алу лично товарищу божку и тем его ученикам, что доблестно, не жалея своих сил, хранят Его заветы и Знания.
…А отсюда вывод — надо делиться урожаем!
Ну вот народ с утра пораньше и потянулся к пристани с мешками и корзинами, все еще храня на лицах восторженно-благостное выражение после вчерашнего праздника.
Вот все-таки уважаю старших коллег. Действительно мудрые ребята, раз сумели так все обставить, что совсем даже небогатые крестьяне, делятся с ними своими хилыми запасами, с таким видимым удовольствием.
Нет. Не то чтобы они прям радовались и плясали, отдавая свои харчи да барахлишко сытомордым жрецам. Но видно было, что такую плату за полученное удовольствие народ тут не относит в графу «совсем уж бесполезные расходы». — Видать жизнь у них и правда достаточно унылая, а приезд жрецов… да еще и привезших заморских чудовищ умеющих готовить вкусную кашу и делиться ею с людьми, стал действительно ярким пятном в их жизнях.
Но тащили, как я приметил, и впрямь немного. …Помню как Фаршаад вовсю торговался с каким-то крестьянином. — Тот принес где-то треть мешка зерна. Фаршаад попытался умыкнуть и сам мешок, но крестьянин встал горой за столь ценное имущество, так что не то что какой-то там Жрец, но даже и сам Икаоитииоо, вряд ли бы смог вырвать этот пустой и неоднократно латанный мешок из его скрюченных узловатых рук, с навечно въевшейся под ногти грязью.
Понаблюдав немного за этой, пусть и мало живописной, но по своему познавательной картиной, я решил было пойти додремать в одну из кают на «Морском Гусе». Потому как полночи провел слушая былины про Икаоитииоо, и нифига не выспался. Но тут, как раз, жреческий корпус решил начать грузить собранные налоги на наш кораблик. И поспать опять не получилось.
Плюнул, и прихватив чистые листы пергамента и походную чернильницу с пером, а также кое-чего из награбленного ранее барахла на обмен, пошел в городишко.
Ухватил первого же попавшегося крестьянина и устроил ему допрос. Тот сначала немного поиграл в партизана. Видать решил олух, что я пришел требовать компенсацию за сожранную вчера кашу. Но надолго его партизанской стойкости не хватило, и он быстренько сдал мне все явки и пароли, и даже самолично довел до дома местного старосты.
Староста, не в пример «партизану» оказался мужиком сметливым и догадливым. …Правда, ненамного и потому тоже долго не мог поверить что единственная моя цель — действительно узнать что-то про редьку, а не выведать его самую страшную Военную Тайну. Потому как, «Редька-то она и есть редька… Чаво там непонятного-та? Ее все едят, потому как растет она в куды ни ткни. Бывает даже что после зерна, там, али кортопли, земля совсем уж не родит. Так спервоначалу горохом ее засадить надо, а на следующий год, редькой. А тама уж и глядишь… Чего? Всегда такой здоровой была… Говорят ее еще сам Икаоитииоо принес. А что Жрецы от нее нос воротят… Дык на то они и жрецы! А мы народ простой, разносолами не избалованный… А что воняет дюже… ну дык и чаго что воняет!? …А? Вона. Слива растет! Вот когда дозреет да сыпаться начнет, надо ее в бадью набрать, да соку надавить, а когда тот скиснет…».
…И тем не менее, чтобы перенести полученную информацию о том как эту редьку выращивают и рецепты маринадов на овечью шкуру посредством загадочных знаков, пришлось выходить за территорию поселка. Допустить неизвестного колдовства в пределах вверенной ему территории, староста никак не мог позволить. В драку правда не лез, но смотрел столь жалостливо, что даже отбивал всякую охоту драться.
За крохотную золотую чешуйку-монетку, и старый, уже изрядно сточенный нож, я сторговал целый мешок этой редьки, (больше кстати почему-то цветом и формой напоминавшую морковь-переростка), а заодно уж и мешок семенного гороха, потому что по словам старосты «…ентот зеленый-та, не взойдет». И, уж коли пошла такая пьянка, закупил понемногу всяких семян, благо, как я заметил, дело с подготовкой семенного фонда тут было отлажено отлично. То ли Храм научил, то ли сами догадались проводить селекцию, откладывая на посев наиболее крупные и здоровые семена культур. И так я разошелся, что старосте даже удалось впарить мне парочку саженцев той самой «уксусной сливы», без которой толком редьку было не замариновать. И только на обратном пути у меня вдруг появились сомнения, что мне удастся довезти их через море живьем.
В качестве подтверждения высокого уровня сервиса, все купленное мне еще и донесли до корабля. И судя по лицам старосты и сопровождающего его мальчишки, видно было, что меня тут изрядно надули, получив огромный барыш. …А может радовались, что я не забрал все это силой.
Собственно на этом наше пребывание в поселке себя исчерпало. Так что пообедав на твердой земле, мы отчалили из этого городишки, даже названия которого, так и не отложилось в моей памяти.
Глава 17
— …Да подумаешь… — Ответил я. — Не столь великая плата, а люди порадовались!
— Ты бы мог просто сказать мне. — Почтительно, но с крайне недовольной физиономией, заметил на это Фаршаад. — И получил бы все что хочешь не платя ничего.
— Но ведь я и так это получил? — Деланно удивился я.
Поскольку дул попутный ветер, и весельная смена была не моя, — я, пользуясь возможностью, сразу после отплытия, отправился досыпать в каюту.
Разбудили меня только ближе к вечеру, поскольку настала моя очередь браться за весло. Пока я греб, Форшаад не осмеливался подойти ко мне, видать понимая, что говорить под руку работающему человеку, это не дело, но его задумчиво-недовольные взгляды, я тем не менее на себе ловил.
(Его самого и его ребят к веслам не подпускали. Ибо — чужие. А вот Тууивоасик с момента выхода из Аоэрооэо вовсю осваивал ремесло гребца, давая повод остальным беззлобно поиздеваться над его содранными в кровь ладонями и скручивающимися от судорог мышцами. Впрочем, он воспринимал это нормально — такие издевки лишний раз подчеркивали его новый статус «свой». Какому мальчишке подобное не понравится?).
Но вот, после ужина, жрец все-таки добрался до меня и сурово шевеля своими гигантскими бровями, начал строго, но почтительно выговаривать мне, за то что я веду дела с местным населением, игнорируя его посреднические услуги.
Подавалось это все под соусом, — «нафига тебе самому общаться с быдлом, коли есть мы? Мы лучше знаем, мы всегда поможем», но я на такие наивные уловки перестал покупаться еще в детском саду.
Но вот в чем был истинный смысл недовольства Фаршаада, так и осталось непонятным. Может просто обиделся, что мимо него пролетел его посреднический гешефт? А может по принципу «это — наша корова и мы ее доим», пытался разграничить сферы влияния. Но, так или иначе, был категорически послан на некий овощ, вероятно являющийся отдаленным родственником той самой редьки, из-за покупки мешка которой и начался весь этот скандал.
А тут еще у него за спиной вдруг из темноты образовалась фигура Лга’нхи. Который очень чутко чувствовал любые конфликты во вверенном ему подразделении, особенно когда в них оказывался замешан я. Так что пришлось Фаршааду резко сбавить обороты и едва ли не начать извиняться. И потом, бочком-бочком, попытаться удалиться к своим ребятам.
Вот уж хренушки. Сначала молчал всю дорогу, так что я даже решил, что он и говорить-то толком не умеет. А потом, едва заговорив, пытается слинять.
— А расскажи-ка мне друг Фаршаад. — Начал я, подмигивая Лга’нхи, чтобы тот не выпускал источник информации. — По какому принципу ты выбираешь поселки, в которые должен заехать?
— Это решают старшие… — Слегка настороженно косясь на возвышающуюся над ним тушу Лга’нхи, ответил жрец. — Я только следую их воле… И в доказательство своих слов, потряс пучком веревочек с узелками.
— Ты давно ведь уже ездишь… вот так вот! — Уверенно сказал я, успев вчера оценить насколько умелым было проведение давешнего мероприятия. — А значит понимаешь смысл воли старших. …Иначе бы они не назначили тебя главным. Так что, думаю, ты можешь сказать, почему мимо одних поселков мы проплываем, а в другие заходим…
— Шесть циклов… — Немного, но старательно подумав, ответил Фаршаад. — Городки тоже разбиты на шесть епархий… Каждый год мы навещаем одну из них.
— А почему бы не заехать раз в год в каждый городишко? — Уточнил я. — Ведь тогда количество собираемого оброка вырастет в шесть раз!
— Нам не нужен оброк. — Гордо выпрямился жрец. — Мы несем людям Слово Икаоитииоо. …Оброк с них собирают аиотееки, а потом щедро делятся им с Храмом!
Ну да. — подумал я. — Абсолютно правильная политика. Если не напоминать время от времени электорату о своем существовании, — можно быстро превратиться в красивую легенду. Которую конечно будут пересказывать друг другу, но не более. А значит — прощай власть.
То-то мне показалось, что единственная ругань при сборе налогов, шла вокруг мешка, а не количества насыпанного в него зерна — видать Фаршааду лень было пересыпать зерно в другой. И видать потому же, он так уверенно предлагал мне свою помощь. — Ему достаточно было только намекнуть в следующем селении о том что мне надо. И это принесли бы ему на блюдечке с голубой каемочкой. А там бы он мне это дело продал… или просто бы отдал, в обмен на хорошее расположение.
…А ведь и правда!!! — Пронеслась у меня в голове, мудрая мысль. — Ему же надо завоевывать наше хорошее расположение, потому как в конце путешествия нас ждет большая драка. А вдруг мы взбрыкнем в последний момент, и скажем что на драку не подписывались?
Чем-то обязаны Храму? Ну вот приедем в Храм, и перетрем этот вопрос с паханами, а какой-то там жрец третьей ступени, нам тут не указ. И уж не знаю, какие тут правила по части непослушания. Но зуб даю,3 по-любому наш бровеобильный друг, все равно окажется крайним.
М-да, мужику тоже не позавидуешь. Уговорить толпу отморозков серьезно рискнуть своими жизнями без видимости особой выгоды, не имея никаких рычагов давления, кроме как сомнительной моральной благодарности.
А прими мы дары из рук самого Фаршаада — вроде как станем обязанными уже лично ему, а значит и уговорить нас будет попроще. Но я, вместо этого пошел в самостоятельный торговый рейд, и добыл все что мне было нужно, без всякой помощи со стороны. Упущен шикарный момент оказаться полезным. И более того, теперь даже попроси я его о чем-то подобном, стоимость услуги будет ничтожной. Ведь я вроде и так знаю насколько все это просто. Неудивительно что он так расстроился и разозлился.