На высокой скорости ехали по тряским дорогам и полям, через города и деревни и за четыре-пять часов добрались до нужного места. Заехали во двор заброшенного дома и быстро спрятали машины.
Слышен грохот взрывов и свист снарядов, значит, фронтовая линия близко. Сегодня заночуем здесь. Узнав, что приехал Тринадцатый, сообщили, что командир полка прибудет, когда стемнеет. Зайдя в дом, открыли банки с тушенкой, попили чаю. Потом покурили, сидя во дворе на скамейке под раскидистой шелковицей. На улицу нельзя выходить, чтобы никто не увидел нас. Диверсанты могут сообщить наши координаты, и снаряд прилетит прямо к нам.
После заката подъехал командир полка, и мы до полуночи беседовали с ним при тусклом свете ламп. Командир даже прослезился, рассказывая разные истории. Получилось удивительно искреннее общение. Многое из услышанного еще войдет в литературные произведения…
При общении раскрылся один секрет. Оказывается, маршрут передвижения Азата Шамилевича никто не знает, кроме него самого. И время поездок ни с кем не согласовывает, а определяет сам. Конечно, военные распоряжения и задачи определены четко, их он соблюдает и выполняет. Но каким путем и как – он решает сам. Причина проста: с той стороны упорно охотятся за такими высокопоставленными чиновниками. Вражеская разведка постоянно ищет их. Об этом его постоянно предупреждают. В любом месте тебя может настигнуть снаряд, разорвется подложенная под машину мина. Опасно.
После возвращения из этой поездки в душу закралось беспокойство за Азата Шамилевича, поэтому хочу обратиться и к нему лично, и его сослуживцам: береги себя, командир, берегите благородного сына своего народа!
– В апреле прибыли в один из полков, – вспоминает Азат Шамилевич. – Командир полка обрадовался, что приехал вице-премьер из Башкортостана, сказал, что как раз пришли награды для парней из нашей республики, и предложил вручить их в торжественной обстановке, чтобы поднять дух бойцов. Решили организовать награждение в соседней деревне, возле памятника участникам Великой Отечественной войны. Я согласился.
Мы прибыли вечером, утром собирались вручать награды. А ночью наши совершили радиоперехват вражеского сообщения: «Пришлите конкретные координаты памятника в такой-то деревне. Там завтра соберется народ, приехал какой-то большой начальник». Собирались совершить ракетный удар. Мы поменяли планы и организовали награждение солдат в другом месте. Такие истории происходят постоянно, враг не дремлет. И сегодня перед выездом я разговаривал с командиром полка. Он спросил, во сколько я приеду, я ответил: «В течение дня», не называя точного времени.
Командир полка кивнул, подтверждая его слова. Как я уже отметил выше, старуха с косой подстерегает на каждом шагу…
После встречи командир полка вышел из дома. Мы последовали за ним. Обнялись, но не стали прощаться. Здесь это не принято. Завтра увидимся. Надо верить в это. Не отходим от дома, не выходим за ворота.
Услышав гул отъезжающей машины, закуриваем, прикрывая огонек ладонью. Достаем спальники из машины. Июньская ночь, а вокруг полный мрак. Как у нас в октябре – хоть глаз выколи. Хочется скорей на боковую, устали за день. Время от времени доносится грохот орудий.
Тринадцатый решил разместиться с ребятами в просторном зале. Мы с Вадутом легли в другой, более узкой комнате. Мы с ним оказались самыми старшими, поэтому никто не возражал. Как видно, в такой момент чины и должности уходят на второй план. На раскладном диване советских времен места хватило обоим. Ночь теплая, поэтому просто разложили матрас и укрылись спальниками.
Только легли, грохот повторился. Успокаиваем себя, что это далеко. А если какой шпион выдаст нас, и попадут прямо в этот дом… Я даже помолился. Из другой комнаты доносились голоса: видно, готовились ко сну.
Через некоторое время наша дверь приоткрылась, и показался Азат Шамилевич:
– Как дела? Не страшно? Удобно разместились, братцы? – спросил он полушепотом.
– Все хорошо, мягко.
– Мягко, да-а, не говори… Спокойной ночи, скоро рассвет, – ответил он, прикрыв дверь с другой стороны.
На душе как-то потеплело. О нас заботятся. Как будто даже слеза подступает к глазам… Но скоро рассвет. Ужасно хочется спать. Обычно вечерами звонил маме и своей жене Гульшат. Сегодня связи нет, наверное, беспокоятся. Гульшат должна была забрать дочку Чулпан из лагеря в Абзелиловском районе. Интересно, как они добрались? Таксисты там здорово гоняют…
Усталость берет свое: ужасно хочется спать и избавиться от мыслей. Сквозь сон доносятся звуки стрельбы и взрывов. Но это не во сне. Задремал. Но слышу. Хорошо, что можно поспать. Хорошо, что стреляют не по нам.
Откуда-то долетает стрекот кузнечика. Шепчутся листья шелковицы при редких порывах ветра. Жизнь течет своим чередом. Как писал поэт: «Живое утверждает жизнь, и жаждой жизни все полны! Струит береза аромат – да что ей до твоей войны…» Если уж нет березы рядом, сегодня глаз радует и шелковица с кистями ягод. Раскидистой кроной она укрывает и защищает нас. Я провалился в сон.
Осторожно открываю глаза. По краям занавесок просачивается жиденький свет, значит, скоро рассвет. Раскаты пушек не прекратились, изредка грохочут, словно гром, заставляя вздрагивать. Встаю, здоровяк Вадут спит, свернувшись. Тщательно укрываю его и осторожно выхожу во двор. Да, уже почти рассвело, душа наполняется радостью нового дня. Вижу, что Азат Шамилевич сидит под тем самым нашим защитником, деревом, и курит. Перезревшие ягоды упали на землю и, раздавленные, создавали впечатление грязи. Командир снял ботинки и положил ноги поверх них. Я удивился.
– Как вы рано… – Я посмотрел на него и по его виду заметил, что он совсем не спал. – Похоже, вы и не ложились?
– Сейчас немного прикорну, давно путаю день с ночью…
Позже его помощник объяснил, что он всю ночь просидел на кухне с бумагами, решал с кем-то какие-то вопросы.
Прежде чем зайти домой, Азат Шамилевич бросил на меня по-детски чистый взгляд и произнес сногсшибательную фразу:
– Когда остаюсь один в такие минуты затишья и сбрасываю ботинки… отчего-то хочется плакать. – Потом не спеша обулся и ушел в дом. Не стал плакать при мне.
«Хочется плакать». Эти слова я слышал не раз. Мне довелось встречаться со многими ветеранами войны и написать немало газетных материалов о них. Не могу забыть мысль, высказанную ветераном 112-й Башкирской кавалерийской дивизии из Абзелиловского района Гайфуллой Габидулловичем Габитовым: «Война превращает человека в животное. Стреляют в тебя, ты стреляешь – и убиваешь человека. Тем самым ты уничтожаешь в себе ростки добра. Поэтому стараешься сохранить в себе человеческие качества. В минуты затишья я в душе общался с близкими людьми. Разговаривал с покойными родителями, вместе со старшим братом Мугаллимом косил сено, с табуном лошадей поднимался на гору Кыркты. И позволял себе поплакать безо всякой причины, чтобы душа не зачерствела…»
Чтобы душа не зачерствела… Ведь мы пропускаем через свое сердце все, что происходит вокруг.
Утром нас погрузили в «буханку» и повезли на передний край. Как говорится, все в одной лодке: и Тринадцатый, и команда БСТ, и Ильяс Батыргареев, и мы – журналисты республиканских изданий. Хватило бы одного снаряда, чтобы уничтожить смелых сыновей башкирского народа. Вражеского снаряда. А наши диванные эксперты своими нелепыми словами-пулями стремятся пробить эту лодку, чтобы стереть со страниц истории тех, кто в ней находится, невзирая на их личности. Невероятно…
Осматривали полковой городок, забирались на каланчу и наблюдали за позициями противника, знакомились с работой, службой саперов, минометчиков и других бойцов. Командир полка показал даже секретную карту… Совсем рядом продолжается свист снарядов. Теперь почти не обращаем внимания на этот звук, привыкаем, похоже.
Постоянно общаемся с Азатом Шамилевичем. Каждый солдат обнимает его, одни задают ему свои вопросы, другие секретничают. Он ни на минуту не остается один или без дела: решает какие-то проблемы, обсуждает планы, делится заботами (хватает и скорбных, печальных вестей).
Усталые, после обеда собираемся у блиндажа командира полка и садимся в круг. Хочется скинуть бронежилет, хоть на несколько минут снять каску – но нельзя.
Азат Шамилевич немного посидел, задумавшись, и заговорил:
– Как тут не поверишь в силу Всевышнего… В одной деревне под Белогорловкой украинцы вычислили командный пункт (КП) нашего батальона. Вынюхали, где он находится. А может, кто-то сдал… Начался обстрел, который длился несколько часов. В той деревне никто не жил, поэтому мы заселились в пустующие дома. Обычно командный пункт располагается на линии фронта, поэтому его обнаружение и уничтожение считается важнейшей задачей врага. Оно и понятно, ведь КП руководит боем, сражением.
Враг вел плотный обстрел. Если обратили внимание, дома украинцев, они называются мазанками, построены из самана. Они готовы обрушиться от любого колебания земли. Обстрел прекратился. Мы остались целы.
Представляете, позже, выйдя на улицу, обнаружили, что вокруг командного пункта, то есть вдоль периметра дома, разорвался двадцать один снаряд, но ни один не упал на дом. А хватило бы одного горящего осколка… Чудо, да и только. Как тут не поверишь в Аллаха…
Тринадцатый долго сидел задумавшись. Как раз в этот момент я и сфотографировал его.
Сегодня слушаю запись его рассказа, переношу его на бумагу и тоже задумываюсь о многом.
После публикации «Фронтовых размышлений о судьбе башкирского народа» Азата Бадранова на страницах различных сайтов, в социальных сетях завязалась оживленная полемика среди людей. Многие восприняли мысли Азата Шамилевича с пониманием и одобрением. Некоторые отметили остроту поднятых им проблем и благодарили за то, что он раскрыл глаза на многие вещи. Приятно было читать отклики бойцов СВО: «он находится со мной в одном окопе, уважуха». В то же самое время выявились и такие, кто пляшет под дудку ждунов и хайповщиков. Их немного… Тем не менее…