ный человек в отдельном случае может взяться за телефон. Если будут частые звонки, их могут засечь, догадаться о месте. А на передней линии связь вообще выключается. Короче, каждый свой шаг, каждое действие нужно совершать продуманно, осторожно, не выходя за рамки принятых правил, норм и положений.
– А леса у них похожи на наши? – Меня тут все интересует.
– Нет. Хей, наши леса – это же богатство. Тут у них и деревьев-то настоящих толком нет. Как говорится, лицо прикроешь, на ноги не хватает, – улыбается он широко. – Ладно еще, листья есть, чтобы технику прикрыть. Хотя бы тот самый неприхотливый американский клен могли бы посадить в большом количестве.
– Летом-то понятно, а как зимой выживаете?
– В лесу под укрытием или же в блиндажах живем. В этом нет ничего необычного. По-разному бывает. Можем землянку выкопать или в каком-нибудь заброшенном доме устроиться. Самое главное – чтобы надежные друзья были рядом. Мышей очень много, конечно. Вместе едим, вместе спим, как говорится, – смеется Латип.
– Сказал тоже. Я очень боюсь мышей, – сплюнул я с отвращением.
В дороге и Боцман тоже рассказывал об этом.
– Осенью житья не стало от этих тварей. Спишь в спальнике, там, где заканчивается движение «молнии», обычно это возле шеи, мышь находит щель и залезает внутрь, ухватишь ее быстро рукой, пока она копошится, выбросишь и дальше продолжаешь спать. Уставший же.
От этих его слов у меня тогда мурашки по коже побежали.
– Я тоже боялся, а потом привыкаешь. Ко многому привыкаешь. И мыши начинают надоедать, и война, только бы вот этих братьев не лишиться. Когда мы вместе, забываются все трудности. Не надо, давайте не будем жить в мрачных мыслях. Победим – и вернемся! – Так простился со мной Латип.
С Техником разговариваем. Его позывной вполне понятен. Доставка запасных частей, горючего, сопровождение сломанной, «раненой» техники в ремонтную роту, достать где-то тралы – за все это отвечает пожилой боец.
– БМП должна быть всегда в полной боевой готовности. Если сломалось что-то по мелочам, это могут починить сами механик-водитель и наводчик-оператор, а если нужен серьезный ремонт, доставляем в ремонтную роту. В военных условиях каждая машина должна работать как часы, так ведь. Если в самый ответственный момент сломается, тогда враг может и прорваться. Поэтому нужно всегда обращать внимание на любой посторонний звук в двигателе, любой скрип, любое рычание, на каждую мелочь. В свободное время чистим оружие, за техникой смотрим, смазываем, – очень просто и доходчиво объяснил Техник, специалист с высокими техническими знаниями, когда-то служивший механиком на флоте.
– Это не поле для соревнований, а поле сражения, все очень серьезно, все очень ответственно, – добавляю я.
Обнявшись, прощаемся с бойцами.
Быстро выдвинувшись из укрытия, отправляемся дальше. Стараемся передвигаться быстро. Выехав с дороги, углубляемся в более высокие деревья. И снова, не успели остановиться и сойти со своих «коней», двое солдат тут же закрывают машины маскировочными сетями.
Деревья здесь редкие, но по сравнению с прежним лесом высокие. В глаза бросился круглый стол. Вокруг него стоят 7–8 чурбаков. Рядом – напоминающая банную печку из толстого чугуна двухэтажная полевая кухня, на ней установлен казан. Приближается обеденное время. Высыпав в казан из полиэтиленового мешка пельмени, парень вытирает пот со лба. Вместо того чтобы подумать, что сегодня ребят ждет сытный обед, в голову не к месту приходит мысль о том, что у них тут, оказывается, и холодильник есть.
Чуть дальше можно заметить подземные комнаты, палатки. Возле укрытого ветками блиндажа раздаются звуки топора, пилы. У передвижной бани идет шумная возня. Под зеленым укрытием-навесом соорудили небольшой спортивный зал, там лежат гири, штанги, гантели. Да уж, в таком месте очень нужна физическая сила. Кажется, все есть для повседневной жизни. Сейчас здесь бойцы проходят ротацию.
Раздвинув рукой ветки, Боцман показывает в сторону открытой местности.
– Если глаза острые, вон на той возвышенности можно увидеть сопку, на которой укропы, они отсюда всего в десяти километрах укрылись, – говорит он.
В конце поля – лощина, дальше к возвышенности снова простирается открытое место. Внимательно смотрю, и хотя не вижу ничего, достойного внимания, киваю головой, соглашаясь.
Неожиданно раздается звук взрыва. Видно, откуда-то выпустили снаряд. Я вздрогнул и присел. Командир улыбнулся из-под усов:
– Наши выпустили, не бойся.
Жаркие дни июня. На цветах – запах младенца, в воздухе – копоть и гарь…
Пока Боцман сидит, развалившись, на чурбаке, давая отдых ногам, идем к машине, берем газеты-журналы, а также мешки с грецкими орехами, сухофруктами, собранными усилиями поэтессы Зухры Кутлугульдиной, ставим все это на стол.
– Здесь очень много парней-башкир, очень хорошо, очень замечательно, – говорит Боцман и берет в руки газету. – В этих газетах ведь жизнь республики, люди Башкортостана…
– Мы еще три коптера со смартфонами для них привезли, оставили их в логистическом центре, распределят, – добавляет председатель Союза журналистов Вадут Гайфуллович.
– Очень нужны нам. Сегодня же позвоню, попрошу один точно нам, – обрадовался командир роты. – Замечательные вы парни, не только духовный мир Башкортостана, но и его воздух, само солнце оттуда привезли! – Похлопал ласково по спинам и обнял. Мы тоже улыбнулись от души.
Позже, когда собрались за столом, земляки наши с радостью разобрали газеты-журналы.
– Хотя здесь и не так много свободного времени, очень хочется почитать книги, газеты. В привычку вошло, что ли? – говорят они.
Если с малых лет рос, читая, может, и вправду вошло в привычку, и все же сам не раз замечал, что в трудные минуты, в моменты испытаний человек начинает сильнее и глубже задумываться об окружающем мире, и в это время руки сами собой тянутся к книге, журналу. На поверхность выходят мысли о других ценностях. Все равно человек живет не только повседневными бытовыми заботами, в какой-то момент он должен понимать, что носит в себе частичку, осколок Вечности. Какие бы ни были периоды, будь то страшные, кровавые войны и разрушения, либо это мирные времена, стремление к росту, развитию и совершенству – никогда человек не отказывался от умного, мудрого слова. Пройдет суета, закончится война, и будут жить неповторимые произведения литературы, жемчужины искусства и, конечно же, страна, народ. Для этого сегодня и взяли в руки оружие.
Подхожу к первому же попавшемуся на глаза солдату. А тот знай себе сидит, чистит оружие. Позывной Алмаз, из Янаула. Очень скупой на слова. Здесь с сентября. В скором времени собирается в отпуск. На вопрос, не страшно ли, отвечает, не отрываясь от своих дел: нормально, ерунда все, все пройдет. Спрашиваю, приходилось ли сталкиваться со смертью напрямую, с глазу на глаз.
– Приходилось. То, что видели другие, я тоже видел. К Ильдусу иди, он красиво говорит, – отправил меня к другу по оружию.
Понятно, для человека, который со дня на день ждет отпуска и мыслями давно уже в родных местах, все ерунда, чушь и чепуха.
Позывной у Ильдуса – Байруш. Оказалось, это прозвище его отца, в родной деревне их называют мальчишками Байруша. То, что это энергичный, приветливый, радушный, очень любящий жизнь, всем интересующийся мужчина, написано на его лице. И при этом он – отец троих детей. В свое время служил пограничником на границе с Финляндией.
Со своим большим, похожим на гриб головным убором он представился мне много раз виденным в кино и на фото «афганцем» – участником афганской войны.
– Сначала не пускали, ссылаясь на то, что у меня трое детей, но после моих настойчивых просьб сдались, благословили. Прямо скажу: с деньгами у меня проблем не было. Я – строитель, у меня была своя бригада. Полный достаток. По собственному желанию приехал. Страну надо спасать от фашизма, от американских собак, – сказал он, после того как поздоровались.
– День, когда вошел в войну, помнишь? – спрашиваю.
– Девятнадцатого сентября в Херсонской области вышли на передок. Нас высадили сорок человек на двух вертолетах, трое сразу погибли, одиннадцать ранило. Вывели на передовую нас днем. Четыре часа с той стороны наступали, атаковали. Из минометов, пулеметов, из чего только не палили. Наши тоже еще пуще поливали. Семнадцать человек пошли вперед. Не останавливались. Башкиры же не умеют отступать. Испугаться даже времени не было.
– Все же страх есть, наверное. Вон давеча от взрыва у меня поджилки задрожали, – говорю, чтобы оживить разговор.
– Как говорится, с корабля на бал, не заметили даже, как вступили в сражение, поэтому и времени не было бояться. А к выстрелам, взрывам давно уже привыкли, вплоть до того, откуда, как, сколько времени летит, знаем, – посмеивается он.
Позже, когда был у мобилизованных бойцов и на передней линии, и вот сейчас, здесь, понял одно: на поле битвы каждый воин, стреляют ли из миномета, палят ли из «Градов», ухает ли орудие, тут же по звуку узнает, понимает, с какого расстояния, какой дальности отправлен огненный осколок. Даже когда забывается, увлекшись своим делом, у него сам собой просыпается инстинкт, он все равно слышит, все равно сознание дает верный ответ.
Если те стреляют, слышится по-своему, наши же вылеты летят с другим звуком. Сначала слышится звук, затем, смотря какова дальность, в течение 6-10 секунд кусок ада падает на землю. Если летит в твою сторону, стараешься спрятаться либо у дерева, либо в любом укрытии, которое рядом, самое же верное – распластаться на дне окопа.
– Приходилось ли встречаться с врагом с глазу на глаз?
– Были моменты, когда они стояли в ста – ста пятидесяти метрах от нас. В Херсоне. В пределах видимости стреляли. Слышно, как разговаривают, большинство – поляки. И чернокожих видел, очень удивился. Здесь, на Донбассе, не встречались.
Вчерашние слова Шамана подтверждаются. В самом деле, против наемников НАТО воюем, оказывается.