Лето близится к концу.
Иван подходит к старому зданию. Красная краска давно облупилась. Оконные рамы уже лет двадцать как перестали быть белыми. Доски на крыльце прогнили, превратившись в смертельные ловушки; Иван точно знает, на какие из них нельзя наступать. Некоторые еще сносные.
Иван поднимается на террасу. Там все обросло чем-то зеленым, похоже на водоросли, но вероятнее, это какие-то мхи. Он останавливается, оглядывается, окидывает взглядом полный упадок. Очевидный в солнечном свете. В другой голове наверняка тут же зародилась бы мысль о ремонте, об обновлении.
Но только не в его.
Иван открывает глухую входную дверь, входит в дом, затворяет ее за собой. Оказывается почти в полной темноте. Хотя даже плотные шторы не могут полностью скрыть солнечные лучи; какой-то свет все равно проникает внутрь, как будто надеясь на призрачный шанс.
Шанс, что сюда может просочиться свет.
Он проходит через кухню с горой грязной посуды. Он уже давно не чувствует запахов.
Заходит в помещение, смутно напоминающее спальню. Подходит к комоду. Сверху лежит мобильный телефон с вынутой сим-картой, свернутая черная шапка, какая-то куча одежды. Иван берет шапку и медленно приближается к зеркалу в полный рост, висящему на противоположной стене. Останавливается.
В первый раз поднимает взгляд, выглядывает из-под козырька кепки. Рассматривает себя.
Потертый спортивный костюм. Дырявые кеды. Темно-красная кепка без логотипа, без надписи. Больше ничего.
А, еще лицо. То, что от него осталось после долгих лет отсутствия какого-либо ухода. Он внимательно рассматривает свое отражение.
— Иван Грозный, — произносит он.
Потом снимает кепку, долго держит ее в руке, наконец швыряет на пол. Берет свернутую черную шапочку, которая была на женщине, разворачивает ее так, что получается балаклава. Обычно такие носят бандиты. Иван натягивает балаклаву на коротко остриженные каштановые волосы, натягивает так, чтобы полностью закрыть лицо, чтобы больше не видеть себя. Избавиться от своего лица.
Теперь видны только глаза. Иван начинает расстегивать верх спортивного костюма. Тянет молнию вниз, сбрасывает с себя куртку, стягивает грязную футболку. Стоит с голым торсом.
Он не умеет плавать.
Он тонет в дерьме и не умеет плавать. Он опускается на дно, легкие полны экскрементов. Вдруг он видит, как откуда-то появляются люди, женщины, они приближаются к нему. Строятся в шеренгу, хватаются друг за друга, ныряют прямо в дерьмо, плывут к нему.
Вытаскивают его из выгребной ямы.
Благодарность в разных формах.
Иван стягивает с себя мешковатые спортивные штаны, стоит в одних обтягивающих трусах, снимает и их.
Теперь он совершенно голый, если не считать шапочки.
Он легонько тянет за член, видит, как он увеличивается в размерах.
Возвращаясь к комоду, он обхватывает себя руками, словно ему холодно. Копается в куче одежды, отбрасывает стеклянную банку, полную сим-карт, находит пару стрингов, подносит их к носу, делает глубокий вдох. Потом кладет обратно, достает из кучи пистолет.
Пистолет с глушителем.
Иван выдвигает ящик комода и вынимает оттуда блокнот. На обложке — радужная пони. Затем откапывает ручку и фонарик.
В последний раз останавливается перед зеркалом, в одной руке пистолет, в другой — ручка, блокнот и фонарик. Он в полной боевой готовности.
Иван подходит к ближайшей двери, еще раз осматривает себя, на этот раз в другое большое зеркало, отпирает дверь вставленным в замочную скважину ключом. Распахивает ее.
Темнота там, внизу, активная.
Она засасывает все.
И его тоже.
Он спускается ей навстречу.
8
Наверное, это было бы правильно назвать рассветом, а может быть, и нет. Возможно, стояло лето, а возможно, нет. Но то, что увидел Сэм Бергер, расстегнув молнию спального мешка, определенно являлось светом.
Это точно был свет.
Свет в конце… да, чего-нибудь.
Вылезти из спальника оказалось легче, чем обычно. За последние месяцы он нередко обвивал Сэма, как удав, отказываясь ослабить хватку. Теперь же Бергер вынырнул из его сетей как новорожденный из чрева матери.
В одних трусах, он свесился над перилами, отделяющими его от небольшой бухты под названием Эдсвикен. Все-таки, наверное, еще лето — хотя Сэма и не покидало чувство, что осень вот-вот вступит в свои права — и рассвет уже давно наступил. Бергер взглянул на мягко сияющее над водой солнце, и на миг ему показалось, что у солнца сдвинуты на лоб очки.
Похоже, Рита Олен стала солнцем в его жизни. Позади уже целый ряд плотно следующих одна за другой встреч. Теперь все кажется проще. Сама жизнь проще. Хотя на самом деле мало что поменялось.
Возможно, он просто научился жить с самим собой.
Или, по крайней мере, начал учиться.
На сегодня запланирован утренний прием. Бергер успеет окунуться, но не более того. А потом отправится в Психотерапевтический центр. На взятом в аренду служебном автомобиле.
Как будто он расследует важные дела.
Как будто у него настоящий бизнес.
Но сейчас даже мысль об отсутствии денег не могла заглушить всей прелести утреннего света.
В специальном кармашке на перилах, рядом с ведущей в воду лесенкой, уже лежали шампунь и гель для душа. В тот момент, когда Бергер опустил ногу в прохладную воду, зазвонил его мобильный телефон.
Мгновение он колебался. Кто такой важный мог что-то от него хотеть в столь безбожно ранний час? Ему так не терпелось оказаться в благословенной морской воде. Но тут до него дошло, что у него своя фирма. А эллинг, вообще-то, его офис, а не ветхая холостяцкая лачуга. Бергер выпрыгнул обратно на мостки, нашарил телефон рядом со спальным мешком. Номер не определился. Звучит многообещающе. С напускной бодростью Бергер ответил:
— АО «Эллинг Секьюрити», Сэм Бергер вас слушает.
На том конце было тихо. И в то же время там кто-то был. Тишина, но не полная. Бергеру показалось, что он слышит чье-то легкое дыхание. Так продолжалось несколько секунд. Сэм замер на месте, ощущая, как внутри расползается смутное предчувствие. Потом где-то далеко на заднем плане послышался нарастающий звук. Слабый крик. И тут женский голос прошипел:
— Черт.
Послышалось какое-то бряканье, и разговор прервался.
Сэм Бергер стоял на мостках, уставившись на телефон как завороженный.
Разумеется, это мог быть какой-нибудь телефонный мошенник. Или вообще извращенец. Но нет. И Бергер был абсолютно в этом уверен. Настолько уверен, что голова дрожала с той же частотой, что и рука, сжимающая телефон.
Звонившая не знала, как начать. И только придумала, как где-то на заднем плане проснулся ребенок. Потому что тот, кто произнес «черт», был никто иной, как Молли Блум.
Номер не определился. Если она не позвонит еще раз, ему никогда ее не разыскать. Ведь она может находиться в любой точке мира. Если достаточно долго гипнотизировать телефон, он непременно зазвонит снова.
Шло время, минута за минутой. Безумные мгновения. Время, не имеющее границ и не подчиняющееся никаким законам. Он просто стоял. Смотрел. Ничего не чувствовал.
И тут телефон действительно зазвонил опять.
Скрытый номер.
Каким-то чудом ему удалось нажать нужную кнопку. Он не сбросил звонок. Вместо этого ответил:
— Молли?
Несколько секунд тишины. Дыхание. А потом:
— Да.
Следующая реплика была чрезвычайно важной для Бергера. Онемевшими губами он спросил:
— Все в порядке, Молли?
Снова молчание. Дыхание. Никаких младенческих криков на заднем плане.
— Все хорошо, — ответила она наконец. — Я просто хотела…
— Я слушаю, — сказал Сэм.
— Да нет, — фыркнула Молли. — Ничего особенного. Просто хотела сказать, что у нас все хорошо.
Бергер медлил. Он чувствовал, насколько трепетный настал момент.
— У нас? — переспросил он коротко.
— Ты же ее слышал. Я была уверена, что она уснула.
Бергер с трудом сдерживался, чтобы не вывалить на Молли сразу все миллиарды вопросов.
— Вы дома? — выдавил он.
Смех, который Бергер услышал в ответ, к счастью, не был похож на смех сумасшедшего. Скорее смех из преисподней.
— Дома? — переспросила она наконец. — Я не имею ни малейшего представления, что такое дом. Но да, мы в Швеции.
— У меня так много… — начал было Бергер.
— Я знаю, — перебила его Молли. — Именно это «много» меня и угнетает. Тебе придется довольствоваться тем что есть.
Она отключилась.
Все-таки он умудрился сказать не то, что надо.
Однако он не корил себя. Она сказала ровно столько, сколько готова была сказать. По крайней мере, он не выглядел идиотом. Как ему казалось. Главное — теперь он знал, что у него есть дочь.
Что Молли дома и с ней все хорошо.
Это уже очень много.
Бергер смотрел на быстро поднимающееся над морем солнце. Еще чуть-чуть, и оно начнет слепить глаза. И все же он смотрел, не отрываясь.
Надо кому-нибудь рассказать. Кому угодно.
Нет, не кому угодно. Наоборот. Только избранному человеку. Другу.
Если у него когда-то и были друзья, то за последний год отпали и последние. Наверное, пришла пора возродить старые знакомства. Но не сейчас. Не с этой новостью.
Есть только один. Один настоящий друг. Которому он доверяет на сто процентов.
Бергер быстро выбрал нужный номер и позвонил Ди.
Он шел по бесконечно длинным коридорам. Никаких тревог на душе. Ни малейших раздражающих мыслей об упущенных возможностях и жизненных катастрофах. Впервые за очень долгое время Сэм Бергер чувствовал себя совершенно чистым.
Он постучал, услышал знакомый женский голос, вошел.
Рита Олен сидела, как всегда, на диване, с блокнотом в руках. Короткая стрижка на светлых волосах ей очень шла и прекрасно сочеталась с коричневым платьем, сменившим привычный джинсовый костюм. Рита подняла дружелюбный проницательный взгляд.