Спал он всего минут 5. То, что снилось с такой завидной регулярностью, давно уже не беспокоило. Разбудил его ровный тяжелый гул из-за низких облаков. Не было видно, что там такое летит в небе, но это что-то летело на юг, в сторону Киева. Летело страшное злое железо, которое методично превращало испоганенный, оскверненный город в груду щебня и расплавленного железа, неравномерно перемешанного с трупной трухой и пеплом. Столбы сияющего пламени вычищали всю скверну, всю грязь с берегов Днепра.
Ракеты со спецзарядами выравнивали городской пейзаж, обрушивали тоннели метро и бетонные убежища, сплющивали забившихся в них военных и гражданских, чиновников и простолюдинов, женщин и мужчин. Подпрыгивали в Печерских катакомбах нетленные мощи православных святых, мелко сыпалась с потолка труха, крестились у открытых гробов иереи и схимники, смиренно шепча молитвы. Иссохшиеся лики праведных мужей бесстрастно смотрели вверх, сквозь толщу земли, и серые тихие мотыльки, обеспокоенные странным шумом, кружились над мигающими лампадами в танце, известном только им.
Такие же удары обрушились на всю линию обороны, на все точки дислокации украинской армии. Не было никакого спецназа и никаких хитрых планов. Только злое тяжелое железо, вслед за которым гремели танковые траки и бухали промокшие берцы пехоты. Разбегались от горящих казарм немногие оставшиеся в живых, обожженные, скрюченные, кричащие от боли и ужаса, не понимающие, за что на них с неба обрушился этой кошмар.
Группный радист бегло набирал текст на сенсоре, быстро читал ответы и снова бойко постукивал пальцами. Над матово светящим дисплеем склонился и командир.
Алекс не спал. Он внимательно следил за командиром, словно пытаясь разобрать по губам, что они с радистом говорят друг другу. Его мучила боль и неопределенность. Он, безусловно, слышал глухой гул и вполне понимал, что это рвется с таким звуком. Он уже понял, что ситуация повернулась не туда и все идет не так, поэтому что-то быстро пересчитывал в уме.
Командир распрямился, с хрустом покрутил шеей, наклонился вбок, вперед, назад, разгоняя кровь. Неспешно подошел к Алексу, достал пистолет и без слов выстрелил тому в лоб. Голова пленного будто подпрыгнула и упала набок. В сыром воздухе сразу распространился густой запах крови и резкий, чистый – пороха. Потом командир помог Саше встать, разрезал пластиковый хомут.
– А… поиграть как же?
– Да смысла нет. Что мы, кошки с мышью, что ли? Я доложил, решение приняли. Нет смысла его таскать за собой. Нового он ничего не скажет, его подвиги и так известны. Сейчас вертолет за нами будет. На базу пока, там отдых и следующий выход. Все уже, игрушки кончились. Решения приняты по всем направлениям.
– Мы в Киев?
– Ну, туда чуть позже. Скорее всего, уже после войны и дезактивации. Собственно, фронта как такового уже нет. Да, кстати. Команды мы теперь получаем от временно исполняющего обязанности главы государства.
– А президент?!
– А президент на заслуженном отдыхе. Да и какая тебе разница, кто отдает приказ на истребление сверхчеловеков? Главное, что команды такие теперь поступают.
Послышался стрекот вертолетных лопастей. Машина вынырнула совсем неожиданно над самыми вершинами деревьев.
Внутрь погрузились быстро. Труп Алекса брать с собой не стали. Когда взлетели, на развороте Саша заметил, как среди голых стволов метнулись легкие вытянутые тени. Их полет провожала взглядами стая бродячих собак. Видимо, разбежались из ближайших сел, подальше от громких и страшных звуков. Ну, голодными теперь не останутся.
Гул винтов, молотящих над корпусом воздух, неожиданно успокаивал. Снова потянуло в сон.
Когда Саша вышел из забытья, боль в руках и спине была словно облачко, тающее под лучами солнца. На стоящем рядом с кроватью стуле лежал новенький Ipаd. Включился он от его отпечатка в окошке сканера. Сеть здесь была предустановлена и вполне работала.
– В Москве приступила к работе Временная комиссия правительства Северной Евразии.
Короткое видео. Красная площадь. Много полиции. Стоят большие автобусы. Из них по одному выходят люди, редкой цепочкой идут в направлении Мавзолея.
– Сопротивление оккупационных сил России на Украине сломлено окончательно, массовая сдача в плен окруженных боевиков. Передовые украинские части и силы НАТО вошли в Ростов-на-Дону и Воронеж. Объединенная эскадра ЕС находится в прямой видимости Санкт-Петербурга.
– Нет надобности в переговорах с бывшим российским правительством, поскольку его уже не существует.
– В Приморье продолжаются локальные столкновения экспедиционного корпуса японских сил самообороны с отрядами НОАК, занявшими Владивосток и Уссурийск.
– Генеральная ассамблея ООН…
– ЮНЕСКО…
– Лига арабских государств…
– Главным представителем Северной Евразии в генеральном консульстве в Лондоне назначен Анатоль Шагал.
– Ядерные силы бывшей России полностью нейтрализованы и больше не представляют угрозы мировому сообществу благодаря успешно проведенной 10 лет назад операции. Сегодня бывшему генерал-полковнику ВКС РФ была вручена Президентская медаль Свободы.
– На Театральной площади в Москве многонациональный народ Евразии приветствует освобождение от вековой тирании русского шовинизма…
– Представители таджикской культурной автономии по указанию нового мэра Москвы Алима Агалакова патрулируют улицы города в отведенном им секторе…
– Ичкерия, Кабарда, Черкесия и Дагестан объявили о своем суверенитете и направили официальные обращения в ООН.
– Российские сепаратисты несут огромные потери, оказывая сопротивление войскам НАТО в центральных областях страны…
Саша отложил планшет. Вместо азиата у выхода теперь сидел очень широкий в плечах негр. Он меланхолично жевал крекеры и, низко наклонясь, смотрел в своем телефоне что-то интересное. Быстрая английская речь то и дело сменялась какофонией восторженных возгласов. Автомат он прислонил к стулу, а каску вовсе снял, положив у ноги.
Саша встал, сунул ноги в тапочки, в которых его и привезли сюда. Внутри было некое странное ощущение полноты. Он словно сиял изнутри, голова гудела колоколом, сердце колотилось. Негр, конечно, всего этого не увидел. Для него Саша так и выглядел, как есть, – местный белый, исхудавший, блеклого, серого цвета, с отросшими клочковатыми волосами. Глянул на него равнодушно и снова уткнулся в телефон.
Главное, чтобы не было резких движений. Ноги слабоваты, но вполне себе ходят. Шаги нужно делать размеренно, даже чуть шаркая. Еще пара шагов. Еще. Теперь быстро присесть. Лишь бы не зацепиться. Так. Схватить крепко. Резко вверх. И прикладом вниз, еще резче.
Голова у негра при ударе нырнула вниз, так что он носом ударился о собственный телефон. Что-то хрюкнул нечленораздельно. Взгляд снизу вверх, расширенные, непонимающие глаза, красные ниточки в желтоватом белке. Так. Приклад легкий. А теперь вот так, как той самой архаичной дубиной. И еще раз. И еще. Череп крепкий. Кожа на коричневой башке лопнула, брызнула кровавыми каплями. Хрустнула кость.
Столь динамичные усилия сразу сказались плохо. В глазах потемнело. Саша поднял опрокинутый стул, уселся на еще теплое пластиковое сиденье. Черная туша лежала неподвижно, раскинув руки, и тихо хрипела. Сразу такого бегемота не кончишь. Но стрелять рано.
Он посидел полминутки, прикрыв глаза. В голове стучало и гудело. Потом встал, обтер автомат простыней. Оглядел себя, всего забрызганного кровью. Ну что ж, осталось все равно немного… Коллиматор, конечно, разбился. Остальное, правда, вполне рабочее. Саша передвинул флажок предохранителя и передернул затвор. Вылетел золотистый красивый патрон и упал на постель.
Из разгрузки, кое-как ворочая негра, смог достать только один магазин, зажал его под мышкой. Перекрестился и пошел к выходу.
Удача должна быть на его стороне. Когда все плохо, когда самый край, все, дно, включается тайный механизм удачи – и все получается. Его блок и госпитальный были рядом, соединяясь переходом. А в госпитальном был только медик. Тот самый, что делал инъекции. Он слышал, как в палате зашумело, упало что-то тяжелое, но не понял, что происходит. Увидев прямо перед собой окровавленного человека с автоматом в руках, шарахнулся, сбив стойку с разным докторским стеклом. Саша вскинул ствол и выпустил короткую очередь. Попал. Теперь дальше.
Вот выход. Перед блоком никого нет. Но там, рядом, уже пошла суета. Конечно, нештатная стрельба. Саша побежал. Ну, ему так казалось. Шаркая тапками по вытоптанной траве, он скорее быстро хромал в ту сторону, где была палатка Алекса.
И удача не обманула. Алекс вышел ему навстречу сам. Быстро присел, неуловимым движением выхватил пистолет. Все-таки он действительно почти сверхчеловек. Движения были точными, мгновенными, сбалансированными. Они выстрелили одновременно.
И у Алекса посреди высокого красивого лба появилась черная дырочка. А у Саши ничего не появилось. Алекс выпрямился в рост, секунду простоял и упал во всю свою длину на спину, продолжая, впрочем, цепко держать пистолет.
Сзади заорали, уже бежали в его сторону. Загремел тяжелый «браунинг» с крыши бронемашины. Саша повернулся в ту сторону, прицелился от бедра, собираясь встретить бегущих к нему джи-ай длинной очередью, но вдруг почувствовал, что в нем поднимается от ног тяжёлая тупая сила, бьет густой черной массой в голову. Пули прочесывают этот угол полевого лагеря, рвут тонкие стены модулей, разбрасывают осколки ящиков, консервов, куски человечины. Пули не понимают разницы между видами человечества и одинаково рвут любое тело, что обычное, что сверхчеловеческое. Безжалостные пули гудят в воздухе над Сашей, но он уже не слышит их. Он оседает на колени, роняя автомат, и видит, как вспархивает с травы бабочка с крыльями, раскрашенными в черное и оранжевое.
Он отчетливо видит ее овальные черные глаза, слышит даже бесстрастное хлопанье крыльев и сам проникается этим безмятежным полетом. Он поднимается выше и выше, чуя пьянящую легкость и абсолютную свободу.