Вот только даже у такого не слишком опытного морехода, как я, появлялось сильное сомнение, что эти утлые лодчонки выдержат путешествие по морю. Тем более, что ближе к концу нашего путешествия метеобюро в лице нашего адмирала Кор’тека обещало затяжные дожди, шторма и близкое знакомство с Ктулху тем, кто не будет налегать на весла изо всех сил, вырывая у времени последние безоблачные деньки лета и ранней осени. И если мы еще будем тянуть за собой лишний груз, сильно замедляющий нашу скорость, то можем лишиться не только добычи, но и жизней. Море ошибки прощать не склонно.
А с другой стороны, жадность тоже никто не отменял, потому как нахапали мы стока всего ценного и полезного, что только одна лишь добыча могла бы оправдать этот поход в глазах, так сказать, мирового сообщества. И существенно добавить бонусов как идее Союза в целом, так и персонально воинству бородокосичников в частности. Если мы сейчас вернемся намного богаче, чем ушли, то кто знает, не придет ли кому-нибудь из других царей или вождей в голову идея последовать по нашим стопам «за зипунами» — аиотеекам лишний геморрой. А для нас — лишняя точка соприкосновения интересов разных племен и народов и сосредоточение естественной агрессии не на ближайшем соседе, а на том, что живет за тридевять земель.
Но если мы не вернемся вовсе, это будет крайне печально… И пофигу дело союза и прочие дипломатические рассуждения. Жить очень хочется.
Осознав этот факт, я даже сгоряча предложил нашему адмиралу сжечь эти лодки с канатами нафиг, чтобы не было лишнего искушения. Лишь бы врагам не достались. Но Кор’тек в ответ посмотрел на меня так, словно сильно жалел, что зашивая на мне рану, не зашил заодно уж и рот. И обязательно постарается в ближайшее время исправить это упущение.
В морском деле, да и не только, канаты эти пользовались огромным спросом. По его словам, один такой канатик толщиной в палец мог выдержать вес целого здоровущего ствола дерева.
В более дальних краях их даже расплетали обратно на нити и веревочки и использовали для множества других целей. Именно такими веревками скреплялись каркасы лучших лодок. А сеть из тонких гок’овых нитей считалась чуть ли не вечной.
…Кстати. Из того, что я узнал из рассказа Уцскоца, аиотееки тоже весьма оценили этот материал. Особенно учитывая, что в их строительных технологиях вовсю использовались деревянные крыши, стропила, балки и прочие детали, конструкции которых соединялись как раз веревками.
Вообще, из того что я понял, из рассказов и убогих рисунков бедолаги Уцскоца, архитектура аиотееков была чем-то похожа на индо-китайскую. Сравнительно невысокие стены домов и огромные крыши, дающие возможность воздуху свободно циркулировать в жаркий день — система, направленная не столько на сохранение тепла, сколько на защиту от осадков и ярких солнечных лучей. Что не удивительно, учитывая, откуда они заявились в наши «северные» края.
А вообще, строить они, по его словам, предпочитали из камня. Но за неимением такового в этом болотном краю, весьма искусно использовали и дерево. Умели работать и с глиной, хотя кирпич не обжигали, а возводили саманные стены.
А еще, я это и сам заметил при осмотре лагерей, аиотееки умели заранее планировать свои города и поселения. И по словам того же Уцскоца, их город возводился по следующей схеме:
С запада на восток шла главная улица, полагаю, символизирующая Путь Икаоитииоо. Потому как, по словам Уцскоца, немало повкалывавшего на строительстве Столицы, никто не смел прерывать ее путь другими застройками.
Да и перпендикулярные улицы, образованные усадьбами отдельных родов, каждая из которых тоже, почитай, была как отдельный город, не пересекали «центральный проспект», но лишь сходились к нему. А вот вокруг этих усадеб, уже ближе к задворкам, селились аиотееки-оикия, причем не только вояки, но и привезенные из-за моря мастеровые. А также не по своей воле примкнувшие к ним бригады работников из захваченных племен.
Последних, кстати, никто особо не охранял. Видать, побегов аиотееки не боялись, доказав, что сумеют отыграться на родных — «собригадниках» беглецов или на всем племени, если убежать умудрялась бригада.
Там же, на задворках, вовсю уже начинали появляться и мастерские по обработке дерева, бронзы, камня и глины, и мой рассказчик краем глаза успел заметить, что там творятся весьма интересные дела… Интересные мне.
… В общем, немало всякого полезного поведал мне пленник о житье-бытье аиотееков. Аж завидки брали, так хотелось самому глянуть на все это хоть одним глазком. И особенно сунуть свой любопытный нос в эти самые мастерские.
Увы, но даже мысли, как это можно было бы проделать, не подставляя под удар свою шею и шеи своих соратников, мне в голову не приходило. Да и свежая рана была хорошим напоминанием об осторожности, предостерегающим от необдуманных авантюр. И это было весьма печально.
Зато очень порадовало известие, что внутри самих аиотеекских родов особого мира тоже не присутствует. Те самые усадьбы, про которые я уже упоминал, недаром, видать, строилась каждая в виде небольшой крепости. Судя по всему, разные кланы данной орды, закончив свое захватническое расширение в пространстве, смогли наконец предаться любимому занятию — вечным конфликтам друг с другом. Попутно ссорясь из-за добычи или косых взглядов друг на друга.
Я еще не забыл их демонстративно выпрямленные спины и готовность вцепиться друг дружке в глотку при малейшем намеке на оскорбление или какую иную обиду. Да и из рассказов Эуотоосика сумел сделать вывод, что постоянная вражда помогала аиотеекам держать себя в форме, не давая расслабиться и разжиреть на дармовых харчах.
Увы, но Уцскоц, среди своих соплеменников кажется считавшийся наиболее смышленым, азами политической грамоты особо не владел. Да и на советы аиотеекских кланов его звали гораздо реже, чем меня. (Я-то один раз удостоился чести поприсутствовать). Так что его пояснения по этой части были весьма сбивчивы и малопонятны. Я лишь смог отчасти угадать, а отчасти нафантазировать, что каждый отдельный род собирал свою дань со своего участка захваченных земель, разделенных согласно заслугам, а главное, численности и силе отдельного рода.
Большая часть кланов продолжала тусоваться в степях западнее Реки. Благо, там была привычная им и вполне комфортная лесостепная зона.
Однако этот Город закладывался усилиями всех родов и кланов. И опять же, по смутным рассказам пленных, нужен им он был во-первых, чтобы оставаться единой силой-армией. Ведь по сути-то аиотееков, подобно испанцам в Мексике или Перу, была небольшая горстка по сравнению с местным населением, исчисляющимся, наверное, десятками, а то и сотней с лишним тысяч. И если они разъедутся малыми группками, то очень даже не факт, что их не передавят по отдельности взбунтовавшиеся аборигены.
А во-вторых, город был местом диалога, торговли и дипломатических разборок друг с другом… Хотя, по словам того же Уцскоца, зачастую многие дипломатические разборки решались поединками между представителями родов. Для чего за городом даже было выделено специальное поле-ристалище. И чему он сам неоднократно был свидетелем.
И все это было дополнительным аргументом за то, чтобы уйти как можно тише — убеждал я кое-кого из своих оппонентов, еще не наигравшихся в войну. — Пусть аиотееки подумают, что это представитель какого-то чужого рода набедокурил в их курятнике. Может быть, передерутся между собой.
И поскольку Кор’тек был со мной солидарен, да и Лга’нхи, чувствующий себя из-за ранения вождем не на все сто процентов (ох уж эти предрассудки) придерживался нейтралитета, Скивак, формальный лидер бородокосичников, тоже был вынужден с этим согласиться. Хотя до этого активно настаивал на продолжении банкета.
Его тоже можно было понять — перед человеком, до тех пор прозябавшим на десятых ролях в улотском рейтинге государственных мужей, в кои-то веки выпала такая возможность свершить нечто значительное. Да и для остальных бородокосичников богатая добыча была залогом их дальнейшего финансового благополучия. А Слава победителей аиотееков — гарантией высокого статуса в улотском обществе. Такими вещами не разбрасываются.
Но даже простые вояки встали на сторону Великого Вождя и Великого Шамана, ибо авторитет наш был высок невероятно.
Осталось только оправдать оказанное нам высокое доверие.
А теперь — воспользуемся моим магическим даром Великого Шамана. И пронзив своим нечеловечески-зорким взором время и пространство, понаблюдаем за некоей сценой. Ибо увидеть все это вживую я не смог бы по известным обстоятельствам, так что остается воспользоваться волшебными возможностями своей фантазии.
— Так вот, уважаемый господин аиотеек… — ползая на брюхе и щупая окружающее пространство своим раздвоенным языком, произнес редиска и предатель Егтей. — Те самые люди, про которых я тебе говорил, прислали ко мне человека сказать, что они скоро объявятся у того самого островка, где мы и расстались, чтобы я провел их незамеченными через дельту реки…
— Ты это говоришь про войско грозных, но безмозглых дикарей, возглавляемых огромным детиной, который только и умеет, что махать здоровущей дубиной, сделанной из неизвестного металла, и не слушаться советов своего благородного и достойнейшего спутника, чей взгляд светится нечеловеческой мудростью, а высокое чело набито непостижимыми для наших приземленных умов знаниями?
— Ну, господин крутой аиотеек, ты можешь, конечно, меня убить за подобную наглость, однако я позволю себе добавить, что сей одаренный несравненной мудростью и высокими помыслами муж не только потрясает всех окружающих своим необычайным умом и знаниями… Он еще и великий воитель! Это сразу видно по его бесстрашному взору и тому, как он сжимает в руках свою необычное оружие…
— Да-да… — подхватывает аоитееек. — А слышал ли ты, ничтожный червь и предатель, что оружие это придумал и первым сделал именно этот потрясающий величайший из всех гениальнейший гений всех времен и народов?