Выросшие на войне
27 июля 2023 года
В последнее время много рассказываю о бойцах из большой России, которые воюют в ДНР. Но о земляках не стоит забывать. Исправляюсь.
Юнкому всего 19 лет. Уже полтора года он безвылазно находится на фронте. На данный момент он вместе со штурмовиками на Марьинском направлении рубится с подразделениями ВСУ. Повстречал его недалеко от фронта. Вместе ехали на броне верхом. На правом запястье заметил знакомый атрибут из моего детства – оранжевый резиновый браслет с надписью «Шахтер». В те уже далекие нулевые такие были, пожалуй, у каждого пацана, который увлекался футболом и ездил на матчи донецкого клуба на стадион РСК «Олимпийский», а потом и на «Донбасс Арену». Давно таких браслетов не видел, будто артефакт из прошлой жизни, когда жизнь казалась совершенно иной.
– Был в ультрасах или не успел? – спросил у него, не зная возраста Юнкома.
– Не, когда война началась, мне было 11 лет.
Родом Юнком из небольшого городка под Енакиево – Юнокоммунаровск. Отсюда и позывной. Парень озорной, шутливый, улыбчивый. Вместе с этим командовал своими старшими (всего на год-два) товарищами во время отработки упражнений по штурму позиций противника. Все пытался меня уговорить пострелять из РПГ, в итоге все «морковки» отстрелял сам. Ему это определенно доставляло удовольствие. Ребячился.
Не впервые встретил ребенка, выросшего на войне, который в итоге, став взрослым, сам принимает участие в боевых действиях. Впервые 18-летние пацаны, которые на момент начала войны в Донбассе еще ходили в школу, мне встретились в 2018-м под Песками. В такие моменты наступает осознание, насколько долго длятся боевые действия, что приходится брать в руки оружие тем, кто в 2014 году бегал по дворам и играл в Гиви и Моторолу. А сейчас у них уже настоящая война, а не войнушка с пластмассовыми автоматами.
Без страховки и гарантий вернуться
8 августа 2023 года
– И что, без страховки? Платят-то хоть нормально? – спрашивал улыбчивый молодой боец, закуривая очередную сигарету.
Отвечать на эти вопросы было неловко. Можно еще было пожаловаться на проблемы с водой пацанам, которые безвылазно в окопах и справляют нужду в яму.
– Дай попробовать, что куришь. М-м-м, вкусная жижа.
– Если еще к вам попаду, привезу баночку такой же, – пообещал, но так и не исполнил обещание.
Так и не удалось договориться снова попасть к этим бойцам на позиции. Отказываются брать, мол, опасно, что там журналистам делать. Не хотят брать грех на душу, вдруг что случится. К тому же после того, как мы уехали в прошлый раз с позиций, тут же ВСУ накрыли этот квадрат. Засекли нашу «буханку». Транспорт здесь привлекает особое внимание противника, вот и бьют из чего могут. Дроны летают, как назойливая мошкара в жаркий день. Лишь «дронобойки» и спасают, а так раненых и убитых только успевай считать.
– И надо же оно вам сюда лезть, – процедил боец, выдыхая дым.
Этот выезд мне напомнил диалог из фильма, который в русской локализации назвали «За пивом». Вкратце: отчаянный американец поехал к своим школьным друзьям, воевавшим во Вьетнаме, чтобы угостить их пивом из США – поддержка от мирного населения.
– Погодите, то есть ты здесь быть не обязан, но ты здесь, – сказал один из американских солдат, когда увидел гражданского с сумкой, набитой банками с пивом, в окопах на передовой.
Невероятная история в стиле «Достучаться до небес», где герою везет. Только у персонажей есть прототипы, это не вполне художественный вымысел. Похожие вопросы слышал сам не раз.
Солдаты в недоумении: какого черта гражданские лезут в окопы. Волонтеры, журналисты и прочие зеваки оказываются там, где человек в здравом уме не захочет быть. И это не про героизм, отнюдь. В какой-то момент приходит странное желание быть там и разделить участь, пусть и в меньшей степени и на непродолжительный срок. Дело не в хайпе, хотя и такие случаи нередки, просто на войну гораздо проще попасть, чем вернуться с нее, в первую очередь ментально.
«И каждый день за радость, если живы»
11 августа 2023 года
Когда прогремел первый прилет, мы сидели и курили. Взрыв раздался без сопутствующих звуков. Ни свиста, ни шороха, просто разрыв. Наверняка что-то западное. Затрещали пулеметы.
– В небе «птичка», – зашипел голос по рации.
Звуки работы пулеметчиков становились громче. Их заглушал только грохот новых прилетов. Все ближе и ближе. Трескотня пуль усиливалась. Количество стволов увеличивалось. Они тоже приближались к нашим позициям.
– Моя мне говорит, что я ее достал. Ночами не спал, когда вернулся домой в отпуск. В первую ночь совсем не мог уснуть. Тихо так было, – делился мобилизованный из Санкт-Петербурга.
– А я проснулся в первую ночь и смотрю на потолок, а там люстра. Я думаю: что за дебил ее сюда повесил, – добавил сослуживец.
Засмеялись. Раскатисто так, словно рассказали какую-то рядовую шутку из обыденной жизни.
В ногах то и дело пробегал Трасер – пес бойца с позывным Историк. Я смотрел на собаку и ждал его реакции на раздающиеся звуки. Трасер был спокоен, не лаял, уши не вострил, значит, можно было не беспокоиться.
– Всем прекратить стрельбу, – раздался голос из динамика.
Пулеметы продолжали палить. Поливали закатное небо. Где-то были «глаза» корректировщика. Голос в рации еще несколько раз повторил команду, пока все не стихло. Всего раз тишину разорвал очередной прилет, а следом настала окончательная тишина.
– Часто у вас так? – спросил у бойца, сидящего по левую руку от меня, с позывным Поэт. В действительности мой вопрос был глупым, ведь до позиций противника было каких-то несколько сотен метров, а линия фронта здесь застыла давным-давно. Обе стороны прекрасно знают, что, где и как. Вот и палят друг по другу без возможности сместить линию соприкосновения. В лоб бить здесь бессмысленно с обеих сторон. Поэтому прилетает здесь всякое. Сейчас ВСУ уже без какого-либо стеснения используют западное вооружение, но оно у них на этом участке фронта было и до этого. В Авдеевской промзоне чего только не было. Бойцы еще в далеком 2017 году рассказывали о польских минометах, чьи снаряды падают без свиста, в отличие от советских. А сейчас украинцы используют РСЗО стран НАТО.
– Периодически. Сыч, когда приезжал в прошлый раз, тоже под такие звуки уезжал, – вспомнил Поэт о визите к ним на позиции своего знакомого еще по мирной жизни в Санкт-Петербурге. Они не прекратили общение после того, как Максим, так зовут бойца, ушел на фронт.
С Поэтом я познакомился в 2019 году в культурной столице России. Он пришел на презентацию моей книги и выставки. Кажется, что было это так давно, а прошло каких-то 4 года, и как круто все изменилось. Некогда водитель троллейбуса – теперь среди таких же, как он, мобилизованных военнослужащих. В 2019 году и подумать не мог, что в следующий раз Макса встречу в военной форме в окопе под Авдеевкой. Помню, как тогда его впечатлили кадры с бойцами с передовой на различных участках фронта в ДНР, а теперь он сам один из них.
– Когда жена узнала, что я собираюсь на войну, сказала, что хочет со мной развестись. Потом остыла и через пару часов сказала, что я герой, что она об этом не подозревала, – вспоминал Поэт осень прошлого года, когда он сам пошел в военкомат и попросился в Донбасс.
Свой позывной боец получил, как это несложно догадаться, за свое хобби. На войне писать стихотворения не перестал. Сюжеты – военные, как это ни странно. Об обыденной жизни, об окружающих людях, о собаках, которых тут предостаточно. Как признался Поэт по пути на позицию, одна ему настолько запала в душу, что он даже планирует ее впоследствии забрать в мирную жизнь. Одному псу, самому боязливому, который огрызался на бойцов и других собак, который боялся любого шороха, посвятил свое стихотворение.
Какие грустные, тоскливые глаза —
В них боль видна, страдания и муки.
По-человечески в них промелькнет слеза,
Когда смертельные все будоражат звуки:
От взрывов, от свистящих в небе мин,
От выстрелов ПК и автоматов,
От надрывающихся в воздухе турбин,
От близко пролетающих снарядов…
Заходят в каждый разоренный дом,
Надеясь отыскать свою обитель,
И робко завиляют вдруг хвостом,
Заметив рядом камуфляжный китель.
Военные поделятся едой,
Погладят, нежно за ухом потреплют,
И жизнь становится хоть чуточку другой,
Собаки ж тоже служат, как умеют…
А у солдат такая же судьба —
Война внесла в их жизни коррективы.
И взгляд такой же грустный иногда,
И каждый день за радость, если живы…
Пес подстроился под своих собратьев и больше свой страх не показывал. Лежал в ногах у Макса мирно, пытался уснуть. Периодически поднимал голову, оглядывался, а после укладывал ее на лапы и закрывал глаза, не обращая внимания на трескотню пулеметов. Должно быть, снова что-то подозрительное плыло по темно-синему полотну. В какой-то момент затихло вновь. Тишина держалась минут десять-пятнадцать.
– Пока затихло, пора возвращаться, – сказал Поэт и пошел за бойцом, который меня отвез в Донецк.
В город вернулись, когда уже стемнело. Катили по Киевскому району, там, где намеренно выключены фонари. Пробирались сквозь тьму августовского вечера. Смотрел на мелькающие огоньки проезжающих мимо автомобилей сквозь паутину прошитого осколком стекла. «Газелька» пережила несколько прилетов, но все еще оставалась в строю.
По обыкновению, когда попадаешь в Донецк после позиций, пропадает чувство тревожной настороженности. Ложное чувство, ведь среди мирных кварталов сейчас порой опаснее, чем в окопах, что отмечают даже военные. И все же наступило обманчивое облегчение, будто попал в безопасное место. Оно испарилось быстро, когда водитель высадил в пункте назначения, а со стороны, откуда мы только что приехали, стали доноситься взрывы. ВСУ забрасывали Киевский район кассетными снарядами. Загорелся гражданский дом.