Егорова несильно толкнули в открытый салон, где почти все кресла, кроме одного, были вырваны с корнем, а на пустом полу уже сидели несколько человек со связанными за спиной руками. Все были гражданские. Потом к ним подсел солдат, устроившийся на единственном кресле. Он пристроил автомат на колени, крикнул на всех невнятным словом, и они тронулись. Ехали недолго.
Из машины их выводили не молдаване, а уже вполне аутентичные американцы. Латинос и негр. Здесь, в тени высоких тополей, был организован полевой лагерь. Несколько серых огромных модульных палаток, спутниковые антенны, капониры с натянутыми сверху дымчатыми маскировочными сетками. Неподалеку от крайнего модуля была выкопана ровная квадратная яма глубиной метра в два. Их всех отвели к ней и, вежливо подталкивая прикладами, заставили спуститься вниз по складной алюминиевой лестнице. В яме под стенками уже сидело человек 5–6, но места было довольно, хватило всем. Рядом с этой ямой тарахтел маленький экскаватор, роющий еще одну точно такую же дыру в земле. Егоров очень устал, его мучила одышка. На лестнице он поскользнулся на последней ступеньке и почти упал, ободрав кожу на голени о крепления. Путешествие оказалось чересчур затратным. Он неловко привалился к земляной стенке, опустился, сел прямо на холодную мокрую глину. Закрыл глаза.
Сашу подняли посреди ночи. Он уже научился мгновенно приходить в себя и включаться в ритм подразделения.
Они собрались в комнату планирования, причем все вместе, все группы сразу, поэтому примерно половина присутствующих были ему незнакомы. Они просто никогда не пересекались, выполняя разные тренировочные задачи.
Когда командир встал и прочел им приказ командующего, Саша сперва подумал, что сегодня не 23 февраля, а 1 апреля, просто с календарем что-то напутали. Бойцы переглядывались, начиная ощущать адреналиновый всплеск и сдерживая пока улыбки.
– А теперь слушай боевой приказ!
Они выслушали. Потом разошлись по группам и получили конкретные, поставленные только для них задачи. Экипировка. Проверка. Маршрут. Распределение целей. Отработка. Хронометраж. Отход. Точка эвакуации.
Аэродром был весь в движении. Юркие погрузчики целеустремленно тащат к разверстым чревам транспортников зеленые ящики. Бежит длинная колонна десантников. В дальнем конце поля выруливают на дорожки один за другим исходящие драконьим свистом «сушки». А над головой уже уходят в небо красные огоньки взлетающих МиГов.
В полете молчали – в тесно набитом горами всякой всячины трюме самолета говорить было невозможно, а орать не хотелось. С самолета они пересели в вертолет, который высадил их прямо на пустынном перекрестке черной трассы, уходящей под покров высокого леса.
Тихими призрачными тенями они ушли в этот лес, растворившись между черными ледяными стволами.
В точке рандеву их ждала здоровенная раздолбанная фура с грузинскими номерами. В ее болтающемся кузове с относительным комфортом они доехали до поселка, щерящегося пустыми проемами окон, с проваленными крышами, уже знакомого по спутниковым снимкам. Нашли нужный дом, проверили. Заняли позиции. Замерли. Теперь осталось самое сложное – ждать. Грузовик изрыгнул облако копоти и, виляя кузовом, уехал по проселку в сторону далеко мигающих редких огоньков.
Кадьяк уже два раза менялся с Каппелем. Низкое февральское небо начало мерзко блекнуть, и звезды на нем будто протухли, а цели все не было. Отогревшийся в относительном тепле бывшего колхозного коровника Кадьяк собрался было пробраться на свою позицию, но со стороны заброшенного поселка стал тихо, деловито нарастать приглушенный басок хорошо работающего дизеля. Свет фар ползал то вверх, то вниз, то хаотично дергался в разные стороны. Дорога была весьма условной, покрытой ямами, которые кое-как засыпали щебнем. Поверх всего этого великолепия мерзкой бугристой массой запеклась снежно-ледяная корка. Скорость колонны, петляющей по полузаброшенным лесным проселкам, была невелика, хотя водитель старался как мог, чтобы быстрее покинуть опасную зону.
Два HMMWV грязно-белого окраса впереди, за ними джип с голубым логотипом UNESCO, потом длинный кунг на базе МАЗа и замыкающий Hammer пафосного матово-черного цвета, как московский мажор, затесавшийся в компанию райцентровской шпаны.
Тангента у горла отчетливо щелкнула. Начало. Пошло.
Негромкий стрекот, который едва различался за шумом моторов. Зашипело раз. Потом еще раз. Бахнуло неожиданно громко, разбрызгивая во все стороны искры раскаленного металла и пластика. Первый HMMWV густо задымил, и его повело вправо. Он перевалился через обочину и воткнулся в смерзшийся снег. Стало заметно, что внутри его растекаются струи пламени, вылетая из разбитых задних стекол. Задний джип слегка приподнялся как бы на цыпочках и лопнул, выкидывая во все стороны дверцы и куски обшивки. Внутри расцвел сияющий белым волшебный цветок, в огне которого пассажиры сразу превратились в дергающихся марионеток. Водитель второго HMMWV успел среагировать и вывернул влево, пытаясь набрать скорость, но в этот момент по кабине МАЗа часто застучали железные капли. Он рванул вперед и небрежным движением отбросил джип ООН в сторону. Потом МАЗ вильнул в одну, в другую сторону – и наконец всей массой шарахнул второй HMMWV в тот момент, когда его водитель попытался вырулить влево и набрать скорость. На ходу в машине открылся люк, оттуда успел высунуться некто, затянутый в черное, но тут же нырнул вниз, как бы прощально махнув рукой. По обоим HMMWV продолжало с трех сторон настукивать барабанной стальной дробью, но оттуда уже никто не пытался выбраться.
МАЗ продолжал переть прямо, выскочив за обочину, в снег, проворачивая в нем глубокие грязные колеи. В борту открылись бойницы, и оттуда шумно затрещали очереди, поливая окрестности как попало. Метрах в 50 от горящих машин он резко замер, слегка завалившись вбок на пробитых колесах. Стрельба из него не прекращалась.
Егоров снова перекинул магазин, глянул на Кадьяка. Тот, присев в низком проеме, прицеливался. Хлопнуло и зашипело. Ракета описала короткую дугу и вспыхнула нестерпимо белым в торце кунга. Из открытых бойниц коротко вылетело пламя, как будто зажглись газовые язычки на конфорке. Машину тряхнуло, она как-то вся опухла, подалась вперед, потом еще больше завалилась на сторону, обтекая пеленой удушливой гари.
Пилот и Мороз, пока Кадьяк гасил МАЗ, уже возились у белого джипа. Там что-то негромко хлопнуло пару раз, потом сухо пролязгал несколько раз затвор.
Егоров вместе с Кадьяком и Каппелем побежал к МАЗу, прикрываясь рукой, заглянул в овальное отверстие в задней двери. Она выгнулась горбом, сильно пахло плавящимся пластиком. Внутри пачками рвался боекомплект. Отверстие больше всего напоминало паровозную топку, в которой как следует раскочегарили солидную порцию угля. Кадьяк, пригнувшись, стараясь не приближаться близко, обежал кунг вокруг, заглянул в кабину. Переднее стекло вылетело к чертям, оставив от себя вывернутые наружу длинные осколки. Внутри уже занялись сиденья, и отдельные языки нетерпеливо лизали тело человека, одетого в обычную рыжую дубленку. Человек запрокинул голову. Рот был широко открыт, и челюсти вывернулись под противоестественным углом. Руки вцепились в руль. Светлые волосы на голове вспыхивали прядь за прядью, оставляя на щеках черные подпалины.
Второй, в каске, бронежилете, разгрузке, почти вывалился из кабины, зацепившись за сиденье берцами, и висел вниз головой, не касаясь земли. По шее обильно струилась кровь, набиралась в криво свисающую каску и оттуда, как из переполненной Чаши Гнева, лилась на снег. Лицо представляло собой род живой маски, состоящей из сливающихся вместе ярко-красных ручейков.
– Ну, с документацией, видимо, не срослось. – Каппель меланхолично наблюдал, как из кабины вылетает всевозможное барахло, выкинутое пытливым Кадьяком. Приказопослушный майор настойчиво пытался отыскать хоть какие-то бумаги, о которых им талдычили на постановке задачи. Бумаги и жесткие диски должны были ехать в кунге, под охраной, в сейфе. Но сейчас там разверзался свой собственный ад, и проверить сохранность бумаг было проблемно. Они отбежали от МАЗа к группе.
От опрокинутого джипа Джабба тащил почти волоком длинную фигуру со связанными руками. Долговязые ноги взбрыкивали, но противоборствовать Джаббе у него не получалось.
Ранение получил Куба. Неприятное, гадкое ранение. Когда он полез проверить ооновскую машину, в него выстрелили в упор. Пассажир сзади застрял между сдвинувшимися от удара сиденьями и лихорадочно пытался выбраться. Он сумел достать пистолет и прострелил бы Кубе голову, но попал только в руку, которую тот вскинул, рефлекторно защищаясь от летящего навстречу пламени выстрела. Кисть оказалась раздроблена, сама пуля застряла между лучевыми костями. Следующие выстрелы, возможно, попали бы в цель, но подскочивший с другой стороны Нищий удачно пнул пассажира, выбил пистолет и, едва не вырвав тому ноги, выволок из джипа. Тот и после этого огрызался, но Нищий с командиром его спеленали хомутами и поволокли в коровник.
Предварительные результаты операции: все машины конвоя уничтожены; документация, которая предположительно перевозилась в грузовике, с высокой степенью вероятности уничтожена; потери – один раненый. Со стороны противника один пленный. Задание не выполнено.
Командир вздохнул, обводя их взглядом:
– Деревянные солдаты Урфина Джюса… Души автоматные. Зачем вы сожгли этот шушпанцер?! Ну зачем?
– Он же стрелять начал…
– Ну зачем было сразу эту дуру запускать?
Кадьяк виновато потупился. Он с самого начала хотел посмотреть, как эта новая «дура» сработает, и теперь просто лучился тихой радостью от полученного результата.
– Ладно. У нас есть примерно полчаса на отход. Шуму мы навели такого, что сейчас вся Нацгвардия сюда явится.
– У вас нет получаса. – Голос у пленного был слегка сдавлен, но говорил он уверенно. – Мы обогнали основную колонну минут на 10–15. Они уже должны появиться. Бой они не могли не слышать. Вы попытаетесь уйти в лес, но еще минут через 20–30 поднимут вертолеты, а затем мобильные группы перекроют путь к границе. Вам просто не уйти.