— А еще мейл, — подхватил Бергер. — Почему он не отвечает? Ему не нужны деньги? Может, речь идет о чем-то другом? При этом он профессионал? Возможно, все гораздо хуже, чем кажется?
— И что это тогда может быть? — спросила Блум. — Мы перебрали все альтернативы, ни одна и них не кажется более правдоподобной, чем другие. Можно сколько угодно фантазировать, пора уже обрести твердую почву под ногами.
— Итак, клининговые компании, — сказал Бергер. — Надо составить график встреч на завтрашний день. Опросить все фирмы, на которые работает Надя.
Блум кивнула.
— А еще Надины кошмары, — сказала она. — Я посмотрела все видеозаписи сеансов психотерапии. Ее парализующий жизненный кризис явно связан со Свободой. Наверняка ведь это название какого-то места? Источник кошмаров, настолько сильных, что они блокируют ее сознательную жизнь. И наверняка они уходят корнями в самое глубокое прошлое.
— В Швеции? — спросил Бергер.
— Вероятно, — пожала плечами Блум. — Между фейковой свадьбой с Микаэлем Карлссоном во Львове и прибытием в Стокгольм прошло не больше нескольких дней. Вся взрослая жизнь Нади Карлссон — и хорошее, и плохое — прошла в Швеции. Значит, Свобода находится в Швеции.
Они подъехали к Флорагатан.
Бергеру предстояло второй раз в жизни встретиться с дочерью.
25
Сутки и 23 часа назад
Идет дождь.
Сильный дождь, такой, что смывает все дерьмо.
Иван стоит на террасе, под протекающей крышей. Повсюду текут безумные ручейки, журча совсем в другом ритме, нежели главный дождь. Ливень падает с тяжелым и спокойным шумом. Остальная же вода звучит назойливо, противно, она как будто вгрызается в зеленую поверхность террасы, но зелень въелась слишком глубоко. Эту террасу уже ничто не отмоет.
Когда-то она была белой. Она была белой в детстве Ивана.
Он обхватывает себя руками, как будто мерзнет.
Ему всегда холодно. Но сейчас это как раз объяснимо — он стоит голый под дождем.
Иван стоит немного в стороне от большой дыры в крыше, положенной еще его дедом. Иван смотрит на маленький водопад, который со злобным криком струится в паре сантиметров от его глаз. А потом встает под струю.
Вода удивительно холодная. На дворе ведь все еще лето, но то, что падает с небес, похоже, берет свое начало на самых холодных планетах солнечной системы. Пока он стоит, замерзший, уставившись на опушку, из леса вдруг выбегает косуля. Вода стекает по ее короткой шерсти. Их взгляды на мгновение встречаются через водную пелену.
Он словно смотрит внутрь самого себя.
Внутрь собственного зверя.
Под конец стало совсем холодно. Косуля скрылась в лесу.
Он представляет себе, что если простоит так достаточно долго, то умрет; возможно, так оно и есть. Ему и правда хочется ощутить, как жизнь покидает его, почувствовать само движение, призвать воспоминание о наступлении смерти. Как она стучит, на удивление осторожно, лишая его звезд.
Такую тьму должны освещать звезды. Целая бесконечность звезд. Так здесь было всегда.
Иван отходит. Не обязательно переживать это прямо сейчас. Безумный холод. Апрель не должен быть таким холодным. По крайней мере, в его родных местах.
Но он был не там. Он был совсем в другом месте. Лучшем из тех, где ему довелось побывать. Поэтому ему и пришлось сбежать. Там было слишком хорошо, отказ от наркотиков казался слишком реальным. А он не хотел от них отказываться. Они составляли его жизнь. Она спасли ему жизнь.
Иван вспоминает муравьев. Ими движет невидимая сила. Цепочка из муравьев, один цепляется за другого, и постепенно тонущий вытаскивается из дерьма.
В конце концов все стало слишком хорошо, они подошли слишком близко. Ему пришлось уйти. Реабилитационный центр — не тюрьма, можно покинуть его в любой момент.
Апрельская ночь должна быть светлой. По-настоящему теперь ночь и не наступает. После одной долгой-предолгой ночи. Свет пришел удивительным образом, исполосовал вечную ночь, перевернул полоски светлой стороной, превратив ночь в нескончаемый день.
Иван ушел в вечный день, у него было припрятано несколько бутылок у источника, названия которого он не помнил.
Он искал не источник, а бутылки.
Иван заходит в дедушкин дом. Дрожит всем телом. На кухне гора грязной посуды. Все так же холодно. По пути в помещение, которое можно назвать спальней, есть камин. Огонь он развел заранее. Иван присаживается на корточки у очага, близко-близко. Смотрит, как поднимаются и исчезают мерцающие хлопья. Растворяются под дождем. Уничтожаются в полете. Как сама жизнь.
Иван сбежал светлым вечером. Он так долго боролся. Они чуть не лишили его наркотиков. Тогда его жизнь стала бы совсем пустой.
Во всей стране не было ни одного леса, лишь жалкие одинокие деревца, ему приходилось пробираться через камни, черные камни, покрытые мхом и лишайником. Вечерний свет указывал ему верный путь. Внезапно он узнал места. Перед ним лежала дорога к горячему источнику. Он заторопился, оступился на одном из камней, поскользнулся, упал на спину, ударился затылком.
Остался лежать. Не мог заставить себя подняться. Сдался. Просто лежал и смотрел на светлое вечернее небо. Пытался успокоиться, понимал, что небо не исчезнет никогда. Теперь почти полгода будет светло.
Но тут наступила темнота. Окутала его. Быстро, как сгущаются средиземноморские сумерки. Был апрель, всю зиму свет отсутствовал. Он мог бы найти спасение в звездах. Он научился ориентироваться по созвездиям. Звезды были единственным светом в бесконечной ночи.
При падении он ударился головой. Но звезды он должен видеть. В любом случае. Он же не ослеп, насколько можно было судить. Звезды должны были возникнуть из темноты, как это происходило всю зиму.
Однако его окружала какая-то другая тьма. Она покрывала все. Она была абсолютной, как в туннеле, в туннеле из лавы под вулканом, названия которого он тоже не мог вспомнить. Но он помнил первый свободный день, групповой поход. Держа в руках включенный фонарик, гид сказал: закройте глаза. Иван закрыл глаза. Тогда гид сказал: откройте глаза. Иван открыл глаза.
Впервые в жизни он ничего не видел.
Полная темнота.
Вот такое же ощущение было и когда он лежал на камнях тем апрельским вечером — на удивление темным. Вокруг полная чернота. Это было не просто чувство, будто жизнь покидает его; он ощущал, как в него активно проникает смерть, постукивая тихо, необычайно осторожно. Лишая его звезд.
Беззвездное ночное небо.
Увидеть извержение вулкана. Своими глазами.
Иногда Ивану кажется, что он действительно умер на время до того, как сообразил, что перед ним.
Откуда-то изнутри возникло слабое красноватое свечение. И тогда он все понял. Ему рассказывали об этом, в том числе в реабилитационном центре, куда почти не проникали новости из внешнего мира.
Эйяфьядлайёкюдль.
Вот оно в реальности. Облако пепла.
Иван сидит на корточках перед камином. Но тепло никак не может проникнуть в самое нутро его тела. Порой ему кажется, что он никогда по-настоящему не согревался.
Им овладевает другая тяга. Влечение. Когда наркотиков больше нет: страсть. Или как ее назвать.
Жар. Это не тепло. Тепло — нечто совсем другое.
Его обнаженное тело не согревается. Одного огня недостаточно.
Ему необходимо нисхождение. Еще одно.
В темноту, как можно ближе к туннелю из лавы под вулканом Снайфедльсйёкюдль.
И тут же вспомнилось название. Как будто само собой.
Ясность, которой достиг Иван. Тогда, в туннеле из лавы. В полной темноте.
С тех пор он ищет ее, но безрезультатно.
Возможно, сейчас он близок.
Жар проник в его тело извне. А теперь он идет еще и изнутри. Все отчетливее. Когда ты охвачен жаром, тепло покидает тебя.
Он встает, идет в спальню, дрожа всем телом. Делает несколько шагов в сторону стоящего в углу журнального столика. На нем стоит шарообразная ваза, как аквариум для золотой рыбки, наполовину наполненная песком. Совершенно черным. Иван погружает руку глубоко в песок, просеивает его сквозь пальцы. Над вазой поднимается легкий черноватый туман, медленно опускается.
Иван опять видит перед собой муравья, тонущего в птичьем помете. Первых друзей в муравьиной жизни. Видение быстро исчезает. Иван выдвигает ящик из-под столика.
В нем лежит фотоаппарат. Небольшой цифровой фотоаппарат, купленный не меньше десятка лет назад. Иван берет его. И аквариум тоже берет.
Но сначала он наклоняется над ним, подносит нос прямо к отверстию, вдыхает запах. Серный запах, который он ощущал тогда, когда лежал под глухим небом, а смерть потихоньку стучала, осторожно-осторожно.
Закрывая звезды.
Иван возвращается к столику. К раскрытому старому ноутбуку. В десятый раз перечитывает письмо от некоего Икса. Иван смеется. Вот уж оригинальное имя. В мейле написано:
«Мое предложение стандартное. Мы встречаемся где-нибудь. Вы привозите невредимую Надю, я — сумку с наличными. Но мне необходимо удостовериться, что она жива и здорова. Мне нужны доказательства, и как можно скорее. Если у вас есть альтернативное предложение, я готов его рассмотреть, но все должно строиться на взаимном доверии. В создавшейся ситуации это нелегко.
Всего хорошего, Икс.»
Иван хлопает ладонью по компьютеру. Резко встает.
Я пришлю тебе доказательства, чертов Икс.
Иван возвращается к столику в углу у окна, берет круглую вазу с песком под мышку, в другую руку берет фотоаппарат и фонарик. Идет через гостиную, останавливается у другого зеркала. Видит себя, полностью обнаженного, с вазой, фонариком и камерой.
Несколько предельно целеустремленных шагов к двери. На пару секунд он останавливается. Поднимает фотоаппарат.
Распахивает дверь. Что-то внутри него думает: Надя.
В этот раз тьма еще темнее.
Она засасывает его.
Он все ближе и ближе.
Скоро мгла станет абсолютной.
26
Сутки и 12 часов назад