Так что мы плыли, извещая о себе всех встречных либо подтверждая свою репутацию тем, кто уже слышал про Ирокезов и их странные обычаи и привычки. Наводили, так сказать, мосты дружбы и взаимопонимания, попутно присматривая удобные места и бухточки, в которых можно будет поставить новые поселки.
И вот, уже изрядно удалившись от привычных мест и приблизившись к цели своего плаванья, мы наткнулись на жесткое неприятие чужаков со стороны местного населения. И что было особенно странным, со стороны тех, кого не только Кор’тек знал раньше, но к тому же и рекомендованных нам во встреченном ранее поселке.
Нам там так прямо и сказали, что вот, мол, проедете высокий холм, на котором растет дерево с расщепленной вершиной, а там через день плавания как раз и будет стоять поселок мужа моей двоюродной сестры Бир’кека. Так вы ему привет передавайте и скажите, чтобы, ежели будет рядом, не забыл бы вернуть весло, которое его отец одолжил, когда приезжал сеструху мою сватать.
Мы привет передали, а тут такой прием… Но ведь не из-за какого-то сраного весла же все мужское население поселка в количестве одиннадцати человек высыпало на берег и, потрясая оружием, пытается прогнать нас, не слушая никаких увещеваний? Да и оружие-то у них, прямо скажем, деревянные весла-дубинки да колья-копья. Неужели они всерьез надеются на что-то в противоборстве с пятью десятками одетых в кожаные панцири и вооруженных бронзовым оружием вояк?
— Лга’нхи, — обратился я к нашему Верховному Вождю, — их бы как-нибудь того…
Спустя минут десять «того» закончилось. Разоруженный и слегка отлупленный противник сидел на берегу, даже не смея ругаться, и лишь постреливал на нас суровыми взглядами.
Как я и просил — обошлось без крови и даже существенных проблем. Лишь один парнишка лет четырнадцати-пятнадцати проявил излишнюю резвость, что при его легкости стоило ему вывихнутого ударом щита плеча.
Плечо я быстренько вправил, не обращая внимания на писки пациента и ненавидящие взгляды его сородичей, вероятно решивших, что злобный враг уже приступил к пыткам или каким иным жутким ритуалам и фулюганствам, свойственным дикарям-каннибалам и прочим исчадьям ада.
— Так это ты Бир’кек? — Обратился я к явному лидеру этих обормотов, накладывая фиксирующую повязку на плечо мальчишки. — Почему ты так плохо нас встретил? Ведь мы привезли тебе послание от твоего родственника и подарки от себя!
— Что толку мне от ваших подарков, — грустно ответил мне вышепоименованный Бир’кек. — Коли нас всех убьют за то, что мы разговаривали с вами?
— Аиотееки? — догадался я. — Они запретили вам разговаривать со всеми, кто приплывает с востока?
— Нет. Только с теми, кто носит на голове гребни… Вот такие, как у тебя.
— А вот с этого момента уже поподробнее, — оживился я. — Так значит, к тебе приходили аиотееки и запретили разговаривать с такими как мы… А что они еще тебе про нас говорили?
Да, что ни говори, а оратором и мыслителем Бир’кек не был ни разу. Потому проще изложить общий итог моих мучений по вытягиванию из него полезной информации, чем передавать его прямую речь, щедро сдобренную чесанием в затылке, кряхтеньем, беканьем и меканьем.
И суть этих «меканий» сводилась к следующему. Жили они на берегу моря, не тужили… Ну, может быть, почти не тужили, потому как во время затяжных штормов, конечно, бывало, что приходилось ему и его родне сидеть впроголодь, но в целом никто особо на жизнь не жаловался.
От первой Орды аиотееков они как-то сумели увернуться — беглецы с запада вовремя принесли весть о нашествии жуткого врага. И благоразумный Бир’кек, чей род и поселок никогда не был обременен лишним имуществом, которое было бы жалко бросить, погрузил свой немногочисленный скарб в свою главную ценность—пару утлых лодочек—и долго болтался по морю, удирая от супостатов.
Спустя год пришла весть о новом нашествии. Скарб зарыли где-то в песчаных холмах, куда ни один нормальный пастух свой скот не загонит, лодки с запасом сухой рыбы и бурдюками воды стояли наготове, но на этот раз нашествие их вроде как миновало — передвигавшиеся на демонах чудовища почему-то предпочли двинуть по Реке на север… Видать, спознали, что народ там живет хоть подлый да сволочной, зато шибко зажиточный, потому как хорошее дерево на лодки, веревки-нитки, кожи, ткани, мед и какие-то корнеплоды, которые, как я понял, были тут аналогом не то картошки, не то репы, выменивает задорого, оставляя бедных несчастных рыбаков буквально без штанов!
Так что это нашествие прошло по разряду справедливого наказания жлобам и скрягам и весьма порадовало сердце хорошего парня Бир’кека.
Но тут через год — вот напасть—опять из-за моря заявились неведомые демоны и, несмотря на надежды Бир’кека и общечеловеческие представления о справедливом возмездии негодяям, почему-то вместо Реки опять пошли вдоль побережья на восток. Опять разрушили в поисках чего-нибудь ценного его убогую хижину, опять заставили отсиживаться на лодке в море… Ну да, по всему видать, их Духи за то и покарали, наслав на них еще более злейших демонов и мерзавцев… Э-э-э… Я хотел сказать, подведя их под вашу карающую длань!
Весть об этом до поселка Бир’кека донесли многочисленные (не меньше двух десятков человек) возвращающиеся этой осенью и зимой на родину беглецы из той самой разгромленной Орды… я так понял, что из числа «забритых».
Но это было уже потом. А до этого, как раз вскоре после прохода последней орды, в один прекрас… в смысле, ужасный день возвратившиеся с уловом родичи нашего гостеприимного хозяина вдруг были окружены не пойми откуда взявшимися черноволосыми (вот вроде как у тебя) и одетыми в странные одежды (наподобие ваших — ткнул он пальцев в мой кожаный панцирь) люди. Тыкающие в мирных рыбаков длинными острыми копьями (вот вроде как у вас) и крутящие у них перед носом бронзовыми кинжалами и топориками (навроде ваших).
Было их совсем немного… Чуть больше, чем пальцев на руках (чего? Какая оикия? Я и слов таких не знаю). Но зато их предводитель приехал на верблюде и еще с собой парочку вел, нагруженных какими-то тюками.
В общем-то, пришлые эти обошлись с семейством Бир’кека вполне по-божески — из вещей брать ничего не стали (кому нужно это бедняцкое барахло). Правда, баб малость поваляли, ну да от них не шибко убудет, главное, что сети и лодки не тронули… А вот плохо только, что сына забрали. Но обещали, что коли тот стараться сильно будет, так еще может, и вернется родню навестить, а может и подарков богатых притащит… А еще сказали, что будут приезжать два раза в год по осени и к началу лета и чтобы он, Бир’кек, к этому времени насушил им по два большущих мешка рыбы, а еще хоть усрись раздобыл бы полного человека (два десятка) блестящих круглых камешков, что иногда находят в раковинах моллюсков. И чтобы те крупные были. Не меньше ногтя на мизинце.
С тем и уехали. Визит и его последствия были, конечно, малоприятными, но зато не смертельными. И два здоровенных мешка рыбы для такого опытного рыбака, как Бир’кек (не чета евоному шурину, который уже который год все про весло трындит… Уж сеструха его двоюродная давным-давно родами померла. А он все не уймется).
В общем, два мешка и жемчуг семейство прибрежников заготовило без особого труда и когда по осени за ними пришли «…эти самые, которые себя аиотееками кличут», расставание с товаром особой трагедией не стало… Вот только племянницу жалко. Она как раз в возраст замужества вошла. Можно было бы на нее, небось, целую сеть или стопку шкур — лодку починить—выменять. А тут просто так забрали. Разве что, моток шнура да пару крючьев отдали… так ведь это же почитай что и ничего. Зато повелели на следующий год уже три мешка рыбы и полного человека жемчуга и еще две руки заготовить. И сказали, что коли будут местные жители шибко стараться, они еще товаров привезут и будут на жемчуг выменивать.
…И да, напоследок сказали, что коли приплывут люди, которые волосы над ушами выбривают, а оставшуюся посередь головы шевелюру торчком ставят… Вот чтобы с ними ни Бир’кек, ни кто из его семейства даже словом перемолвиться не смел. А иначе аиотееки про то спознают (а они точно спознают, потому как разве можно что скрыть от тех, кто даже демонов приручает?) и, короче, вырежут весь бир’кековкий род, включая того черноволосого младенца, что родился намедни у второй бир’кековой жены.
Поначалу-то он, Бир’кек, особого внимания на это не обратил — в жизни своей не видывал он таких странных людей с такими чудными прическами и очень шибко сумлевался, что когда-либо встретит. С таким же успехом ему могли запретить с говорящими рыбами беседовать или на летающих крокодилов охотиться.
А вот потом потянулись возвращенцы, а с ними и слухи про то, как какие-то очень-очень-очень злые парни наваляли аиотеекам люлей. Отобрав попутно у них весь скот и прочие богатства.
В общем, опять начал Бир’кек жить с оглядкой… теперь уже на море в ожидании плохих вестей и гребенчатоголовой нечисти, которая, видать, и впрямь чистый ужас, раз ее даже аиотееки боятся.
А буквально в начале месяца (это выходит, не далее чем дней десять назад) опять приезжал большой отряд этих бисовых аиотееков, да все сплошь на демонах. Останавливался во-о-он за теми холмами, но заодно уж навестил и Бир’кеково семейство чисто с дружеским визитом. Забрали по-дружески весь улов, ну и баб вниманием не обошли… тоже чисто по-дружески. И еще раз повторили свой строгий наказ: коли появится в окрестностях какая гребенчатая зараза — в гости ее не звать, новостями не обмениваться, а лучше садиться в лодочки да чесать в Змеиную Бухту, где теперь стоит большой поселок аиотееков, и доложить о незваных гостях… Даже награду за такое дело обещали!
…Так что садились бы вы мужики в свои лодки да валили бы куда подальше, потому как он, Бир’кек, к нашим разборкам с аиотееками никакого отношения не имеет и иметь не хочет и потому нехрен его под монастырь подводить! (А сам при этом на свои лодочки косится… То ли боится, что украдем, то ли прикидывает насчет награды).