– Как надо держать себя медикам на поле боя? – такой был первый вопрос ему.
– Нужно быть твердым и хладнокровным. К некоторым непонятливым иногда приходится быть и довольно жестким. Как-то раз одного из парней в живот ранило. Шагать боится. Сколько ни уговариваю, не идет, пришлось стукнуть по шее. У него стресс сразу же пропал. Потом, когда уже выздоровел, очень благодарил. На передней линии часто бываем. Самое тяжелое – ночью, без фонаря, в кромешной темноте вытаскивать с поля боя «двухсотых». Если подольше пролежат, с эстетической точки зрения… сами понимаете, запах и прочее. Ничего не видно, на ощупь находим тела…
Слушая жалостливых сердцем бойцов, восхищаемся и удивляемся, вместе с ними переживаем.
– Не очерствело ли сердце, не превратилось ли в камень? – спрашиваем.
– Боль душевная и потрясение останутся навсегда. А превратиться в камень сердце может и в мирной жизни. Те, кто не горит за свою страну, кто детей своих бросает… Дома меня ждут жена и трое детей. Душа не должна очерстветь. Люблю их, скучаю по ним. Три-четыре месяца жена не говорила детям, что я здесь. Младшие маленькие совсем, восьми и шести лет, когда узнали, долго плакали, рассказала моя любимая. А старшему девятнадцать, уже понимает. Для них я дорог, поэтому не должна душа очерстветь. В сердце навечно огонь любви. И потом, спасая столько жизней, мы ведь и чувство радости испытываем, воздаяние, милость Божью получаем.
– Кого больше? Тех, кто приехал деньги зарабатывать, или патриотов?
– Те, кто думают, что только деньги все решают, очень сильно ошибаются. В жизни есть другие ценности, например, совесть, честь, семейное благополучие, чистая любовь, почитание родителей… В трудные времена именно они выходят на первый план. И все они связаны с крепостью страны, со спокойствием в мире. Остается только пожелать всем быстрее вернуться с победой.
Люди бывают разные. Встречаются среди них и трусы. Ищут разные причины, находят разные якобы хвори-болезни, они к нам иногда обращаются. Однако с большой уверенностью говорю, что настоящих мужиков, настоящих бойцов, себя не жалеющих, готовых братьев по оружию защитить, намного больше. Потому мы и сильны.
Когда уже уходили из пятой роты, один из парней узнал меня, подошел, обнял и сказал:
– Мунир Кунафин агай, вы были в нашей деревне.
Оказалось, это ученик моего одноклассника из Альшеевского района. Шатун. Обоим стало хорошо от этой встречи. Вернувшись на базу, отправил однокласснику привет, написал, что ученик его жив-здоров, настроение хорошее.
«От него самого привет раньше прилетел, ученик мой был очень рад. Вы – герои, будьте все живы и здоровы», – пришло от одноклассника ответное сообщение.
Дальше направляемся в сторону лесной полосы. Там, в укрытии, среди деревьев, расположились машины, техника. Хотя и устали уже изрядно носить тяжелые броники, каждый живой разговор, каждое общение поднимают настроение, за каждым бойцом скрывается достойная целого романа судьба, и это вызывает у писателя нескрываемый, большой интерес.
Боец. С острым взглядом, высокого роста спортсмен. Только что был за рулем, выпрыгнул из кабины своей не заглушенной машины, разговариваем под звук работающего двигателя. Вот-вот они должны тронуться.
С самого начала, со времени формирования батальона он здесь. Говорит, скоро отпуск, дома его ждут жена, дочь, мать, сестры. Из Зианчуринского района. В свое время был тяжело ранен, подлечился и снова встал в строй.
– Третьего октября ехали на «Урале», груженном продуктами. Рядом со мной – мой друг Карандаш. Только подъехали к позиции, начался обстрел. Кажется, из минометок долбили. Осколками засыпало, машине, «Уралу», сильно досталось, всю изрешетило. Мощная ударная волна выбросила меня из кабины. Я даже не понял ничего. Тогда я еще не знал, что мне здорово повезло, что это было большим счастьем для меня: получил контузию, осколки в тело вонзились. Но я был жив. А оставшийся в машине Карандаш получил смертельное ранение. Вот только что мы с другом ехали в кабине, смеясь и разговаривая… Друга своего Руслана я потерял в феврале. Не могу в это поверить. Как будто он до сих пор рядом со мной. По Колывану очень скучаю, такой открытый, искренний был…
О последнем и Певец тоже упоминал.
Слышно громкое пение птиц. Даже шум работающего двигателя не может их заглушить. Деревья, завороженные этой птичьей мелодией, замерли в молчании. Весь лес пронизан этой мелодией. Говоря словами Мустая, поют, поют на языке нежности, назло войне и смерти.
Кто-то подошел и обнял.
– Одесса, – представился. А сам спешит, все бегом, бегом.
– А почему Одесса? – успеваю спросить.
– Увидеть Одессу – заветная мечта. Пока не пожму руку Остапу Бендеру, домой не вернусь!
Мечты продлевают жизнь человеку, окрыляют его. Вместе с Бойцом они сели в машину и полетели. Дальше, вперед. Пусть удача сопутствует им в пути.
Знакомлюсь с Бураном. Он, напротив, как это обычно свойственно пожилым, не спешит, говорит с толком, с расстановкой, собираясь с мыслями. Решение принял, как только узнал, что формируется батальон имени Шаймуратова. Он водитель. Хотя работа и нелегкая, но он доволен. Разговор наш начался с укрывших машины маскировочных сетей. В дороге тоже много машин мчатся, покрытых этими сетями. Позже, побывав на других позициях, обратили внимание на то, что и для такой тяжелой техники, как БТР, БМП, эти маскировочные сети являются основной рубашкой.
– Поначалу маскировочных сетей вообще не было, а между тем в районе Херсона совсем мало лесных массивов. Измучаешься, пока найдешь место, где можно замаскировать машину. Тыкаешься носом в посадку с редкими, невысокими деревьями и в такие минуты думаешь: «Эх, если бы сейчас были маскировочные сети». Слава богу, через некоторое время стали приходить с гумконвоями. Сейчас уже хорошо, что ни говори, а закрывают, спасают. Вражеские коптеры высоко летают, если мы укрыты масксетью, то они даже не замечают нас, – улыбается боец.
– Когда едете по открытому месту, страшно, наверное?
– Говорю же, вначале было страшновато. Теперь уже привыкли. Видимо, такова природа человека, ко всему привыкает. Боеприпасы доставляем, иногда личный состав перевозим. И на бензовозе ездил. За руль самых разных машин приходится садиться. Какая свободна, если командир приказал, садишься – и вперед.
– Семья есть?
– А как же, есть, конечно. Ради них же и воюем здесь. Дома трое детей ждут. Самому младшему всего три годика.
– Отцам с троими детьми вроде не положено. Почему домой не едешь?
– Не думал пока об этом. По собственному желанию приехал. Вернусь, когда победим, на улицу праздник придет. Есть еще парень, которого в опекунство взял, ему двадцать лет уже. Отец мой восьмерых детей на ноги поставил. Если я этих моих троих не выведу в люди, стыдно будет.
– На переднюю линию выходите?
– Посмотри на мой «КамАЗ», – сказал Буран и потянулся к рулю.
Его «КамАЗ» работает на всю катушку. На дверях, на передке, бампере – повсюду дыры от пуль и осколков мин, снарядов. Помнится, раньше, когда работал на комбайне в колхозе, во время уборки урожая рисовали звезды на бункерах комбайнов, бортах машин за ударную работу, чтобы показать, кто сколько тонн зерна намолотил, сколько перевез его. Эти дыры от пуль и осколков напомнили мне те самые звездочки. Судя по их количеству, эта грузовая машина, выходит, перевезла не одну тонну зерна? Вот где они, настоящие батыры боевых полей!
Оказывается, маскировочные сети здорово помогают, реально спасают.
– Когда их не было, вражеские «сороки», летая в небе, все видели сверху и утюжили нужные точки. Теперь благодаря маскировочным сетям можно не опасаться за жизнь, – говорит Буран.
Так что знайте, наши тетушки, бабушки, девочки, сестрички, сшитые, собранные вами сети спасли жизни многих наших парней. Говорю же, здесь каждый важный, нужный объект, каждая техника покрыта зеленой шалью. Каждая работа, каждый рубль гуманитарной помощи, даже каждый «листочек» маскировочной сети – это шаг к победе, нацеленное на врага оружие. Привязанный к сети каждый «лист» может стать спасением одной жизни воина – я это очень хорошо понял. Как приеду домой, десять, сто, нет, тысячу «лепестков» свяжу.
В батальоне имени Шаймуратова мы встретились с солдатами, с их командирами, поварами, медработниками – повидали их, пообщались, узнали об их службе, житье-бытье, поделились мыслями, суждениями… И обо всем этом подробно, как есть рассказали вам, дорогие читатели.
Какой же башкир отпустит гостя, не напоив его чаем? Вот и Шаман перед отъездом решил угостить нас.
– Чем богаты, тем и рады, – сказал, пригласив за накрытый стол.
Сначала мы отказывались, чувствуя некоторое неудобство, что объедаем солдат, но нам сказали, что на войне все поровну, и нам пришлось сесть за стол. А был он достаточно богат: толсто нарезанный хлеб, так же по-мужицки нарезанные сыр и колбаса (если их положить на хлеб, сделав бутерброд, в рот еле влезет), чай, конфеты, финики. После такой солдатской еды сознание прояснилось, настроение поднялось.
Когда выехали в обратный путь, я сказал Вадуту:
– Давай и мы придумаем себе позывные.
– Давай, – довольно говорит мой друг. – Ты кем будешь?
– Мой позывной Поэт, – говорю.
– Ты и так поэт, как-то неинтересно.
– Я же из Гафурийского района, откуда первый башкирский народный поэт, потому и взял такой.
– Ну, тогда пойдет. А мой – Бык… – И рассмеялся, потрясая салон машины.
Шаману тоже стало интересно:
– Тебе больше Слон подходит, вон какие у тебя размеры.
– Бык – это мое прозвище в детстве. Историю наречения не буду рассказывать, – добавил загадочности в разговор Вадут.
Рустам всегда заботился о нашей безопасности, охранял, подсказывал, учил всем воинским тонкостям, да к тому же еще поработал в органах правопорядка, поэтому мы ему придумали позывной Генерал. Эдуард – Лев, по-башкирски Арслан по своему отчеству, для остальных особой фантазии не хватило. Только Фаниса нарекли Заря, или Тан по-татарски, Сергея – АиФ, Венера – Юлдаш. В дальнейшем, хотя и не так часто, мы обращались друг к другу этими позывными, а вот к Рустаму его позывной прилип крепко. Даже вернувшись домой, позвонив ему, спрашивали: «Как дела, Генерал?»