СВО: фронтовые рассказы — страница 11 из 33

ю на полу. «Течет, как со свиньи», – говорил он по этому поводу. Пережгутовал ему руку (сразу после ранения он сам себе наложил жгут) хреново, но перебинтовал. Ранения спины трогать не стал. Старший сказал, что самостоятельно пойдет к точке эвакуации, и отдал мне «Киросан» (рацию). После чего ушел.

Мы остались втроем. Спустя некоторое время удалось докричатся по «Киросану» до штаба батальона, сообщить о произошедшем, спросить о дальнейших действиях. Был получен приказ: «Продолжать поиски раненого бойца Л…».

Продолжать поиски в условиях ясного утра, а затем и дня было занятием весьма рискованным, поэтому решили дожидаться вечерних сумерек и только потом идти на поиски. Примерное местонахождение раненого нам было известно, но туда нужно было еще суметь добраться.

Спустя короткое время после радиосвязи со штабом в наш «бомбик» втаскивают раненого с соседнего «бомбика». Втаскивает медик из другого подразделения и еще один боец. Медик срочно ищет носилки и еще людей, чтобы тащить «трехсотого». Проходит буквально несколько минут. Раненому парню ощутимо становится хуже. К этому моменту уже нашлись и носилки, и люди. Тащим его по лесополосе на сетчатых носилках. Они удобны в плане переноски до пострадавшего, но пострадавших нести на них сложнее, чем на классических носилках. Доносим раненого до точки эвакуации их подразделения, и я возвращаюсь назад. По пути захожу в «бомбик», где сидят два наших бойца эвакогруппы. Ждем вечера.

К счастью, погода к вечеру сменилась на благоприятную для нас. Пошел дождь («птичек» в такую погоду гораздо меньше). Мы выдвинулись на поиски. Прошли «лесополку», пробежали «открытку», дошли до окопов «трехсотого». Где и нашли бойца Л… Ему разбило и частично оторвало осколком пятку. Кто-то его перебинтовал, но к моменту нашего прихода он сидел в открытом окопе около трех суток. Весь дрожал, нога его начала желтеть. Втроем, взяв раненого, мы дотащили его до первого более-менее серьезного укрытия. Там дали ему попить. Попытались выйти по «радейке» на штаб, чтобы запросить эвакуацию квадроциклом.

Эвакуация «квадриком» состоялась только со второй попытки по причине плохой связи. В первый раз водитель транспорта нас не дождался и уехал.

Пришлось повторно в условиях плохой связи выходить на диспетчера, вступать в дискуссию, требовать «квадрик» повторно. Как бы то ни было, но со второй попытки удалось отправить раненого.

Сами пошли к точке эвакуации. Идти надо было вечером, а вечера на Донбассе темнее ночей. Очень плохая видимость. Плюс дождь. Чтобы не потерять друг друга на дистанции, приходилось поддерживать голосовую связь.

Я тогда очень сильно устал, промок до нитки, был весь в грязи. Но при этом был счастлив. Ибо помог спасти человека, вытащив его с позиций и отправив в госпиталь.

Личный опыт службы в группе эвакуации. Часть 3

В этот раз мы отправились на эвакуацию за «тяжелым» «трехсотым».

Мы знали, что после ранения ему оказали ПМП и оттащили на одну достаточно защищенную позицию. С ней было два проблемных момента.

Первый: продолжительная «открытка» перед ней. И особенно участок непосредственно перед входом на позицию. Противник регулярно отрабатывал по нему «кассетами», там регулярно висели его «птицы», иногда со сбросами, иногда «камикадзе». Место было им хорошо пристреляно.

Второй: чтобы попасть на саму позицию, неизбежно приходилось несколько десятков метров брести по пояс в нечистотах. Только потом был выход на относительно сухое место.

Мы без приключений добрались до позиции. Нашли там нашего раненого, начали его готовить к эвакуации, укладывая на носилки.

Но там был не один раненый. Рядом с нами на грязном каремате лежал еще один «тяжелый». Я уже не помню его позывной, но его взгляд и фразу: «Пацаны! Заберите меня отсюда, я уже второй день тут лежу…» я буду помнить до конца своей жизни.

Один из бойцов нашей эвакогруппы склоняется над ним, делает укол нефопама (неопиоидный нестероидный анальгетик), начинает менять ему бинты на перебитых ногах. Другой говорит: «Братан, мы не можем тебя сейчас взять… У нас одни носилки».

Практически в это же время появляется специфический запах. Там и так пахло отнюдь не апельсинами, но этот запах выделялся. Тут же резь в глазах, сопли, кашель, першение в горле, рвота у некоторых. Понимаем, что противник применил какую-то «химию». Скорее всего, с «птички». В голове всплывает информация не просто о «химии», а о смертельно опасной «химии», примененной на одном из направлений.

Ясно, что нужно хватать тяжелораненого и быстро убираться отсюда, но что тогда делать со вторым «тяжелым»? Бросить? Нам пришлось так поступить.

Вытаскивали раненого, стараясь дышать по минимуму. Нормально дышать начали лишь после того, как преодолели «открытку» и прокашлялись. Спустя примерно половину пути нам даже стали помогать нести носилки бойцы, идущие попутно.

К счастью, газ, примененный противником, оказался только слезоточивым. Это выяснилось позднее. Видимо, они пытались таким образом «выкурить» нас с закрытой позиции. А вот моральная дилемма с приказом вынести конкретного бойца, одними носилками и двумя «тяжелыми» лишь отчетливо показала, что на войне выбирать приходится не между «плохо» и «хорошо», а между «плохо» и «очень плохо».

Личный опыт службы в группе эвакуации. Часть 4

В этот раз эвакуация «двухсотого» стала эвакуацией «трехсотого».

Нам была поставлена задача эвакуировать с тропы тело одного из бойцов батальона.

Первый этап прошел успешно. Зашли по вечерней «серости». Добрались до трупа, упаковали в мешок, понесли назад. Донесли до одной из позиций, зашли передохнуть. Эвакуация – физически тяжелое мероприятие. Вечерние сумерки к этому моменту уже заканчивались, идти по темноте было уже не так безопасно, и поэтому мы решили остаться на этой позиции до сумерек утренних и только потом выдвигаться.

Переждали несколько часов. По утренней «серости» предприняли две попытки выйти. Обе безуспешно. Попытки заканчивались близкими «прилетами» и «откатами» назад, в укрытие.

Снова несколько часов ожидания. В итоге решили, что если сегодня не получается даже по «серости» безопасно вынести, то придется прорываться днем, внаглую.

И примерно с двух часов дня последовала серия бросков на пару сотен метров, длительных пережиданий «птичек» под деревьями и кустарниками и снова бросков. Дотащив до одного из деревьев и рассредоточившись для пережидания «птички», с напряжение понимаем, что раньше здесь был небольшой склад БК (боеприпасов). Вокруг лежала масса выстрелов для РПГ, вскрытых и невскрытых «цинков» патронов, корпуса и запалы гранат. Если «птичка» будет со сбросами или наведет на нас минометы, все это «добро» может сдетонировать. Переждав противный писк «птички», рванули дальше. Однако когда добежали до следующей «остановки», произошла похожая ситуация, только там был склад 82-мм мин. В конце концов мы почти добрались до «лесополки», по которой было около полукилометра до асфальта и возможности добраться до машины эвакуации.

Тут слышим взрыв, крик, повторный взрыв. Спустя короткое время мимо нас с бешеными глазами пробегает какой-то боец, попытки расспросить его о произошедшем успехом не увенчались. Решаем продолжить движение. Повторный крик, явно о помощи. Решаем разделиться, я возвращаюсь назад узнать, что происходит, а пацаны втроем несут «двухсотого» дальше в лесополосу. Перебежками возвращаюсь назад.

Нахожу пострадавших. Точнее, одного пострадавшего. Другой был его товарищем. Раненый был в сознании, лежал на животе, у него разворотило правую ступню, она держалась на лоскуте, был виден сустав. Обе ноги были зажгутованы на уровне паха. Левая нога была сломана. Был сделан укол нефопама. Друг немного оттащил раненого с тропы, под кустарник. Из его короткого рассказа выяснилось, что они шли втроем, один наступил на неразорвавшуюся «кассету» («колокольчик», «лампочку») – и она сработала как мина. Практически одновременно с этим по ним ВОГом отработала «птичка», «затрехсотив» их медика. После чего он бросился бежать. Они остались вдвоем. Докричаться до своих по «Мотороле» (рации) у него не получилось.

Мы решили замотать ему культю. Для этого вскрыли его аптечку, нашли там два бандажа и наложили их. Из эвакуационного снаряжения у меня была только стропа. Кое-как ее применили с остановками, протащив раненого метров 200. До большого кустарника. Тащить надо было быстро, но аккуратно, не задевая разорванной ногой земли. Иначе раненый мог умереть от болевого шока.

Я сказал товарищу раненого бежать в лесопосадку, там искать людей и носилки, потому как вдвоем у нас протащить его через «лесополку» до дороги не получилось бы аккуратно. Сам остался с «трехсотым». Я старался разговаривать с ним, не давая терять сознание. Очень сильно напрягали «птички», часто жужжавшие над нашим кустарником.

Спустя около двадцати долгих минут его товарищ вернулся с подмогой в два человека из нашей эвакогруппы и сетчатыми носилками. Вчетвером дело пошло быстрее. Мы оттащили раненого до первого «бомбика» в лесополосе. Пока несли, видимо, задели культю, отчего началась судорога и пострадавший начал терять сознание.

К счастью, обошлось. Занесли в «бомбик», раненый очень просил пить.

Пошарив вокруг, я нашел полторашку, где было чуть-чуть воды. Тут произошло чудо со связью, с помощью «Моторолы» наконец удалось доораться до своих. Подошло несколько человек из их подразделения. И потом мы ушли, передав им раненого. Несколько позднее мы эвакуировали и нашего «двухсотого».

В наших действиях было сделано несколько ошибок:

Ÿ жгут на переломанной ноге был, скорее всего, лишним. На разорванной ноге также нужно было следить за временем, чтобы не передержать. Чего тоже сделано не было. Это грозит ампутацией обеих ног;

Ÿ была радиостанция «Моторола», но не было ретрансляторов. Либо противник глушил связь. В итоге в критический момент они остались без связи;

Ÿ отсутствие нормальных навыков работы с эвакуационной стропой также сыграло свою роль.