клонит мастер.
— Именно! Ни одна профессия не изменяет так внешность человека, как наша! Считается, что, дескать, никогда наперед не известно, как будет выглядеть закончивший обучение маг, какое лицо покажется из-под капюшона…
— По-моему, это выдумки, — заметил Петер. — Я-то прежний!
— А ты и не закончил обучения, — напомнил наставник. — Что же до выдумок, они порой бывают весьма и весьма полезны. Эти сказки для простаков — их сочинили не зря…
Ригирт задумался, рассеянно потирая лоб пухлой рукой. Петер ожидал продолжения, ведь неспроста чародей завел эту странную беседу. Наконец тот заговорил снова:
— …И внешность, Петер, в общем-то пустяки… Внешность… Колдовство изменяет душу. Надевая капюшон и приступая к упражнениям в магии, ты впрямь не можешь знать, в кого превратишься к концу обучения! Да… Когда мы сочтем, что ты готов, — Петеру снова понравилось это «мы», — я представлю ученика коллегии чародеев при дворе… э… при дворе сеньора, во владениях которого окажемся к тому времени. Придворный маг подтвердит твое право на самостоятельные занятия тавматургией, а канцлер местного сеньора заверит патент печатью. Можешь ли ты представить что-либо подобное для гончара? Или, скажем, портного? Не какая-то цеховая печатка, а гербовая печать королевской канцелярии! Как видишь, наше ремесло весьма и весьма отличается от прочих! И еще одно…
— И еще одно… — задумчиво повторил маг. — Скажи, Петер, как ты творишь колдовство?
Ученик задумался. Нечасто Ригирт начинал говорить загадочно, как сейчас. И непонятно, что он имеет в виду? Какого ответа ждет?
— Ну… я произношу заклинание… и…
— И происходит чудо? — подхватил, ухмыляясь, маг. — Верно, верно, ты изложил общепринятый взгляд на магию. Спроси любого крестьянина, и он именно так опишет магическое действо: «колдун произносит заклинание, и происходит чудо!» Внешне наша работа выглядит просто. Но благодаря чему стихия подчиняется слову чародея?
Петер молчал. Впрочем, его слова не требовались, наставник завел те самые «россказни».
— Вот, — болтал тем временем Ригирт, — еще одно важное отличие! Порядок обучения мага совсем не походит на подготовку ремесленника в любом из цехов. Тот же гончар, к примеру, прежде чем допустить ученика к кругу, сперва объяснит устройство привода, расскажет о сортах глины, о режимах обжига и тому подобном. Понимаешь? Мы же сперва даем ученику ощутить Дар, воспользоваться заклинаниями — почувствовать, как магия струится сквозь тебя, наполняет душу, как ты словом изменяешь Мир! Новичка учат пользоваться простейшими чарами прежде, чем он задумался об их природе, прежде, чем познал суть тавматургии. Это обычная практика, все поступают подобным образом. Меня тоже так учили. Сперва наставник внимательно наблюдает, как поведет себя подопечный, осознав могущество, которое дают чары. Это необходимо, чтобы вовремя разглядеть в человеке слабину и прервать обучение.
— Слабину?
— Да! Слабый человек выдаст себя, получив могущество. Именно так! Если ученик чародея порочен душой, если магия нужна ему лишь как источник силы и власти — такому не место в наших рядах. Мы приучаем подмастерьев в первую очередь к смирению. Прежде чем дать ему силу, мы заставляем его выглядеть слабым! Ну, это знание тебе не скоро пригодится. Не скоро еще ты заведешь собственных учеников и станешь принуждать их хранить смирение и спокойствие, что бы ни случилось… Хотя, надеюсь, рано или поздно, тебе тоже придется преподать урок вроде нынешнего собственному воспитаннику… А сегодня я собирался поговорить о природе магии, о том, как и почему мы творим чудеса при помощи слов. Я не открою великих тайн, ты должен заглянуть в собственную душу и поискать ответы. Хотя я, конечно, тоже кое-что объясню… итак, что ты чувствуешь, произнося заклинание?
— Ну… — Рука Петера сама собой потянулась почесать затылок, но ученик сдержался. Неуместно. — Ну, трудно описать. Я чувствую, как некое такое… этакое вот… словно стягивается ко мне отовсюду, входит в сердце… а потом истекает будто бы с кончиков пальцев… но уже в виде моей магии, моей силы. Нечто чуждое входит в меня, когда я произношу формулу, а потом… потом…
— Потом исходит из тебя? — подбодрил Ригирт.