учше затаиться и пропустить дальше. Так было первоначально, а теперь их стало много, поэтому стараемся больше сбивать. Ночью прилетают «бабы-ежки» (большие дроны, так называемые «Бабы-яги»). Наши пулеметчики всегда начеку, чтобы сбить их. Сначала прилетает разведчик и наблюдает с высоты. Заметив объект, держит его на контроле и вводит дронов-камикадзе. Так что мы с утра и весь день «играем» с камикадзе, ночью же к нам прилетают не девушки, а «бабушки», – смеется Журналист. – Дроны с воспламеняющимися жидкостями называются термобарическими. Они просто распыляют свое содержимое и улетают. Стараются сжечь наши блиндажи. Жидкость сначала проникает внутрь, потом начинает гореть. Очень трудно потушить такой огонь. Такое оружие не похоже на те, что придумывают профессионалы.
Я и сам в разных источниках читал, что большинство летательных аппаратов является самодельным. Пишут, например, что камикадзе делают в каждом подвале на Украине. Его скелет печатают на 3D-принтерах, устанавливают на нем четыре небольших двигателя и мощную батарею. Потом подвешивают заряд гранатомета (так называемую «морковку») и запускают. Такие камикадзе способны подбить танк. Встречаются и «мавики». К ним подвешивают гранату и охотятся за отдельным человеком – обнаружив стоящего или лежащего бойца, прямо на него сбрасывают гранату. Хоть и не такие большие, но «мавики» могут нести сразу несколько гранат. Удивительно, чего только не придумывает человеческий разум для уничтожения себе подобных.
– Противник сильно поменял тактику, – продолжает Журналист. – В начале СВО редко происходили воздушные бои. А теперь, можно сказать, глаз не отрываем от неба. У нас тоже есть дроны, тем не менее не хватает «мавиков» и средств радиоэлектронной борьбы. Американские псы сидят в укреплениях и направляют беспилотники туда, где зафиксируют какое-либо движение. Дроны залетают в блиндажи, движутся вдоль окопов и в лесу между деревьями. На передовой они могут охотиться даже за отдельным человеком.
Если вы обратили внимание, над нашими машинами (например, уазиками) установлены панцири. Дроны ударяются об эти панцири и взрываются, не успев нанести вред самой машине. И не всегда дроны прилетают с передовой. Их могут запускать и диверсионные группы в тылу.
Нынешнее поле боя мне немного напомнило грязные компьютерные игры с танковыми сражениями, стрельбой и убийством. Но там можно заново начать игру или же подарить вторую жизнь воину. А тут…
Оставляем Вадута, других бойцов и проходим с Султаном глубже в лес, чтобы никто не мешал нашему откровенному общению, доверительной беседе. За нами увязался лишь вольный ветер, раскачивая верхушки сосен в разные стороны. Присоединился к нам и Ильдар со своим «подарком». Рассаживаемся на стволе поваленного дерева. Султан оказался поистине искренним человеком, храбрым мужчиной и милосердным врачом. И, что особенно приятно, наша беседа получилась живой, а новый знакомый откровенно делился своими наблюдениями и мыслями.
Правда, наше общение несколько раз прерывал сигнал рации в его кармане – то просили какую-либо помощь у командира взвода, то ставили новые задачи. Султан успевал раздавать указания своим бойцам и разъяснять ситуацию. Мне понравилось, что за эти минуты он не терял нить разговора и продолжал беседу с того места, где она была прервана. И я с восхищением подумал, что его мысли не путаются в любой ситуации, он трезво оценивает положение и принимает верное решение.
Мне приходилось общаться с бойцами, прибывшими в республику на отпуск, как у них дома, так и в кафе. Там их разговорить не так-то просто, дома они не очень хотят рассказывать про СВО. А вот тут, на поле боя, где то и дело доносится грохот взрывов, а в воздухе витает запах гари, воин чувствует себя на своем месте, на посту, и откровенно рассказывает о своей работе, делится сокровенными мыслями. Именно по этой причине я и отправляюсь в такие поездки.
Двадцать четвертого февраля, когда началась специальная военная операция, Султан находился дома. Выступление Путина слушал по радио. Он ждал этого дня, так как всегда следил за новостями и допускал возможность подобного развития событий.
– Скажу прямо, я сразу подумал, что поеду в зону операции. Восьмого марта ездили к маме в Старосаитово, чтобы поздравить ее с праздником. Она, видно, еще тогда сердцем почувствовала и сказала мне: мол, знаю я тебя, не вздумай ехать.
Парень отслужил в армии, был на хорошем счету, полюбил армию, тамошнюю дисциплину, братские взаимоотношения. Его должны были отправить в морфлот в Мурманск, но тогда у него был новорожденный ребенок, а согласно закону, молодые отцы не должны были служить далеко от семьи.
– Из-за ребенка меня не стали отправлять далеко, так попал в Тоцк. Начинал старшим стрелком в мотострелковой бригаде, через месяц назначили командиром отделения, потом стал сержантом. Я полюбил армию, там я чувствовал себя, как бы это выразить, как орел на небе, ощущал простор. С ребятами служили плечом к плечу, словно братья. Находить со всеми общий язык, жить дружно и работать согласованно – это важное умение для армейской службы. Настоящая мужская работа. Полгода служил в Рощинском Самарской области.
Проворный малый с детства привык трудиться. Как сам признался, любая работа была по плечу. Как многие деревенские подростки, умел все: и землю копал, и сено косил, и сруб рубил. Храбрость и решительность передаются по крови или же закладываются еще в детстве. Мог работать топором и вилами, а если нужно, с ружьем за плечами мог отправиться на охоту. Он и сегодня с грустью вспоминает, как ходил вместе с дедом и отцом на лося, глухаря и даже на медведя.
– Азарт был даже более привлекательным, чем сама добыча. Ведь охота для подростка, молодого парня в первую очередь – это школа закалки. Выжидание, затем отстрел воспитывают в человеке выдержку и храбрость.
Прав боец, когда говорит о выжидании. Самое трудное – уметь достойно ждать наступления опасного момента. Когда в голове мелькают сотни мыслей, впереди возможны разные испытания, а ты должен перебороть себя. Только так закаляется дух. Сначала готовишься к опасности, то есть к появлению хищного зверя, а потом ты должен победить, завалить его. Если не завалишь, он тебя разорвет. Так парень воспитывал свой характер. А как, бывало, здорово чувствовать себя настоящим мужчиной у ночного костра, сидя рядом с отцом, неспешно чистящим ружье, и дедом, рассказывающим разные истории!
– Поэтому, как только началась спецоперация, мне захотелось быть рядом с ребятами. Я не боюсь опасностей и трудностей, наоборот, смотрю им прямо в лицо. Это – моя стихия. Составил контракт, и знаешь, куда я попал на курсы боевого слаживания? Да в Рощинский. Словно вернулся в родные края – знакомые места и как будто даже койки те же. В июне двадцать третьего года проходили подготовку в Алкино, дальше – в Рощинском. Восьмого августа прибыли сюда, – рассказал Султан с улыбкой и каким-то подъемом.
Его человеколюбие, коммуникабельность объясняются тем, что он воспитывался в интернате. Знаю не понаслышке – я сам интернатский. Там тоже как в армии: строгий режим, дисциплина, борьба за место под солнцем. Как ты себя покажешь, как поведешь, так и будут относиться к тебе другие. Вот и открытость, непосредственность Султана, скорее всего, связаны с тем, что он учился в интернате.
– Меня отвезли в интернат в девятилетнем возрасте. Сначала мы сдавали экзамены. По-русски говорил плохо, одежда на мне ветхая, на ногах – сапоги. Мама пообещала купить мне часы «Монтана», если поступлю в интернат. Помните такие четырехугольные часы с цифрами на маленьком экране и с двумя кнопочками по краям? Выглядели шикарно. Вот из-за этой «Монтаны» и пошел в интернат. Теперь это кажется смешным.
Я помню те времена. Годы, когда Запад, США постепенно, исподволь завоевывали наш мир, наши мозги. Своими видео, боевиками, порнофильмами, дорогими сигаретами «Мальборо», «LM», пивом и водкой в красивых жестяных банках, короткими юбками, модными часами… Дальше пошли «сникерсы-баунти», куриные окорочка, «Макдональдсы» с фастфудом. Вот откуда пошел огонь, выжигавший наши сердца и разум. Потом они завоевали все информационное поле и сделали своим подрастающее поколение нашей страны.
Блестящими погремушками они сначала затмили нам глаза, затуманили мозги, а затем заарканили наши души. Поняв, что силой оружия невозможно разрушить страну Советов, одолеть не знавший поражения на всем протяжении славной истории российский народ, они решили отравить разум, сломить дух молодого поколения. И, к сожалению, часы «Монтана» стали отсчитывать время перевоспитания нашего подрастающего поколения, пробуждения в нем ненависти к собственной стране. Однако для таких патриотов, как Султан, эти потуги Запада, наоборот, стали толчком для движения вперед. Что бы ни говорили, девушки и юноши, получившие знания и воспитание в гимназиях-интернатах, не только нашли свое место в жизни, но и сумели стать крепкой опорой для своей Родины.
– Кому рассказать, не поверят, – говорил Султан, глядя чистыми глазами, – у меня не было даже пиджака, чтобы пойти в школу. У родителей не было денег, да и вся страна тогда впала в нищету. Нынешние дети этого и представить не могут. Это были годы, когда зарплату нечем было платить. Многих в ту пору выручала помощь бабушек и дедушек. Мне с трудом справили белую рубашку, брюки и кроссовки, чтобы пойти на первый звонок. А погода была довольно холодной. У меня ни пиджака, ни свитера. Меня отправили в школу в красном свитере двоюродной сестры. Так приступил к учебе в пятом классе.
Поначалу в интернате было очень тяжело. Мне всего девять лет, так как отдали в первый класс чуть раньше. По ночам плакал от тоски по дому. Сестренка Раушания тогда была совсем маленькой, больше всего я скучал по ней. Не съедал яблоки и апельсины, выдаваемые на полдник, собирал в тумбочке – на гостинец сестренке. Хотелось чем-то порадовать и родителей. Не растрачивал денег, что они мне давали, и покупал для них что-нибудь, когда ехал домой. Как они радовались этим нехитрым гостинцам!