— Госпожа Миндаль говорит, — перевел Берри, — что Белая Леди — это сама Жизнь. Неужели госпожа княгиня хочет сказать, что ее бог враждебен жизни? Ей кажется более правильной мысль, что если Единый действительно всеобъемлющ и абсолютен, как учат его священники, то Белая Леди — лишь одно из его проявлений, а потому в исцелении ее силой нет и не может быть греха.
Снова верный ход. Хороший богослов, без сомнения, нашел бы, чем парировать довод Тай, но госпожа Эмалинда явно не была хорошим богословом.
— Матушка, ну пусть она попробует! — взмолилась Калларда, которая тоже изнемогла от ожидания. — Тебе что, совсем Нис не жалко?
Нисада бросила на нее восторженный взгляд, в котором ясно читалось: «Браво, сестренка, вот уж от кого не ожидала!»
— Ты действительно можешь сделать то, о чем говоришь? — повернулась она к Тай.
Кто бы мог подумать, что настанет день, когда она сможет общаться с лучшей подругой лишь через переводчика! В Замке каждый слышит из уст других тот язык, который является для него родным, но здесь, в дневном мире, она не знает меналийского — а Тай не говорит по-вайлэзски…
— Если бы она не могла, то не пустилась бы в путь через все Внутреннее море, — перевел Берри ответную реплику Тай, причем не столько для Нисады, сколько для всех остальных. Этот обмен дежурными фразами был обговорен в Замке еще прошлой ночью, ибо Нисада ужасно боялась выдать себя какой-либо неловкостью.
Эмалинда снова сделала попытку что-то сказать, но дочь сделала резкий жест в ее сторону, и та на секунду осеклась.
Нисаде хватило этой секунды.
— Тогда попытайся, жрица из чужих земель, — произнесла она, невольно подделываясь под торжественный тон самой Тай. — Единый всесилен, и если мое исцеление противно его воле, оно просто не свершится.
Берри едва успел перевести слова Нисады на меналийский, прежде чем Тай, сделав три решительных шага к креслу княжны, опустилась перед ней на колени.
Джарвис знал, что девушки заранее отрепетировали в Замке дальнейшее действо — и все равно не смог не восхититься красотой этого жеста. Ладони Тай, не прикасаясь, скользнули вдоль ног Нисады, от ступней до самого верха, затем сблизились на уровне груди… Принц узнал прием сосредоточения энергии, именуемый «комок силы». Он понятия не имел, откуда Тай известен этот прием — оттуда же, откуда и все остальное? — но почти видел, как этот самый комок пульсирует меж ее ладоней.
Монахиня-алхимик приблизила ладони к своему лицу — и вдруг, молниеносным движением опытной танцовщицы перекатившись с колен на пятки (и при этом чудом не наступив на подол своего одеяния), снова поднялась на ноги и отступила на шаг.
— Встань и иди! — произнесла она, воздевая левую руку вверх, а правую протягивая к Нисаде. — Иди! Ты можешь это.
Глаза Нисады расширились. Казалось, она прислушивается к чему-то внутри себя. Осторожно, придерживаясь за подлокотник кресла, она поднялась на ноги, несколько секунд постояла так, словно в нерешительности, затем выпустила подлокотник — и шагнула.
В дверях ахнули слуги. Двоюродный братец вцепился в край льняной скатерти, едва не сдернув ее на пол вместе с полным подносом посуды. Эмалинда еле слышно выдохнула сквозь зубы. А Нисада шаг за шагом следовала за манящей рукой — и каждый новый шаг был более уверенным, чем предыдущий. Тай уронила руки и отступила в сторону. Нисада вполне самостоятельно прошла еще пару шагов, затем вдруг резко развернулась на одной пятке (Джарвис мысленно поаплодировал тому, как девушка продвинулась в управлении своим телом за каких-то четыре дня) и устремила на родственников огромные невидящие глаза.
— Вы все видели? — произнесла она с видом глубочайшей растерянности. — Я в самом деле хожу, или мне опять это снится?
— Не снится! — воскликнула Калларда с совершенно искренней радостью. — Ты правда ходишь, сестренка! Ходишь ногами!
— Чудо! — раздался в дверях вопль кого-то из слуг. Джарвис не сомневался, что обладатель этого мальчишеского ломающегося голоса — один из друзей Нисады.
— Смотрите, чудо! Наша молодая хозяюшка пошла! — поддержала его служанка у стола с посудой.
Дальше словно плотина прорвалась. Слуги с радостными возгласами торопливо ринулись в комнату — каждый хотел первым прикоснуться к Нисаде и убедиться, что чудеса все-таки бывают. Но тут девушка взмахнула рукой еще более резко и властно, чем прежде, усмиряя народное ликование. Смеясь, она подошла к юноше в синем камзоле и замерла перед ним, уперев руки в бока.
— Ну что, братец Гислен? — выговорила она с нескрываемым злорадством. — Труба тебе настала!
— Какая труба? — впервые за все время подал голос дядюшкин сын. Голос у него оказался под стать внешности — неприятно высокий.
— Каминная. Или, если больше нравится, водосточная. В какую хочешь, в такую и вылетай на хрен из Лорша! — в этой реплике Джарвису почудилось отчетливое влияние изощренной язвительности Тай.
— Нисада, что ты себе позволяешь! — вскинулась Эмалинда, видимо, по привычке — похоже, подобные выходки ее старшей дочери имели место и раньше.
Нисада повернулась к матери, на этот раз с несколько большим усилием. Было уму непостижимо, как ей удается выглядеть столь победительно при таком малом росте.
— Вы что, еще не поняли? — вопросила она тоном деревенского задиры. — Теперь я — правящая княгиня! Я старшая из оставшихся в живых детей Эллака Лорша, я совершеннолетняя, я способна зачать — и я, черт возьми, хожу! Вон сколько у меня свидетелей! Так что подвинься, маменька, держание теперь мое! А дядюшке Тарме и его сыночку — во!!! — она сделала непристойный крестьянский жест «отруби по локоть». — Я им все припомню — и Марду, и Танрая, и унижение Лар, и золотые лилии в нашем гербе!
— В кои-то веки удалось принять участие в удачном государственном перевороте, — довольно шепнул друзьям Берри, пока обитатели замка Лорш захлебывались криками — кто восторженными, а кто и возмущенными…
На Скалистом острове в этот день тоже стояла ужасающая жара. До обеда Урано отсиживалась в своих покоях, прихлебывая холодные напитки и скучая, а после обеда решительно приказала готовить прогулочную лодку.
Суденышко миновало полосу ланганов и шло вдоль голого и неприветливого мыса Трех Жертвенников, когда с востока потянуло ветерком — слабо, затем все сильнее.
— Идет шквал, могущественная госпожа, — обратился к Урано один из гребцов. — Неплохо бы переждать его на берегу.
— Отлично, — бросила Урано со своим обычным высокомерием. — Обогнем вот эти скалы и высадимся. Я не желаю лезть вверх по голому отвесному камню.
Гребцы были полностью с ней согласны. Однако у бури имелось на этот счет свое мнение. Они не успели миновать скальную оконечность мыса, как огромная волна ударила в борт лодки так, что та едва не опрокинулась. За первой волной последовала вторая, третья… Которая из них смыла ее за борт, Урано уже не считала.
Как все анатао, она очень неплохо плавала, к тому же двое гребцов мгновенно кинулись ей на помощь. Но было поздно. Новая волна, выше всех предыдущих, подхватила Супругу Смерти, как щепку, и с размаху швырнула спиной на острый обломок скалы.
Глава восемнадцатая,в которой выясняется, что существование Тай мешает сразу нескольким влиятельным лицам
Лейтенант хотел сказать что-то грозное и многозначительное, но выдавил только два слова: «задолбали» и «застрелюсь».
— Мне очень не понравилось представление, которое ты устроил несколько дней назад.
Арзаль чуть наклонил голову, пряча усмешку, тихо звякнули колокольчики в волосах.
— Смею думать, мой господин, что это исключительно ваши проблемы. Никак не мои.
— Ты начал позволять себе слишком много, — голос Элори был так же ровно спокоен, как его неподвижная золотая маска.
За триста лет Арзаль изучил Повелителя Снов вдоль и поперек и знал, что чувство, скрываемое за этим спокойствием, вряд ли можно назвать гневом. Если гнев и был, то сразу же после случившегося, но с тех пор минуло уже пять ночей, в течение которых Арзалю было не до Замка. Лишь сегодня, уснув в каюте корабля, идущего с Лайне-лири на Итанку, солеттский маг смог выбраться сюда — и сразу же был приглашен в зимний сад для разговора…
— А что, пламя на алтаре уже погасло, раз я стал подотчетен вам, повелитель? — только и сказал он.
— Ты знаешь не хуже меня, что пламя не погаснет, пока жив хоть один из вас, — Элори отвернулся, делая вид, что разглядывает изящно и причудливо вырезанный лист монстерыплакальщицы.
— Тогда, мой господин, потрудитесь объяснить, чем именно вызвано ваше неудовольствие. То, что я причинил боль этой маленькой мерзавке Урано — наше с нею внутреннее дело, которое лишь по стечению обстоятельств пришлось решать в Замке…
— Урано — пыль под ногами, — отмахнулся Элори. — Меня волнует совершенно другое. А именно — то, что это действо было устроено по приказу Тайах.
Арзаль рассмеялся:
— Во-первых, не по приказу, а по просьбе. Во-вторых, у меня в этом деле был свой собственный интерес. И в-третьих… я всегда считал, что паранойя как-то больше к лицу Владыкам Порядка. Неужели вы до сих пор не поняли, что Тай абсолютно не интересуется властью? Даже после того, как целый год продержали ее при себе?
— Она была любовницей Тысячеликого! — отрезал Элори. — Она унаследовала его свиту и убежище, и кому, как не ей, попытаться собрать Ювелиров вокруг себя…
— И что с того? — удивился Арзаль. — Даже если бы она действительно этого хотела, всех ей не собрать никогда. Слишком уж мы разные.
— Двое всегда были при ней. А теперь и ты готов выполнять ее… просьбы, и это при том, что ты способен сделать с ней все, а она с тобой, по идее — ничего!
— Скажем так: я могу сделать с Тайах несколько больше, чем она со мной, — уточнил Арзаль. — Девочка она одаренная, и ей под силу управиться очень и очень со многими, но я сильнее хотя бы из-за того, что в десять раз старше и во столько же раз опытнее. Именно потому я