Между тем из соседнего дома вышла пожилая женщина. Своими постоянными вздохами она заложила тревогу и в без того неспокойную душу.
– Снова прилет, там же горит что-то, – имела она в виду тот самый густой дым, который мы видели на дороге.
Поздоровалась, узнав, откуда мы приехали, а услышав, что мы журналисты, разговорилась. Очень хвалила наших воинов:
– За башкирских парней вам большое спасибо, правду говорю. Их родителям, женам-девушкам передаю большой, горячий привет и говорю спасибо. Они – благовоспитанные, очень хорошие люди. Можно только восхищаться ими. Ни одного плохого слова не могу сказать. Отзывчивые, всегда готовы прийти на помощь. Это я только иногда ругаюсь. А они спокойные.
Шаман похлопал ее по спине:
– Тетя Лена с самых первых дней, как мы тут, помогает нам. Свой дом предложила. Постоянно звоним ей по телефону, если нам что-то требуется. Она и мужа своего подключает.
– Нет, нет, не успеваю я, рук на все не хватает, не говорите так.
– А свои дети у вас есть?
– Трое у меня их, родненьких: две дочери и сын. Сын уже большой, взрослый, все время в России был, а когда началась спецоперация, как раз на Украине находился, не успел выйти на эту сторону. Сейчас в Киеве. Это моя самая больная сердечная рана, не знаю, как и когда увидимся. – Мать с тоской посмотрела мне в глаза. – Он там не воюет, ему хочется домой вернуться. Сердцем здесь. Он за Россию! Девять лет провел в России, и надо же, вот так получилось. Очень жаль.
Жаль, конечно, слов нет. Только… Эх, кто же его знает, кто белый, а кто красный, как говорится.
– А про Башкортостан вы когда-нибудь слышали?
– Кто-то сказал, кажется, Цезарь. Он много где побывал, много чего видел, но самое красивое место – это Башкортостан, там райский уголок.
В голове дурацкая мысль: «Откуда знает про Башкортостан живший до нашей эры римский полководец?» Ну и балбес же я. Никак не могу привыкнуть к позывным.
Елене очень хочется увидеть нашу республику. Когда наступит мирная жизнь, она приедет к нам, увидит все своими глазами. А почему, думаете?
– Обязательно приеду. Попробовала ваш мед и… шапку вашу примерила. Мне очень идет, – просияла она лицом.
С недоумением смотрю на командира: что еще за шапка?
– Да это шапка наша башкирская, со свисающим лисьим хвостом сзади, кто-то из наших привез сюда, – объяснил на башкирском языке Шаман.
От души смеемся. Не столько от того, что представили украинскую женщину в башкирской национальной шапке, сколько потому что душа радуется за того парня-орла, который, понимая, что ему придется, как соколу, бросаться в огонь, привез с собой для поднятия духа вот эту самую шапку. Оттого и смеемся, оттого и настроение поднялось.
Когда женщина ушла по своим делам, Шаман продолжил:
– Искренне принимает нас, как своих, на самом деле. И Россию очень любит. А сестра ее ушла к украинцам, велела в дом ее никого не пускать, чтобы, мол, русского духа там не было, а Елена нам его предложила, – показал рукой на тот дом, что напротив дома этой женщины. – Старается никому не показывать, что помогает нам, не хочет, чтобы кто-то знал об этом, боится, что это может навредить ее сыну…
Судьбы, удивительные судьбы. Два родных человека – на одном и другом берегу, а между ними, бурля и пенясь, выливаясь то в любовь, то в ненависть, текут два разных взгляда, две страны.
Певец и Дикий направляются в сторону Луганска. Они должны привезти со склада мины. Дикий привел какие-то цифры, различные названия этих мин, я не разобрался, не запомнил. В каждой сфере свои специалисты. Обнимаемся, но не прощаемся.
Дикий обнял меня и сказал:
– Мы тут по рации на своем родном, башкирском языке переговариваемся. Мишени, цели, цифры координат на передовой линии называем по-башкирски, чтобы враг не понял. Напишите, что вот и для этого тоже нужно знать свой родной язык!
Вот тебе и молчун, Дикий, язви его. С какими мыслями живет!
– Ладно, – говорю я, обнимая его в ответ. – Ты живым возвращайся. Тебе надо еще башкирских джигитов вырастить. Дай Бог снова встретиться на родной земле.
Слезы на глаза навернулись, хотелось заплакать, но нельзя. Я тоже в сражении, на страже своей страны, языка, истории. В этом серьезном, ответственном деле воск не растапливают!
Внезапно взгляд мой упал на ворота рядом с домом Елены. Их будто автоматной очередью прошило, все в дырах. Если внимательно вглядеться, то и проходящие сверху газовые трубы такие же. Оказалось, в подобное состояние их привел упавший здесь в 2014 году снаряд.
Рядом остановилась подъехавшая «Нива».
– О, сват! – на всю округу раздался радостный голос Вадута.
А сват-то у него оказался скромным, стеснительным. Спокойный, сдержанный, не спешит показать окружающим свою радость. Они обнимаются. Улыбка не сходит с их лиц. Нам тоже хорошо.
Удивительны все-таки судьбы людей. Иногда кажется, что они из одних радостных моментов состоят. Подумать только, за тридевять земель, в далеком краю, на охваченной огнем стороне встречаются два близких человека. Ни с того ни с сего. Можно сказать, случайно. Линия фронта очень протяженная, сколько войск и воинов. А ведь бывает, что даже в одном городе, договорившись о дате и времени, по разным причинам не удается встретиться. Один, желая защитить страну, взял в руки оружие, другой, желая прославить сыновей родины, взял в руки перо. Они вступили на один и тот же майдан – общие мысли, общие дела сводят людей.
Оставляем сватов одних, пусть наговорятся, расспросят друг друга о житье-бытье, вспомнят о своих сыновьях-дочерях, внуках и внучках, утолят тоску по родным. Такие моменты случаются нечасто.
– Что заставило тебя приехать сюда, будучи уже дедом-олатаем? – спрошу я у него чуть позже.
И Реша скажет:
– Честь страны должны защищать, хранить крепкие, достаточно повидавшие на своем веку, знающие жизнь мужики, а не зеленые мальчишки. Если уж умирать, то лучше пусть мы умрем, чтобы наши сыновья, наши внуки продолжили наш род. Они – наше будущее.
Сделавшие умный и решительный шаг мужчины вроде Реши, с одной стороны, своей грудью защищают страну, а с другой – своей жизнью сохраняют своих сыновей. Это тоже большой подвиг.
– Я своим сватом горжусь! Замечательный человек, – говорит Вадут.
И он прав. Благородные мужчины прорубают путь к героизму, подвигу, мужеству и отваге силой своей груди, духа, светлым разумом, поэтому остаются незабываемыми.
Завтра Вадут покажет мне в своем телефоне фотографию. На ней стоят улыбающиеся дочь Реши и его сын. Да, сын его только что вернулся со срочной службы на Дальнем Востоке. Живы, здоровы, все счастливы. В ответ он послал им фотографию, где он стоит в обнимку со своим сватом Вадутом.
«Как хорошо, все живы и счастливы», – такой ответ пришел моему другу от сына и невестки.
Шаман повел нас через поселок к другому дому. Всего мы здесь будем в нескольких точках. Между собой они размещены не так далеко. Но встречи с воинами пробуждают в душе столько воспоминаний, впечатлений, что мы даже не заметим, как пролетит время.
Командир и другие остались возле дома с солдатами, я прошел дальше, вглубь двора. Вхожу в пристройку из обычных досок, которая стоит впритык к сенцам дома. Постройка заполнена бронежилетами, одеждой. Выражаясь солдатским языком, это основной шмурдяк – выстиранные, чистые вещи, носки, нижнее белье. Для вернувшихся с передовой грязных, перепачканных кровью солдат приготовлена их выстиранная, чистая одежда. Вернувшиеся живыми облачаются во все чистое. Одежду погибших складывают в сторонку. Здесь, в этой постройке, отдыхают вернувшиеся из боя солдаты, есть и «трехсотые».
Разговорился с пожилым бойцом. Позывной – Гильман. Имя свое пока не называет, испытывает меня. Он из северо-восточного района Башкортостана. Вначале с неохотой включился в беседу, отвечая односложно, а когда я сказал, что из журнала «Агидель», заулыбался.
– Спрошу напрямую: зачем ты здесь в таком возрасте? Сидел бы себе на печи, – говорю со смешком.
– Причины есть, конечно, что уж там. И деньги нужны, и родную страну должны защищать вон от тех фашистов, собак Америки, – с присущей башкирам протяжностью в речи, монотонно начал рассказывать абзый. – Все верно, и детей надо выучить, и хозяйство поправить. Сегодня я – дембель, написал заявление об увольнении. С августа месяца здесь. По ранению дома в отпуске побывал. Семья, дети есть.
– То есть приехал сюда, заботясь о будущем своих детей, чтобы заработать денег и в то же время защитить свою страну. Молодец, так и напишу.
– Правильно, так. Никогда не думал, что в пятьдесят лет с оружием в руках уйду на войну. Только вот зря с работы уволился. Кто же тогда знал, что рабочее место сохраняется, пока ты воюешь. Работал электриком в «Газпромнефти». Хоть и пятьдесят лет, а чувствую себя неплохо. Дай, думаю, в военкомат схожу. Здоровье хорошее, служил. Если есть желание, возьмем, годен, говорят. Хотелось попасть в батальон Шаймуратова. Сначала сказали, что набор закончился. Когда настойчиво попросил, место нашлось. Взял и ушел.
– Когда домой, в обратный путь?
– Завтра, думаю. Вместе с отпускниками.
– Ждешь, наверное, с нетерпением?
– Не совсем так. Вроде и обычное явление. И радости нет. Хотя ждал этого дня. Но сейчас в душе пустота. Друзей тоже не хочется оставлять. И сам все понимаю. Нынче дочка педучилище заканчивает, потом в вуз собирается поступать. Думал, хоть помогу ей, потому и приехал сюда. Вернусь ли сюда снова?.. Твердо сказать пока не могу. Приеду домой, там видно будет.
Таких мужиков, как Грин, Гильман и других, не желающих возвращаться домой, я буду встречать на каждом шагу. Войну мы представляем (по крайней мере, лично я) в первую очередь так: атака, «ура!», геройство, трагедия, несчастье, потери, страшные ситуации. На поверку же оказывается, что и у нее есть своя жизнь, свои радости (как бы странно это ни звучало), свое творчество, свои печали, свой дух. Этим она и дорога, оказывается. Единство, «разделим одно яблоко на пятерых, на сотню, умрем друг за друга», верность Родине, дружба, мужская честь – эти хранящиеся в глубине сердца чувства и понятия делают великими и солдата, и армию. Это я понял твердо.