шестерых типов с куда менее приятными лицами, которым, видимо, вышла боком его честность. Придя в себя, Заглар заявил, что отныне вечный должник меналийского рыцаря и готов сделать для него все, что не противоречит служебному долгу.
Джарвис знал, что люди такого склада помнят добро до самой смерти. Знал он и то, что Заглар — едва ли не самый осведомленный человек в порту.
— Да, лорд Джарвис, хорошую задачку вы мне задали, — начальник таможни поскреб жесткий ежик волос, в отличие от усов, почти не тронутый сединой. — Анатао, конечно, в порту полным-полно — торговый сезон в разгаре. Даму вашу кто-то из них мог бы взять на борт, но вот вас — ни за что и никогда. Вы для них тварь Хаоса, нечего вам делать в храме их Черного бога.
— Сам знаю, — с досадой бросил Джарвис. — Но одну я ее не отпущу. Она женщина практичная, но совершенно не знает мира за пределами своего замка и Даны, — лишь произнеся это, принц осознал, что у него выговорилось. Впрочем, Заглар понятия не имел, что у слов «свой Замок» может быть двойное дно.
— А если б даже и знала, все равно негоже благородной даме без мужского пригляду, — назидательно произнес он. — Значит, остаются наши. А они в северную часть архипелага, почитай, и не ходят — грузы-то сюда идут через Итанку. Из тех, кто сейчас разгружается, разве что «Сатрил» в те края заглядывает. Он у восьмого пирса стоит. Побеседуйте с его капитаном, может быть, договоритесь. Но если не он — тогда уж и не знаю, кто.
— Хорошо, — кивнул Джарвис. — Тогда мы с Тай прямо сейчас дойдем до восьмого пирса и пообщаемся с ним.
— Пожалейте даму, лорд Джарвис! — Заглар поднялся из-за конторского стола и приподнял плетеную штору. За окном Тай все так же сидела на парапете набережной, полностью отрешившись от окружающего мира и беседуя с морем о чем-то своем на недоступном Джарвису языке ощущений. — Она, поди, с дороги устала, проголодалась, а вы ее хотите тащить с собой черт знает куда. Вы ступайте на «Сатрил», а о ней моя жена позаботится. Да и ночевать оставайтесь у нас — после того, как дочки замуж вышли, свободных комнат в доме много…
Тени удлинились, свет из золотого стал красноватым. Джарвис свернул в переулок. По старинной салнирской традиции дом Заглара был двусторонним: вход в контору, где начальник таможни принимал посетителей — со стороны набережной, а в жилую часть — с узкой параллельной улочки.
Разговор на восьмом пирсе окончился ничем. Капитан «Сатрила» даже слушать не стал о деньгах. Мрачно глянув на Джарвиса, он заявил, что доставил бы их с дамой на Скалистый остров без всякой платы, но увы, во время последнего перехода в трюме открылась течь, а потому по окончании разгрузки «Сатрил» встает на ремонт. Джарвис поинтересовался, сколько времени это займет. Капитан помрачнел еще больше и сказал, что раз корабль так и так придется кренговать, он заодно произведет плановую чистку днища от морской дряни. Опять же такелаж давно уже переборки требует… Так что если уложится дней в десять, можно будет считать, что очень повезло. В этом месте помрачнел уже Джарвис. Увидев это, капитан вздохнул и прибавил, что если благородного лорда так сильно поджимает время, то он мог бы обратиться к Лумтаю, капитану «Девы-птицы», которая сейчас стоит в Малой гавани. Тот, правда, обдерет благородного лорда, как липку, зато есть шанс отплыть в ближайшие два дня.
В Малую гавань Джарвис уже не потащился — это было далековато, а он тоже устал с дороги и проголодался. Да и совет Заглара явно не помешал бы.
Толкнув зеленую калитку, принц вошел в просторный двор, вымощенный каменными плитами. Плиты были уложены неплотно, между ними виднелись полоски земли толщиной в палец, кое-где проросшие травкой. Из-за ограды сада свешивались ветви абрикосовых деревьев, усыпанные желтеющими плодами. Сама ограда была оплетена вьюнком, пронзительный цвет его лиловых и розовых колокольчиков неожиданно вызвал в памяти Нисаду — ее ярко-розовую постель и платье, в которое она была одета тогда, в Замке…
В центре двора имелся традиционный маленький бассейн с сильно позеленевшей водой. На его каменной облицовке сидела Тай в чистой рубашке, с распущенными после мытья волосами. Рядом с ней торчал какой-то молодой человек — издалека Джарвис разглядел лишь фигуру, еще не успевшую отяжелеть, вышитую безрукавку и короткие светлые волосы. Видно, не родственник хозяев — Заглар черный, как все салниры, — но кто тогда? Служащий?
— И снова неправильно, — донесся голос Тай. — С лезвия нож надо ронять, а не бросать.
— Ну я и роняю! — услышав ответную реплику молодого человека, Джарвис вздрогнул. Это были слова измученного ребенка, произнесенные почти на всхлипе — но звучным юношеским баритоном. Неужели слабоумный? Тогда зачем Тай с ним связалась?
— Нет, ты именно бросаешь. Не хнычь, не надо. Дай лучше руку, я тебе покажу, в чем разница, — Тай крепко ухватила юношу за предплечье. — Теперь расслабь все, что ниже локтя, пусть болтается как тряпка… Хорошо. Видишь, я шевелю твоей рукой, и ладонь сама мотается туда-сюда?
— Ага, — слезы исчезли из голоса юноши, но интонация по-прежнему оставалась совершенно детской. — Как собачий хвост.
— Правильно. А знаешь, почему? Именно потому, что ты маленький. Взрослые много работают, и вот это место, запястье, у них становится жестким, ладонь уже не может болтаться под своей тяжестью. Так рука ходит или у маленьких, или у женщин, которые не делают тяжелой работы.
Неожиданно из-под розовых кустов, росших в углу двора, вылез пыльный павлин с полинявшим хвостом и вальяжно направился к бассейну. Ни юноша, ни Тай не обратили на него ни малейшего внимания.
— Смотри на меня, — Тай перехватила правую руку левой и продемонстрировала гибкость своего запястья, почти неестественную при столь широкой кости. — А теперь смотри, что такое «уронить».
Длинный нож с наборной рукояткой выскользнул из ее пальцев, словно рыбка, и с убийственной точностью вонзился в узкую полоску земли меж плитами.
— Видишь, я совсем не напрягаю руку, все движение идет от локтя, а ладонь падает под тяжестью ножа. Когда я его выпустила, он перевернулся в воздухе и воткнулся как раз так, как надо. Хочешь еще раз попробовать?
— Хочу! — с жаром отозвался непонятный юноша-ребенок.
— Тогда бери за лезвие вот так, кончиками пальцев. А теперь сделай движение, будто капли с руки стряхиваешь. Почувствовал? Но нож, конечно же, потяжелее капель будет. Еще раз встряхни и теперь вырони лезвие.
Нож неуклюже вылетел из пальцев юноши, кое-как перевернулся, но все же самым кончиком вошел в полоску земли, несколько секунд подрожал — и упал, звякнув о камень.
— Получилось! — радостно воскликнул юноша-ребенок, но вдруг осекся: — Или, раз потом упал, не считается?
— Не знаю, как у вас. У нас — да, не считалось. Но главное ты понял. И если еще немножко потренируешься, то будешь выигрывать у мальчишек именно за счет свободного запястья. Они-то все уже рыбачат, значит, рука жесткая…
— А у меня свободная! — рассмеялся юноша ребяческим смехом. — Можно, я еще раз… Ой, а кто это там у калитки?
Тай вскинула голову.
— Все в порядке, это мой друг вернулся. Иди сюда, Джарвис, чего стоишь?
Принц покорно подошел к бассейну.
— А я тут, пока ты ходишь, учу Тано в ножички играть. Познакомьтесь, кстати — это Тано, приемный сын Заглара. А это Джарвис, мой друг и телохранитель.
Глаза у Тано были светло-золотистые, как разбавленный чай, и тоже совершенно детские. С комичной серьезностью он протянул вперед мягкую ладонь, какой не может быть у взрослого мужчины, и принц, еще раз содрогнувшись, был вынужден ее пожать.
— Не бойся, дядя Джарвис, — сказал Тано, словно угадав его испуг. — Все говорят, что я сумасшедший, а я на самом деле просто маленький. Правда, тетя Тай?
— Конечно, правда, — Тай энергично тряхнула распущенными волосами.
В этот момент павлин, видимо, разобиженный, что никому нет до него дела, неожиданно встряхнулся, развернул веером облезлый хвост и издал пронзительный крик — нечто среднее между кошачьим мявом и скрипом несмазанной двери. Но даже после этого люди не пожелали уделить его персоне хоть какое-то внимание. Тогда он снова свернул хвост и грустно начал скрести лапой в травке, проросшей меж плит — курица курицей…
— Тано, вот ты где! Я ж тебя по всему дому ищу! — на крыльцо вышла немолодая женщина в салнирском пестром платке, завязанном надо лбом. — Немедленно иди ужинать! А вы, госпожа Тай, подождите еще самую малость — сначала горюшко свое обихожу, а потом и до вас с лордом Джарвисом дело дойдет.
Тано с видимой неохотой поднялся и поплелся к дому, то и дело оглядываясь на Тай и Джарвиса.
— Тысяча морских демонов! — выдохнул Джарвис, когда за юношей захлопнулась дверь. — Сколько ему лет на самом деле?!
— На самом деле пять, — голос Тай отвердел. — А прожитых — двадцать. Ненавижу солеттских магов!
Джарвис недоуменно воззрился на нее.
— Он действительно не слабоумный, — пояснила девушка. — Он заклятый.
Чуть позже, за ужином, Джарвис узнал подробности от женщины в пестром платке — жены Заглара, госпожи Калин.
— Отиралась тут в порту какая-то нищенка с годовалым мальчишкой, — говорила она, быстро и ловко накрывая на стол. — Потом исчезла невесть куда, а мальчонку нашли на пирсе, где он едва в воду не свалился. А у нас с Ихо тогда было три дочки и ни одного сына. Я даже в храм Белой Леди ходила, а там сказали — и не будет сыновей, судьба твоя такая — рожать одних девочек. Но Ихо уж очень не хотелось, чтобы все на сторону, зятьям ушло, вот и взяли мы мальчонку к себе приемышем. Назвали Тано — в честь брата Ихо, растили, как своего, ни в чем не обделяли. Да только дочки почувствовали, что он главнее их стал, и начали дразниться: мол, скоро надоешь ты нашим папе с мамой, и они тебя назад на помойку выкинут. Ну, знаете небось, какие дети злые бывают — совсем замучили малыша. И вот как-то раз прибежал он к Ихо в контору, а там солеттский маг сидит. И, на свою беду, объяснил Ихо малышу, кто это такой. А потом… — госпожа Калин всхлипнула. — Не уследили мы… Потом поймал наш Тано мага на улице и спрашивает: раз ты колдун, значит, все можешь? Тот ему — не все, но кое-что могу. Тогда Тано и говорит: сделай так, чтобы мама никогда меня не выгнала и всегда обо мне заботилась! Тот усмехнулся, пробормотал чего-то — и с тех пор Тано так и остался, как пятилетний ребенок. Тело растет, душа — нет. Сначала-то не замечали… Потом в школу пошел, даже грамоте выучился, а понятия о распорядке — никакого. Мог встать и с урока уйти — надоело, мол, хочу ракушки собирать. Годам к двенадцати… мальчишки по развалинам старой крепости лазают, на лодках за устье Скодера на рыбалку ходят, а наш все с малышней в камушки играет. А в пятнадцать уже все знали — дурачок Тано у Загларов, и весь сказ, — она снова всхлипнула и утерла глаза уголком передника. — Девки мои давно раскаялись, что от их дразнилок такое горе вышло, а толку-то!