е двери закрывает. Я раздеваюсь там догола с трусами-носками и стучусь. Она открывает, и я лечу в ванную. Утром все в обратном порядке.
– Прямо так?
– Да. Все служебная часть цирка, от гримерных до форганга, насквозь прованивается аммиаком даже без заходов в слонятник. Одежда там за два-три часа наберет запах до такой степени, что в автобусе люди шарахаются, а у самого от нашатыря глаза слезятся.
– Зато слоники красивые…
– Очень. Знаешь, почему кошки – ну там львы, тигры – на манеже никогда не гадят?
– Ну кто ж хлыстом по роже хочет!
– Там их еще до шамберьера в чувство приводят. Кошки работают, как правило, во втором акте – после антракта. Вот когда их привозят в передвижных клетках и выстраивают перед форгангом в тоннель, то просовывают каждой под лапы стальные листы и колотят по железу молотками. Кошки в истерике делают все дела сразу плюс выходят работать потом в центральную сетку манежа подавленные. Все! Простая физиология и никакой магии.
– Ниче. Здесь бы их еще и гимн петь научили, стоя на задних лапах. Короч, ты познал в цирке, как с контингентом общаться, – на людях это все испробовал?
– Не все, но, кстати, посыл верный. Ты там кто, говорил, по образованию – инженер-технолог? Кузня, прессы, все такое, правильно?
– Ага…
– Вот тебе надо новую деталь, к примеру, отштамповать – какие вопросы ты будешь задавать заказчику?
– Ну, это целый процесс запуска производства. Что делаем, кому, зачем, какими силами и на каких мощностях? Но главный вопрос, разумеется: «Где здесь деньги, чуваки?!»
– На самом деле вопросы «что?», «где?», «когда?» никакой глубины не несут. Для технолога по-настоящему важны лишь вопросы действия: «почему?» и «как это работает?». Все остальное – зона ответственности менеджеров и финансиста. Поэтому как технолога меня интересует только «как?».
– Ну и как? Объясни!
– Приходит как-то лет сто назад клиент – небольшое полукустарное производство: переработка собираемой макулатуры в туалетную бумагу. Бумага, кстати, конкретное говно. У клиента проблема масштабов потери бизнеса – пара рыночных оптовиков заключила прямые договоры на поставки вагонных партий туалетки от некогда всесоюзного производителя. То есть ты понял: мелкие сыграли в крупный опт. Если клиент раньше как-то мог лавировать демпингом и оперативностью, то теперь он стал стремительно терять свой рынок. Заводик на грани закрытия, склад забит, а остановить закупку равно отдать поставщиков конкурентам.
– Наши натравили бы прокурорских, делов-то.
– Это не работает. Дорога проторенная – другие операторы начнут работать вагонными партиями, а прокуратура стоит дорого, да и ну их на фиг вообще, тех прокурорских.
– Эт точно…
– Мы сделали проще. Генерировали слух и следом дали несколько публикаций плюс один телевизионный ролик, где, не называя цель атаки и без малейшего повода для исков, этот самый слух жестко и в лоб подтвердили.
– И что ты за молву подпустил?
– Утечку информации о нарушениях санитарных норм столичным производителем и десятках зафиксированных случаев заболевания резистентной формой псориаза ануса и генитальной зоны после использования туалетной бумаги оппонента.
– Млять… Как вас не отстрелили после этого?
– За что? За слух?!
– Не, ну это конкретно гнусно – не находишь?
– Кто-то пострадал? У чьих-то деток кусок хлеба отняли? Не?! Завод выжил, люди остались с работой – там, кстати, человек десять простых тружеников, помимо заказчика. Налоги опять же в местный, ха-ха два раза, бюджет. Монополисту вагон туда, вагон сюда – конкретно по фигу. И кому «гнусно»?
– Да я за сам подход…
– Мне за мораль в продажах интеллектуальной собственности втирать, что проститутке про гигиену ротовой полости. На самом деле ничего не подло – это действенно и малозатратно. Заводику, кстати, потом еще помогли: подсказка про две банки хлора и флакон синьки в пульпу дали ослепительно-белый цвет бумаги, а увеличение высоты рулона на полтора сантиметра – прекрасную отстройку от аналогов на витрине.
– Вот честно скажи: ты сам-то ею пользовался?
– Прикалываешься?! Нет, конечно. Ты бы видел, из чего и как они ту бумагу делают…
– Ну, я ж и говорю, Крам, что гнусненько.
– А сама жизнь здесь? Да все эти годы, четверть века, я отсидел в этой стране, а не жил! Откусил, украл, вырвал с глотки – вот и добыл. Нет, перекусят тебя, переступят и поглумятся еще. И чем все это закончилось, посмотри?! А ты завелся за слушок – железа совести воспалилась?! Подумаешь, дали монополисту чуток ниже пояса – и что?! У тебя на заводе, к примеру, все в белом ходили, не иначе, да?
– Да че там, того «Проммаша» – сколько я там проработал?! У меня на металлоломе сама жизнь началась. Вот где кузница кадров была и прикладные институты.
– Та я слышал! За «металлистов» еще с девяностых молва ходила.
– Ну, врать не буду, прозрачностью бизнес не грешит. Прямо скажем, достаточно криминализированная сфера деятельности. Однако, как говорится, безвинно ни одно животное не пострадало.
– Что вообще за бизнес – и где там бабки?
– Там, Крам, зарабатывают все от закупки до переработки и от перевалки до сбыта. Оптовик гонит готовый лом в порт или на завод. Там свои схемы. Вокруг тоже народ кормится. Ну и дольщики, понятно дело, – менты с прокурорскими, котлонадзоры и всякие проверяющие.
– Чем занимался?
– Дорос до начальника перерабатывающего участка.
– Это как?
– Ну, закупщик везет нам все подряд. Мы это дело сортируем, пилим в размер по ГОСТу, грузим в полувагоны и по контрактам хозяина отгружаем получателю.
– Куда грузили?
– Много куда. В основном в Турцию, на Измир, Демир гнали, из него строительную арматуру изготавливали.
– Полноценное производство, выходит, было?
– Конечно! У меня была в аренде автомобильная и железнодорожная весовые, три крана – козловой и РДК на площадке и мостовой в цеху, плазменная установка и шесть постов газорезки со всеми коммуникациями. Плюс одиннадцать километров подъездных путей. Одних работяг – с дюжину. Считай, мини-заводик.
– И долго так работал?
– Да лет десять, считай.
– Так ты миллионером должен быть?!
– Ага… ща! Миллионером был хозяин. И главный принцип у него – чтоб никто под ним не забогател. Ну и крутил-вертел всякого, пока люди окончательно не разбежались. Жаль, поздно поняли. Все надеялись, что мы в армии Чингисхана, а оказалось, что это мелкий барыга разлива «дом, машина, любовница в шубе плюс три раза в год оттянуться в Эмиратах, Европе и Таиланде с женой». На этом, как выяснилось, все амбиции его закончились. Зачем мелкому лавочнику в армии генералы? Ему и приказчик не нужен, сам со всем управится. Кстати, так и вышло – опустился потом. Сейчас живут небедно, но он уже не глава корпорации, а тряпочка на подхвате у жены: та маленькое ателье держит. Водила, грузчик, розетку там починить или кран на бачке, ну и сторож временами… А когда-то три корабля в месяц грузили всеми цехами с двух областей.
– Яков, прости, но у нас тут в провинции девять с половиной из десяти – мандавошки, если каждого вот так, как ты, аршином судьбы мерить. В столице большинство олигархов такие же гондоны, раздутые до размеров дирижабля. Просто сели вовремя на капитальную тему, где и насосались до неподъемных размеров. Посмотри, кто страну обрушил: они самые, – точно такие же, как твой металлист. Тот хоть окружение высасывал, а эти само государство обескровили…
– Работал с ними?
– Со столичными практически нет, а с местными бонзами – в полный рост и на всех уровнях.
– Ну вот и заработал, считай. Миллионы, как я понимаю, тоже не прилипали, как собачье говно к штиблетам?
– Там жлобы знатные, твоего железного дровосека в разы круче, не боись.
– Не сомневаюсь. Но рассказывают за бешеные подъемы на выборах?
– Деньги лежат буквально под ногами, но тут же надо воображение иметь и желание что-то созидать, чего-то добиваться. А дровосеки хотят лишь рубить короткие, простые схемы. Давай расскажу тему. Ты знаешь, что в городе есть несколько подземных улиц?
– В смысле – «улиц»?
– В прямом. Прямо под проезжей частью Октябрьской тянется подземная галерея метров в триста. Поперек еще несколько тоннелей. Меж ними серьезные такие бомбоубежища со всеми делами. У ряда некогда государственных зданий и всех трех музеев есть огромные подвалы. Подземные галереи бывшего Свято-Никольского храма, о которых ректорат нынешней Академии культуры, похоже, не подозревает, раскинулись на три близлежащие улочки. Из ДК железнодорожников до самой реки ведет эвакуационный подземный ход, а в бывшие следственные подвалы теперешней седьмой больницы даже днем персонал не спускается. Знаешь что-нибудь об этом?
– Ну, какие-то слухи слышал, но так, краем уха.
– А я занимался этим профессионально несколько лет. Под центром города есть разветвленная сеть коммуникаций, большинство из которых законсервировано или наглухо заброшено. Однако часть в нормальном рабочем состоянии, так как это все – старый центр города, как ты мог заметить. Там только банков с пяток, и все они под вневедомственной охраной МВД. Менты и контролируют допуск на эти горизонты. Это предыстория. Теперь сама тема: во всем мире, особенно в Европе, такие коммуникации давно стали объектом системной коммерциализации. Несколько подземных объектов соединяют проходами, приводят все это в божеский вид, электрифицируют, делают вентиляцию и так далее. Следом краеведы рисуют городские легенды, историки создают мини-музеи, мастера лепят артефакты, бизнесмены строят рестораны и кофейни, а частные предприниматели – бутики и сувенирные лавки. Туристические агентства создают маршруты, а мы ставим рекламные носители и лепим из скучных чинуш мудрых пионеров нового фронтира. За год интенсивной коллективной работы город вдруг обзаводится интересным туристическим центром, а власть получает в старом центре несколько новых улиц для системного кормления. Вопрос: сколько народных депутатов, мэров и губернаторов заинтересовалось этим проектом, когда все это не слова, а тупо видно со спутника, или проще дать команду ментам принести в кабинет карты подземных коммуникаций?