— Я обязательно познакомлю вас с ними, — обратился к Касьянову Веребьин. — Ее старшая дочь — это такая цыпочка... — И он сложил пальцы в щепотку и поцеловал их.
— А по-моему, — сказал Гриньковский, — младшая лучше. В ней есть что-то такое-этакое притягательное.
Поговорили еще о дочерях Анны Васильевны и о выборах, выпили еще по бокалу и разошлись. Предводитель тотчас же куда-то уехал, Гриньковский завалился спать, и Касьянов остался один. Спать ему не хотелось, до вечера оставалось еще много времени, и сидеть в комнате одному, без дела, было скучно. Он оделся и вышел на улицу. Гулял он долго, так что заболели даже ноги, и все-таки до вечера оставалось еще далеко.
«Напрасно я так рано приехал, — подумал он. — Было бы выехать сюда прямо на ночь».
В это время послышались бубенчики, и из-за угла, ему навстречу выехала тройка и проскакала мимо него. В экипаже сидела под синей вуалью дама и с ней рядом красивая, бледная девушка. Против них, на маленькой скамеечке, поджав ножки, сидел предводитель Веребьин. Узнав Касьянова, он ласково закивал ему головой и затем нагнулся вперед, чтобы сказать что-то даме. Дама подняла лорнет и мельком взглянула через него на Касьянова. Он остановился и долго смотрел им вслед.
Придя домой, он застал Гриньковского в халате и туфлях.
— Ну что, батенька, — обратился он к Касьянову, — как вам понравился наш город?
— Так себе,— ответил Касьянов.
— Так себе... — усмехнулся Гриньковский. — Дрянной, пакостный городишко, а вы говорите: так себе. А вот погодите, батенька, узнаете нашу публику, так волком взвоете! Мы давеча вот с вами обедали с предводителем, а это такой гусь... Впрочем, увидите сами...
— А мне показался г. Веребьин очень приятным человеком, — сказал Касьянов.
Гриньковский остановился.
— Да вам сколько лет? — спросил он.
— Двадцать восьмой.
— Ну вот, поживите с моё, тогда и научитесь любить собак больше, чем людей.
Касьянову не понравились эти слова. Он посидел еще немного в зальце, помолчал и ушел к себе в комнату. Ожгихина на подала ему самовар, и только что он собрался пить чай, как кто-то подъехал на шарабане к крыльцу, и вслед за тем раздались чьи-то шаги в прихожей.
— Г-н Касьянов здесь живут? — послышался голос.
— Здесь, — ответил Касьянов. — Что вам угодно?
— Анна Васильевна Ковригина свидетельствуют вам свое почтение и просят вас пожаловать к ним сейчас.
Касьянов не знал, как ему поступить. Не поехать, когда за ним прислали лошадь, ему казалось неприличным. В то же время ему самому очень хотелось познакомиться с Ковригиными, побывать в женском обществе, поговорить, послушать музыку, побывать там, где, может быть, все изящно, красиво, пахнет хорошими духами...
И, приказав человеку подождать его, он стал быстро собираться.
Ковригины жили в версте от города, в своей другой усадьбе, недавно только выстроенной на голом месте. Все было в ней ново, и благодаря отсутствию растительности она казалась похожей на казарму и неуютной.
Когда Касьянов подъехал, уже смеркалось, и в доме горел огонь.
В передней его никто не встретил, и сквозь затворенную дверь до него доносились голоса и веселый смех. Он снял пальто и, испытывая неловкость, вошел в залу. Здесь вокруг обеденного стола сидели несколько барышень и между ними Веребьин. По-видимому, они играли в почту, так как Веребьин вытаскивал из шапки записочки и, выкрикивая имена, раздавал их игравшим. Увидев Касьянова, он бросил он и побежал к нему навстречу.
— Пожалуйте, — заговорил он, — очень рад. Пойдемте, я вас представлю!
И он подвел его к даме, сидевшей в кресле в стороне и читавшей газету.
— Анна Васильевна, — обратился он к ней, — позвольте представить вам мсье Касьянова... Это ваш сосед по Захарьину.
Дама подняла на него глаза, и Касьянов узнал в ней именно ту самую даму, которую сводил когда-то по ступенькам в Шильонском замке. Как и тогда, на груди у нее висел массивный золотой крест с бриллиантом посредине. Она приветливо улыбнулась Касьянову и протянула руку так, что он должен был ее поцеловать.
— Очень рада познакомиться с вами, — сказала она. — Много слышала о вас... Знакомьтесь и присаживайтесь.
Веребьин подвел его к барышням.
— Дарья Константиновна Ковригина, — представил он. — Елена Константиновна...
Лена протянула ему руку и покраснела. Касьянов почувствовал, как кровь хлынула ему в лицо. Знакомство с нею казалось ему чудом.
«Да она ли это? — думал он. — Не похожая ли только на нее?»
А она, со своей стороны, испытывала неловкость, не верила себе и мысленно повторяла: «Неужели это он?»
И оба они почувствовали, что если сейчас кто-нибудь или что-нибудь не придет им на помощь, то они сконфузятся и обнаружат свои отношения друг к другу.
— Ну что ж, господа? — воскликнул в эту минуту Веребьин. — Будем продолжать?
— Продолжать! Продолжать! — закричали барышни. — Это так интересно!
Касьянову дали бумаги и карандаш, и он должен был принять участие в игре. Трудно было придумать что-нибудь подходящее, не будучи близко знакомым с игравшими, и он отделывался только такими записками: «Не правда ли, как вкусен жареный крокодил?» — и надписывал адрес так: «Рыженькой Жанне д’Арк, сидящей спиной к зеркалу». По новому почерку и по характеру записок все сразу же догадались, кто их писал, были очень довольны и весело смеялись. Касьянов понравился. Отвечали и ему в том же духе.
Под конец игры Касьянов получил записку следующего содержания: «Помнит ли один господин встречу в Шильонском замке?»
Это писала ему Долли, и по лицу ее он мог бы догадаться об этом, но он подумал, что писала Лена, и послал ей ответ:
«Он помнит все».
Лена прочитала, вспыхнула и, изменив почерк, написала ему ответ: «Она тоже».
Он развернул записку, прочитал, взглянул на Лену, и глаза их встретились. Оба поняли, что записки достигли своего назначения.
Затем, точно испугавшись того, что сделала, Лена вдруг побледнела, взялась за грудь и медленно встала из-за стола.
— Что с тобою, Лена? — спросила ее Долли.
— Так, ничего... — ответила Лена. — Играйте, я сейчас приду...
И она вышла из комнаты.
Вошла мисс Летти, та самая дама с седыми волосами и черными бровями, которую уже два раза встречал Касьянов, и попросила очистить стол, так как сейчас будет подан самовар.
Всей гурьбой перешли в гостиную.
— Petits jeux! — закричал Веребьин. — Petits jeux!
Стали играть в фанты. Все время Касьянов ожидал, что вот-вот вернется Лена, но она не приходила. Без нее ему все cтало казаться скучным, и игра в фанты не представляла никакого интереса.
«Что с ней? — думал он. — Куда она пропала?»
И в душу его стало закрадываться беспокойство. Здорова ли она? Почему она взялась за грудь и так медленно встала из-за стола и вышла из залы? И он глядел на Долли и на Веребьина и старался по выражению их лиц догадаться, в чем дело, но оба они смеялись и были заняты игрой.
— Господа, чай пить! — послышался голос мисс Летти.
Все поднялись со своих мест и, также толпой, отправились в залу. Здесь Лены не было по-прежнему. Потеряв надежду увидеть ее, Касьянов воспользовался минутой, подошел к Анне Васильевне и стал прощаться.
— Куда же вы? — спросила она его. — Здесь ведь не Петербург! Вы точно с визитом.
Касьянов помялся и не знал, что ответить.
— Я тоже сейчас уеду! — обратился к нему Веребьин. — Попьемте чайку и поедемте вместе!
Касьянову было приятно посидеть лишние полчаса и очень хотелось чаю, и он согласился.
Во время чая играли в рифмы, весело смеялись и говорили глупости. Лена так и не вышла.
Было уже девять часов, когда предводитель стал прощаться. Касьянов тоже поднялся вслед за ним. Когда он подошел к Анне Васильевне, она опять протянула ему руку для поцелуя и приятно улыбнулась.
— Не забывайте нас... — сказала она. — Будем очень рады видеть вас в Захарьине.
Он поблагодарил ее, простился со всеми остальными и вместе с предводителем вышел.
— Вы куда? — спросил его Веребьин.
— Думал проехать к исправнику, — ответил Касьянов, да уж и не знаю, право...
— Я тоже к исправнику, поедемте вместе!
И они поехали.
У исправника они застали массу гостей. Все земские деятели сошлись здесь для предварительных совещаний. Было тесно, накурено, у закусочных столов толпились люди в черных длиннополых сюртуках и в поддевках, и в нескольких комнатах играли в карты. Исправник суетился, угощал, перебегал от стола к столу и старался уловить малейшее желание каждого. И когда к нему вошли предводитель и Касьянов, то, увидев их, он выскочил к ним в переднюю, и по его лицу они догадались, что все уже покончено.
— Поздравляю вас, поздравляю!.. — затряс он руку Веребьину. — Все решено и, так сказать, подписано. Вам поднесут все белые. Вы будете нашим председателем.
— Очень благодарен, — ответил предводитель и поцеловал его в губы. — Этим я обязан одному только вам. Ну а кого наметили в члены?
— Кирина, Борового и Суханова.
Предводитель поморщился.
— Ну, Борового-то не следовало бы, — сказал он. — Ведь это ж болван!
— А кого же вместо него? — испугался исправник.
Предводитель шепнул ему что-то на ухо и взглядом указал на Касьянова.
— Ах я дурак! — воскликнул исправник. — Сию же минуту постараюсь все устроить!
И прежде чем Касьянов успел сообразить, в чем дело, исправник уже перебегал от одного к другому и что-то каждому из них тихонько говорил.
Поздно вечером Касьянов вернулся к себе домой. От массы впечатлений и от выпитого у исправника шампанского щеки у него горели. Неожиданное знакомство с Леной и еще более неожиданное признание ее вскружили ему голову. Он не хотел спать, ему не сиделось. Лена не выходила у него из головы.
— К вам можно? — послышался вдруг голос Гриньковского за дверью.