Я колебалась.
– Пожалуй, подожду минут десять.
– Тогда прошу вас, пройдёмте в кабинет. – Рут распахнула дверь слева от нас. – Гостиная служит для чаепитий и приёмов церковных шишек. Полагаю, вы обратили внимание, что у тётушки на всё есть строгие правила. Мне кажется, только это позволяет ей не терять рассудок, выйдя замуж за такого человека, как дядя Дунстан. Да вы, наверное, и сами прекрасно знаете, что такое жить с человеком, который немножко не в себе.
– Что вы подразумеваете? – Я наткнулась на кожаное кресло.
Рут захлопала белесыми ресничками:
– Тётушка рассказала, как ваш отец набросился на неё вчера, выкрикивая что-то о любовном напитке и сердечных ранах. Она так испугалась, что от страха даже запрыгнула на колени к дяде Дунстану, чего никогда в жизни себе не позволяла.
– Кэтлин вам об этом рассказала?
– Да.
– А вы кому-нибудь говорили?
Теперь я столкнулась с письменным столом, на пол полетели листки бумаги и ручка.
– Только миссис Поттер. Она так охотно делится всем, что видела и слышала, что невольно чувствуешь себя обязанным рассказать что-то взамен. И я точно помню, что миссис Поттер первой назвала мне ваше имя. Вроде бы она видела, как ваших детей увозила в машине какая-то пожилая пара. Она ещё подивилась, в какую такую даль увозят бедных деток.
– Почему бы вам не сказать ей при встрече, что мне пришлось отправить их концлагерь, поскольку они не поддаются дрессировке и до сих пор не удалось отучить их грызть мебель?
Очень надеюсь, что это прозвучало весело и непринуждённо.
– Ах, я ничегошеньки не смыслю в детях! – вздохнула Рут. – И вероятно, никогда уже не начну их понимать. Проведу жизнь в какой-нибудь конторе с жёсткими стульями, где за дверью стоит автомат с газированной водой. Но лучше уж так, чем, подобно леди Гризуолд, выйти замуж за отвратительного старикашку шестидесяти пяти лет.
– Мне кажется, вы ошибаетесь насчёт его возраста! – Я спихнула со стола очередную порцию бумажек. – Мы сегодня виделись с сэром Каспером, и на вид ему по меньшей мере девяносто.
– Нет-нет! – Рут затрясла головой. – Я знакома с Сарой, которая работает в Старом Аббатстве горничной, и она сказала мне, что ему шестьдесят пять. А выглядит он так, потому что всю жизнь дымил как паровоз.
– Странно…
– Да-да, всю жизнь смолил сигареты без фильтра.
– Даже в этом случае…
Перед глазами всплыло мертвенно-бледное лицо сэра Каспера. Я вспомнила его нетвёрдую походку и костыли.
– От шестидесяти до восьмидесяти штук в день!
– Тогда его портрет следует помещать на сигаретных пачках.
– Сара говорит, что мать застукала сэра Каспера с папиросой, когда тому было девять лет от роду, и заставила его весь день стоять на коленях в часовне, вымаливая прощение. Мать его светлости была очень, очень религиозной женщиной. – Лицо Рут даже разрумянилось. – Она была немкой и до конца своих дней так и не привыкла к Англии. Покойная её светлость ужасно страдала вдали от родины. Так говорит Нэд, дед Сары. Он до сих пор работает садовником в Старом Аббатстве. Вот ему-то действительно за восемьдесят.
– Рут, а вы случайно не знаете, откуда именно была родом её светлость?
– Мать сэра Каспера? – Узенький лоб прорезала морщинка, белесые бровки изогнулись запятыми. – Знаю, а как же! У меня ведь прекрасная память. Тётя Кэтлин взяла меня на роль Кларабеллы вовсе не потому, что я её племянница, и не потому, что мне подходит амплуа униженных женщин. Тётушка знает, что мне достаточно прочитать текст и я запомню всё слово в слово. А мать сэра Каспера родом из маленького городка на юге Германии под названием Шенбрунн.
Глава семнадцатая
В холле нас с Фредди встретил Бен.
– Что случилось? – Кузен нетерпеливо приплясывал на каменном полу. – Мамаша скрылась со старинными напольными часами?
– Не говори глупостей! – отрезала я. – Ты же видишь, часы на месте.
– И даже леди Гризуолд не заявила в полицию, что ты спёрла её «хонду»?
Бен взял меня за руку:
– Твой отец довёл себя до полного изнеможения, вот и всё. Четверть часа назад Морли спустился из своей комнаты. Я спросил, как он себя чувствует, и Морли тотчас принялся за старое. Начал стенать, сетовать на судьбу и обзывать себя ничтожным червем, которого надо поскорее бросить на съедение птицам. А потом замолчал и уткнулся лицом в колени. Так до сих пор и сидит.
– Там? – Я мотнула головой в сторону гостиной.
– Да. С ним тётя Лулу.
– Класс! – Фредди остервенело дёрнул себя за бородёнку. – Да мамуля в два счёта обчистит карманы старины Морли, похлопывая при этом по руке и приговаривая: «Поплачьте, голубчик, поплачьте, и вы почувствуете, словно у вас гора упала с плеч».
Я решительно распахнула дверь гостиной. Отец примостился на маленьком детском стульчике, явно не соответствовавшем его размерам, а франтоватый галстук-бабочка трогательно дисгармонировал с его красными глазами и слезами, градом катившимися по щекам.
– А, вот и ты, Жизель! – Он взмахнул носовым платком, словно подавая сигнал к отходу поезда, местечко под колёсами которого облюбовала Анна Каренина. – Хорошо, что ты вышла подышать свежим воздухом. Хотя, возможно, мои страдания были бы не столь ужасны, если бы ты сидела рядом и утешала меня добрым словом.
– Морли такой молодец! – Тётушка Лулу перестала носиться вокруг папы и посмотрела на нас незамутнённым младенческим взором. – Изо всех сил стараюсь его подбодрить. Но, боюсь, слегка переборщила. Сначала он внимательно слушал мой рассказ о чудесных деньках в Оклендсе, но стоило мне упомянуть, что когда-то там работала Харриет, как он разрыдался в три ручья.
Папа застонал, и стульчик под ним жалобно пискнул.
– Я так мало знал о моей чудесной, несравненной Харриет!
– Да, тут ты попал в самую точку, – не сдержалась я.
– Харриет скрывала свой свет под спудом!
– Замечательное библейское свойство! – Фредди не обращал внимания на моё перекосившееся лицо. – Давайте, дядя Морли, расскажите нам, с чего вы опять скисли? Ну, старина, мы слушаем.
Бен вложил в руку отца стакан с бренди:
– А мы-то думали, что вам сегодня лучше.
– Я её подвёл! О…
– Чушь, папа! Полная чушь! – Я опустилась на колени рядом с отцом и похлопала его по колену. – Не твоя вина, что мистер Эмблфорт настолько рассеян. Да он не узнает свою машину, даже если она его переедет.
– Мне следовало броситься за ним в погоню, следовало выследить его как бешеную собаку! Презренный церковный пёс! Похититель праха! Я должен был загнать его в угол и разделаться с ним голыми руками! Сразиться с ним как мужчина с мужчиной, втоптать его в землю!
– Замечательная метафора, – согласилась я, – но как бы ты бросился в погоню? На его полудохлом велосипеде? Да-да, я помню, что леди Гризуолд одолжила нам свою «хонду», однако к тому времени мистер Эмблфорт мог умчаться в соседнее графство или даже перенестись в одиннадцатое столетие к святому Этельворту. И в полицию мы тоже не могли заявить, папа. Ведь тогда викария наверняка бы арестовали.
– Пожалуйста, Элли! – Тётушка Лулу испуганно заткнула уши. – Ты же знаешь, дорогуша, что у меня жуткая аллергия на это противное слово!
– Элли права, дядя Морли! Зачем отдавать викария на растерзание полиции? Он чокнутый, а не разбойник с большой дороги. И даже не воришка. – Фредди покосился на родительницу.
– Боюсь, я не смог выразиться достаточно ясно. – Папа заткнул платок за ворот рубашки словно слюнявчик и отпил бренди. – Неприкрытая правда состоит в том, что я разрываюсь между тревогой за судьбу урны, которой незаконно завладел преподобный Эмблфорт, и облегчением от того, что таким образом он помешал мне передать её в руки Хоппитсов.
– А теперь, похоже, викарий пустился в бега. – У тётушки Лулу озорно дрогнули губы.
Фредди хмуро посмотрел на неё:
– Перестань молоть чепуху, мамуля.
– Мальчик мой, нельзя же быть таким наивным и думать хорошо обо всех подряд без разбору.
– Ушам своим не верю! – Мой кузен с силой дёрнул за череп в ухе. – А кто тут строил глазки этому прощелыге Прайсу, а? Человеку, который, вероятно, не кто иной, как заурядный автомобильный вор? Мамуля, неужели ты и впрямь полагаешь, будто кто-то купился бы на эту историю с ключом?
– Дорогой, разумеется, я сразу поняла, что мистер Прайс отнюдь не эталон честности. – Тётушка попыталась скрыть довольную улыбку. – Потому-то я и нашла его столь очаровательным! Тем более что он так мило показал свою полную несостоятельность в искусстве воровства и прохиндейства. Да этот наивный человек даже в имени собственной жены путался. Полагаю, либо он новичок в преступном мире, либо его вынудили ступить на криминальную дорожку. – Она мечтательно вздохнула. – Ах, как это романтично! Да и вообще, это ж пустяковое дело… – Тётя Лулу скосила глаза на Фредди и замолчала.
– Папа, Бен говорит, ты узнал в мистере Прайсе – если, конечно, это его настоящее имя – одного из тех типов на эскалаторе. – Я отобрала у отца стакан с бренди.
– Я так сказал? – он покачал головой и скорбно уставился в пространство.
– А ещё ты спросил мистера Джарроу, секретаря сэра Каспера, не бывал ли он в последнее время в Германии.
– Правда?
– А что, если это тот самый человек, которого ты видел в кафе? Помнишь, ты ещё обратил на него внимание? – не унималась я. – Как-то раз за вами с Харриет наблюдал человек с ненормально большими усами. Он делал вид, будто увлечённо читает газету, а сам украдкой следил за вами.
– Ну, раз ты так говоришь, Жизель…
Я встретилась взглядом с Беном и поняла, о чём он думает. Как ни печально, но верить папе на слово нельзя, воспоминания путаются в его голове.
– Что ты имела в виду, говоря про пустяковое дело? – Фредди, по-наполеоновски сложил на груди руки, жёг родительницу взглядом.
– А-а… не помню.
Тётя Лулу засуетилась, поправила ворот папиного пиджака, подобрала упавшую книжку.