именяются антибиотики! Осколки закапсулируются! Беспокоить не будут! Чтобы тебе его извлечь, надо разрезать полруки! Это нецелесообразно!» – и другие «отмазки».
После этого я понял, что находиться в медроте смысла особого нет, а приходить на процедуры можно и из расположения своего взвода.
Несколько дней ходил на перевязки. Потом попал на повторный прием к врачу. «Рана заживает нормально, формируется уплотнительный валик», – сказал он.
Еще через несколько дней зашел на крайний прием к этому же врачу. «Так у тебя тут нагноение! Иди в перевязочную, будем делать операцию!»
То, что назвали громким словом «операция», заняло пятнадцать минут. Врач сделал два укола, потом небольшой надрез скальпелем, потом извлек пинцетом пятимиллиметровый осколок с куском «нателки» (нательное белье, из-за чего и пошло нагноение) из раны и почистил ее, обработал перекисью. Осколок в бедре так и остался.
Почему такую «операцию» нельзя было сделать сразу, пока рана была свежей, а не ждать ее нагноения – это, конечно, вопрос. Ответ на него, видимо, кроется в методике работы наших эскулапов из медроты, привыкших лечить даже множественные осколочные за три – пять дней, не извлекая осколков.
И да, я понимаю, что иногда реально есть «неизвлекаемые» осколки. Но ведь в большинстве случаев они вполне извлекаемы! Вопрос тут в желании и нежелании военных врачей заморачиваться.
Личный опыт службы в группе эвакуации. Часть 9
Был период, когда занимались исключительно эвакуацией «двухсотых». Если сравнивать с эвакуацией раненых, то есть как преимущества, так и недостатки.
Преимущества:
некритичен вопрос времени эвакуации;
если «двухсотый» лежит уже давненько, то усох – и нести его легче;
не кричит, не стонет от боли.
Недостатки:
созерцание картин разлагающихся трупов не очень хорошо влияет на психику;
трупный запах, трупный яд. Особенно в теплое время года;
в некоторых случаях командование подвергает бойцов групп эвакуации нецелесообразному риску, посылая на эвакуацию «двухсотых». Не всегда разумно рисковать четырьмя живыми бойцами, чтобы вытащить одно мертвое тело. При всем уважении к погибшим.
К примеру, у нас был случай, когда командование поставило задачу найти тело военнослужащего В., убитого больше месяца назад. Было известно лишь примерное место, где он должен был лежать. На него «птичка» сбросила ВОГ. Как описали, «небольшого роста, должен быть обгоревшим, рядом с ним пулемет».
Мы зашли в пасмурную и очень ветреную погоду, неблагоприятную для «птичек». Место, на которое мы пришли, было очень опасным. Вокруг только рядом было около восьми тел погибших разной степени свежести. И масса неразорвавшихся «лампочек». «Двухсотых» оттуда не эвакуировали по причине крайней опасности таких мероприятий. Ведь эвакогруппа, несущая свой груз, – прекрасная мишень для минометов или «птичек».
Нашли двух «пулеметчиков». Один не подходил по описанию, а второй был накрыт бушлатом. При попытке поднять примерзший бушлат у трупа с противным хрустом оторвалась голова. Тоже оказался не тот.
Необходимого тела в тот день мы так и не смогли найти.
Был другой случай. Командование батальона тогда поставило нам план по количеству «двухсотых» (!), которых мы должны доставать ежедневно, – два тела. Медик, руливший эвакуацией, пошел еще дальше – решил простимулировать нас, сказав, что эвакогруппа соседнего бата вытащила десять тел за сутки. При встрече с «коллегами» на тропе мы поинтересовались у них этим моментом. Выяснилось, что им поставили план вытащить десять «двухсотых» за сутки, а достали они двоих.
На мой взгляд, планы и соревновательные моменты в ситуации, когда нужно искать «двухсотых» по «лесополкам», вряд ли уместны. В этих лесополосах полно неразорвавшихся «лампочек» и противопехотных мин. Помимо уже ставших традиционными опасностей от «птичек» и минометов противника.
Личный опыт службы в группе эвакуации. Часть 10
В этот раз все получилось сильно серьезнее, чем во время первого ранения.
Ночью была получена задача эвакуировать раненого с тяжелой контузией с позиции «П». Мы шли к ней по достаточно длинному пути – несколько километров по лесополосам в декабрьской грязи. Чем ближе подходили к позиции, тем меньше оставалось вокруг целых деревьев. Возле самих «бомбиков» артиллерией была выкошена вся посадка. Даже сама тропа туда была завалена обгоревшими и расщепленными деревьями и корнями, изрыта многочисленными воронками. Постоянно была слышна работа «птиц».
Сама позиция находилась на небольшой возвышенности, а перед ней была небольшая по протяженности «открытка» – порядка пятидесяти метров. Тропа узкая, чем-то похожая на мост, так как с двух сторон были глубокие воронки.
Как стало понятно позднее, противник, наблюдая с «птички», запустил нас на позицию, дал забрать раненого и на обратном пути грамотно подловил эвакогруппу на середине этой «открытки», отработав по нам «кассетами».
За несколько минут до этого мы забрали раненого. Рельеф местности не позволял двигаться быстро. Вышли на ту самую узкую «открытку». Первым выстрелом противник промахнулся по группе. «Кассеты» рвались позади, не причиняя вреда. Мы в это время пытались с максимально возможной скоростью пересечь «открытку». Но враг внес необходимые поправки и вторым выстрелом попал по группе. «Кассеты» на этот раз рвались сзади и сбоку группы.
Я вместе со старшим группы нес носилки впереди. Пацаны, шедшие сзади, и «трехсотый» приняли на себя большую часть осколков. Один из них упал сразу и без звука. Второй упал, крича от боли. Мне прилетело восемь осколков. В правое колено, четыре штуки в левое плечо, в левую голень, один ушел в верх спины, ягодичную мышцу. Старший группы получил примерно такое же количество осколков по телу, но у него в большей степени пострадала правая рука.
И я, и старший понимали, что в таком состоянии мы уже не сможем быстро вытащить наших «тяжелых» с «открытки». А если мы будем делать это медленно, то противник, даже не внося поправок, вновь отработает по нам. И тогда останутся лежать не три тела, а пять. С другой стороны, бросить «тяжелых» без помощи тоже нельзя. Вновь тяжелый выбор между «плохо» и «очень плохо», который надо делать за секунды.
Мы со старшим с максимально возможной скоростью хромаем с «открытки». Добираемся до первого более-менее раскидистого дерева. Там старший по рации сообщает о произошедшем. Просит еще эвакогруппу, чтоб забрать «тяжелых». Тогда мы работали по принципу эстафеты: часть пути раненого несла одна группа, часть – другая и так далее.
Соседняя эвакогруппа находилась относительно недалеко. Но при этом был вариант, что противник сознательно не стал добивать «тяжелых», чтобы оставить их как приманку.
Хромаем дальше, через несколько сот метров добираемся до «бомбика». Вваливаемся в него. Старший просит сидящего в нем бойца наложить жгут, вколоть нефопам и дать сигарету. Тоже накладываю жгут на ногу. Говорю старшему, что надо идти, пока силы есть и шоковое состояние не прошло, ибо дальше легче не будет. Мимо нас проходит соседняя эвакогруппа.
Назад двигались другим путем. Периодически делали остановки, чтобы наложить либо снять жгуты. И чуть-чуть отдохнуть. На одной из таких остановок жгут, который я накладывал старшему на руку, разорвался. Жгуты у нас еще были, но тут я заметил на земле советский жгут. Его и наложил на руку.
Наконец добрались до точки эвакуации и вызвали «буханку».
Личный опыт службы в группе эвакуации. Часть 11
Пропуская описание первоначальных этапов медицинской эвакуации, оказался я в госпитале Светлодарска. Через полдня медицинский «Урал» отправился в Луганск.
В будке машины ехали как тяжелораненые, так и бойцы с более легкими ранениями. Для «тяжелых» часть плохой дороги была просто пыткой.
Под вечер приехали в Луганск. Там переночевали в одной из больниц. И на следующий день были распределены для дальнейшего лечения в другую больницу города.
Надо отметить, что луганские медики извлекли один осколок из левой голени. Правда, была еще проблема с остававшимся в теле семью осколками. По поводу ее решения я периодически задавал вопросы лечащему врачу.
Результатом этих вопросов стала отправка на следующий этап медицинской эвакуации в Ростов. Ростовский госпиталь в нашем случае был перевалочной базой, в которой мы провели около трех суток.
Дальнейшее путешествие пришлось продолжить на медицинском поезде.
Это еще порядка трех суток.
В конце концов оказался я в городе Камышине, что относительно недалеко от Волгограда. На четвертый день нахождения в местном госпитале попал я на прием к своему лечащему врачу.
Им оказался врач-окулист. Он спросил, что со мной случилось. Я объяснил ситуацию со своим ранением. Почитав бумаги, врач сообщил мне, что осколки извлекать нецелесообразно. Я поинтересовался: «Что, если осколки беспокоят? К примеру, осколок в колене не дает нормально ходить при более-менее серьезной физнагрузке?» Привел примеры из увиденного мной, когда у пацанов не вытаскивали осколки и это приводило к постоянным болям в колене, горам «обезбола» и сильной хромоте.
Видя, куда идет разговор, врач позвал на подмогу еще двоих. Включая хирурга. Мне сказали, что у меня четырехмиллиметровый осколок в колене и искать его тяжело. Молодой хирург, вообще даже не смотря рентгеновские снимки (!), зачитал список моих осколков, назвал их диаметр (от 2 до 5 мм) и сказал, что они не извлекаются. В ответ я сказал, что настаиваю на их извлечении, по крайней мере – из колена и плеча, чтоб они не мешали нормально нести службу в дальнейшем. На это мне сказали, что я требую отрезать мне ногу!!! И вообще: есть рекомендация от Минобороны – ограничиться в неэкстренных случаях неоперативным лечением, что они с радостью и практикуют, надо полагать. Они пули от ДШК (12,7 мм) не извлекают, а я тут с каким-то мелким осколочком!