– Знаешь, я ведь был в Ираке. Могу сказать, что ваша война хуже, – обратился ко мне бразилец на английском.
Не удалось узнать, чем же наша война хуже той, что развязали американцы в начале XXI века, так как нашу беседу оборвал крик солдата.
– Все в укрытие! Дроны! Денис, в укрытие давай! – скомандовал сопровождающий нас военный.
Запищал дронодетектор. Мы забежали в подъезд. Увидел, что здесь не было подвала. По хорошему это помещение не может считаться укрытием, дрон мог спокойно сюда залететь и разорваться, но выбирать не приходилось. Если бы прилетело что-то посерьезнее, то мы могли быть похоронены под плитами хрущевки.
В темном подъезде на подстилке мирно спала еще одна собака. Она подняла голову, когда в помещение забежали люди. Посмотрела на неизвестных и снова улеглась спать. Спокойствие животного вселяло уверенность, что все будет хорошо. Обычно живность в зоне боевых действий очень чутко реагирует на опасность, а эта собака тревоги не проявляла. Понемногу и я успокоился.
Женщина в потертом пуховике, зимней шапке и в очках стояла рядом со мной. Рассказывала о днях, проведенных в этих подъездах. Вспоминала погибших соседей. Поделилась тем, как порой удается поймать связь украинских операторов, чтобы выйти в Сеть и сообщить родным, что она жива и здорова. Женщине хотелось поделиться тем, что не давало ей покоя, мыслями о военном быте, которые стали реальностью, а не рассказами из учебников по истории.
Подождали в подъезде до тех пор, пока не замолкнет динамик детектора. После выбежали и трусцой пересекли двор. Запрыгнули в бронированный автомобиль и стали медленно отъезжать. Сквозь заляпанное грязью стекло смотрел на людей, которые оставались в Авдеевке. Переживут ли они следующие сутки, было неизвестно. Быть может, мы с ними виделись в первый и в последний раз. Но такие моменты, когда пережидаешь опасность бок о бок с абсолютно неизвестными людьми – в блиндаже с военными или же с гражданскими в подъезде, – запоминаются и остаются навсегда.
Оксюмороны Донецка
14 апреля 2024 года
О противоречивости Донецка говорили задолго до 2014 года. С одной стороны – крупнейший промышленный город, который по логике должен быть угрюмым и грязным, а на деле – чистый и опрятный, с зелеными парками и скверами.
В украинских медиа долгое время создавали образ необразованного донецкого «быдла», но стереотип не проходит проверку, когда знакомишься не только с самим городом, в котором было множество высших учебных заведений, театров, стадионов и прочих культурно-развлекательных мест, но и в первую очередь с его жителями, которые сильно отличались от украинских шаблонов.
С началом боевых действий Донецк обрел новую контрастность. После 2014 года столица шахтерского края неразрывно связана с образом войны: разрушенные дома, изнеможенные лица страдающих от обстрелов жителей, пустые полки в магазинах, отсутствие транспорта на дорогах и прочие стереотипы о жизни в военном городе. А после люди попадали в Донецк, и он удивлял своей иной реальностью, где под гул канонады сотрудники ЖКХ убирают улицы и сажают цветы на клумбах во всех районах, по живописной набережной прогуливаются молодые люди, а чтобы увидеть разрушения, необходимо приложить усилия – отправиться ближе к линии фронта или же спросить у местного жителя о зияющей дыре в детской горке, оставшейся после обстрела, унесшего жизнь ребенка.
Этой особенностью долгое время пользовалась вражеская пропаганда. Отсутствие серьезных разрушений в центре Донецка подавалось как некая милость со стороны ВСУ, которые якобы не бьют по гражданской инфраструктуре. Только не в «гуманности» украинских военных дело, а в том, что им не позволили зайти в город и сделать все то, что им хотелось бы – превратить его в руины. А бить им удавалось только туда, куда дотягивались руки. В период СВО они себя проявили по максимуму, когда у них в распоряжении появились западные системы, позволяющие бить далеко. Об этом пропагандисты забывают упомянуть, когда приводят удобные для них факты, намеренно утаивая причину и контекст происходящего.
В действительности любой проживающий в городе дончанин или гость города мог рассказать об ежедневных обстрелах прифронтовых и фронтовых районов, пусть и не таких частых, но ударах по отдаленным от передовой частей Донецка. Не говоря уже о населенных пунктах, которые располагались непосредственно на линии боевых столкновений, где обстрелы не были новостью, а скорей стали неотъемлемой частью жизни, с которой необходимо было свыкнуться и научиться жить. Так и жил Донбасс долгие годы, совмещая в себе войну и мир, промышленность и цветущие парки с чистыми улочками.
Период СВО внес свои изменения в и без того контрастную жизнь в Донецке. Проходя по Калининскому району, поймал себя на мысли, что сейчас город обзавелся еще одной противоречивой чертой. Хотя район не прилегает к линии фронта, последствий боевых действий здесь хватает. ВСУ забрасывали жилые дома всевозможными западными снарядами – куда смогут дотянуться. Отсюда и поврежденные дома, забитые листами ДСП окна, дыры в стенах или вовсе уничтоженные под основание здания. Подобное может впечатлить гостя города, но не дончанина, который видит такое ежедневно, а последствия ударов ВСУ уже стали привычной частью общей картины.
Что же в действительности выбивается из этого – наличие строительной техники и рабочих бригад. Строители перекладывают брусчатку, меняют бордюры, ремонтируют подземные коммуникации, практически с нуля обустраивают новые парки и скверы для местных жителей. И подобное наблюдается не только в Калининском районе, но и в других. Разумеется, с прифронтовыми и фронтовыми районами дела обстоят иначе в связи с военной обстановкой.
Кадры со строительной техникой могут показаться нереальными. По крайней мере для людей, живущих в военной действительности практически 10 лет. В массовом сознании укоренилась картинка с разрушениями из репортажей журналистов. В этом есть и моя доля вины, так как сам по большей части сконцентрирован на боевых действиях, позабыв об иной стороне жизни в Донецке. А она есть, несмотря на отсутствие внимания со стороны массового зрителя.
Да, масштабы восстановлений нельзя сравнить с тем же Мариуполем, который находится в значительной удаленности от вражеской артиллерии, но все же сам факт того, что в городе, где ежедневно случаются обстрелы, гремит канонада, работает ПВО, параллельно обустраивают парки и скверы, не может не поражать.
Рядом с недавними местами обстрелов убирают не только последствия обстрелов, но и создают что-то новое. Признаюсь, что до 2022 года все это представлялось чем-то настолько далеким, что казалось, будто если и случится, то в следующей жизни и не с нами. Но теперь это наша реальность.
Не хочется сильно обнадеживать и выдавать желаемое за действительное, поэтому отмечу, что боевые действия продолжаются вместе со всеми сопутствующими неприятностями. Поэтому не стоит обольщаться и тешить себя ложными представлениями о происходящем. Просто жизнь в военном городе сложнее, чем может показаться. Здесь может быть абсолютный ад, вроде того, что устроили украинские артиллеристы на рынке в микрорайоне Текстильщик в январе, но также могут работать рестораны и кафе, дети могут ходить в школу, а во дворах, где в домах окна после обстрела затянуты пленкой, перед детворой будет выступать аниматор в костюме белого медведя. Все это может существовать в условиях военной действительности.
Таков он, донецкий контраст.
Тесный мир чрезвычайной войны
23 апреля 2024 года
Раздался хлопок. Чистое небо разрезала полоса от ракеты ПВО. Через короткий промежуток времени еще три ушло в сторону Донецка. Пока есть Интернет, проверяю сводки: «Над Донецком сработала ПВО. Есть задымления в Буденновском районе».
Хоть и бои в районе, где мы находимся, завершились давно, громкие звуки войны здесь не редкость. Не только работа ПВО, но и прилеты – явление не экстраординарное. Об этом лучше не знать семье, которая остановилась у придорожного кафе ради перекуса. Малыши весело бегают. Им вовсе нет дела до громких хлопков.
Всю дорогу до полигона не покидает чувство дежавю. Здесь, петляя изрытыми гусеницами дорогами, мы ехали в охваченный боями Мариуполь два года назад. Соцсети напомнили, что в этот день мы вывезли очередную семью из пылающего города.
В пути говорим с Иваном, бойцом батальона имени Архангела Гавриила. Мобилизован в феврале 2022 года. С тех пор воюет. За спиной – бои на Херсонском направлении. Потом их перебросили в ДНР.
Мне доводилось и раньше общаться с мобилизованными из ДНР солдатами. Многие из них переформатировались, стали по-настоящему военными, а вот Иван не из таких. Что-то в нем выдавало гражданского, который не стремится в будущем связать себя с воинской службой. Он и представился не позывным, а своим именем. Это и удивило, так как многих военных, с кем довелось познакомиться за годы войны, знаю именно по боевым «кличкам», а имена их так и остаются для меня неизвестными.
Иван рассказывал о своей мирной профессии. Он – инженер, после демобилизации хочет вернуться к своему профилю. Забудет войну как страшный сон.
– В детстве сюда ездили с отцом на рыбалку. Многие удивляются, откуда я знаю все эти извилистые дороги, а я здесь не только детство провел, но и ногами прошел все эти поля по основной работе, – говорит Иван, пока мы едем по поселку на юге ДНР.
Заезжаем в небольшой поселочек на несколько улиц. Здание школы выглядит вполне цивильно, словно никаких боевых действий тут и не было. Но следом замечаю щербины от осколков на соседнем заброшенном здании. Еще несколько напоминаний о боях встречаются то тут, то там.
Сложно представить, что еще два года назад эти земли были под контролем ВСУ. Сейчас это что-то невозможное. Столько раз здесь проезжал после освобождения, что сложилось впечатление, будто не было тут никогда никакой украинской армии. Повсюду реют российские триколоры, попадаются автомобили только с местными номерами. А в закусочной, куда, как уверяют, специально едут за вкуснейшими чебуреками аж из самого Донецка, для заказов указан номер республиканского оператора связи.