Он рассмеялся.
– J’accuse![27]
– Всегда?
– Остынь. Он лежал за кроватью. На самом виду, как говорят копы.
Шум воды в ванной оборвался.
– Верни на место, – сказала Патти. – Пожалуйста.
– Я подумал, что тебя это заинтересует, – сказал Ричард, не двигаясь с места.
– Пожалуйста, положи его туда, откуда взял.
– Начинаю подозревать, что у тебя такого альбома нет.
– Пожалуйста.
– Очень странная девочка, – повторил Ричард, забирая у нее альбом. – Потому я и заинтересовался.
Фальшь, сквозившая в обращении Элизы с мужчинами, – она непрестанно хихикала, сюсюкала и ерошила волосы – могла настроить против нее даже друзей. В сознании Патти переплелись ее постоянное стремление угодить Ричарду, ее странный альбом и неуверенность в себе, которую он символизировал. Она впервые начала стесняться своей подруги. Это было странно, учитывая, что Ричард не стеснялся спать с Элизой, а у Патти вроде как не было причин интересоваться его мнением об их дружбе.
В следующий раз она увидела Ричарда чуть ли не в последний день житья в клоповнике. Он снова сидел на диване, сложив руки и тяжело притопывая правым сапогом, и наблюдал за Элизой, которая играла на гитаре именно так, как привыкла слышать Патти: крайне неуверенно.
– Ты не попадаешь, – сказал он. – Отстукивай ритм.
Но Элиза, вспотевшая от сосредоточенности, остановилась, как только заметила Патти.
– Я не могу играть при ней.
– Можешь, почему нет, – сказал Ричард.
– Вообще-то не может, – запротестовала Патти. – Я ее нервирую.
– Интересно. С чего вдруг?
– Понятия не имею, – ответила Патти.
– Она слишком меня поддерживает, – сказала Элиза. – Я прямо чувствую, как она хочет, чтобы у меня все получилось.
– Какой ужас, – обратился Ричард к Патти. – Ты должна хотеть, чтобы она слажала.
– О’кей, – согласилась Патти. – Я хочу, чтобы ты слажала. Можешь? У тебя вроде неплохо это получается.
Элиза изумленно на нее посмотрела. Патти сама удивилась своим словам.
– Извините, я пойду к себе, – сказала она.
– Сначала послушаем, как она налажает, – предложил Ричард. Но Элиза уже отключала провода.
– Тебе надо играть с метрономом, – сказал ей Ричард. – У тебя есть метроном?
– Это была плохая идея.
– Может, ты сам что-нибудь сыграешь? – спросила Патти.
– В другой раз, – ответил он.
Но Патти вспомнила смущение, охватившее ее, когда он вручил ей альбом.
– Одну песню, – взмолилась она. – Один аккорд. Сыграй один аккорд. Элиза говорит, что ты круто играешь.
Он покачал головой.
– Приходи как-нибудь на концерт.
– Патти не ходит на концерты, – вмешалась Элиза. – Ей не нравится дым.
– Я занимаюсь спортом, – сказала Патти.
– Да, я уже видел, – ответил Ричард, взглянув на нее со значением. – Звезда баскетбола. Кто ты – нападающий, защитник? Я не знаю, какой рост у девушек считается высоким.
– Я считаюсь невысокой.
– Но ты довольно высокая.
– Да.
– Мы собирались идти, – сказала Элиза, вставая.
– Ты сам выглядишь как баскетболист, – сказала Патти Ричарду.
– Неохота ломать пальцы, – фыркнул он.
– Неправда, – запротестовала она. – Это редко случается.
Но она мгновенно поняла, что эта реплика не была интересной или продуктивной. Ричарду явно было плевать на ее баскетбол.
– Может, я схожу на какой-нибудь твой концерт, – сказала она. – Когда следующий?
– Как ты туда пойдешь, там же накурено? – с неудовольствием спросила Элиза.
– Это неважно, – сказала Патти.
– Да? Вот это новости.
– Захвати с собой беруши, – посоветовал Ричард.
После того как они ушли, Патти поплакала в своей комнате – причины для слез были слишком неутешительны, чтобы формулировать их. В следующий раз она увидела Элизу тридцать шесть часов спустя и извинилась за свою стервозность, но Элиза уже была в отличном настроении и сказала ей, чтобы та ни о чем не беспокоилась, что она продает гитару и с удовольствием сводит Патти на концерт Ричарда. Концерт состоялся субботним сентябрьским вечером в слабо вентилируемом клубе под названием “Лонгхорн”. “Травмы” играли на разогреве у Buzzcocks. Первым, кого Патти увидела, был Картер. Он намертво вцепился в гротескно хорошенькую блондинку в блестящем коротком платье.
– Вот дерьмо, – сказала Элиза.
Патти храбро помахала Картеру, который – сама учтивость – направился к ней, сверкнув своими плохими зубами. Блестки семенили следом. Элиза протащила Патти через сцепление дымящих сигаретами панков к сцене. Там они наткнулись на светловолосого юношу, в котором Патти распознала знаменитого соседа Ричарда раньше, чем Элиза громко и монотонно выпалила: “Привет-уолтер-как-дела”.
Не будучи знакомой с Уолтером, Патти не осознала, насколько необычным было то, что вместо дружелюбной улыбки ее подруга получила в ответ холодный кивок.
– Это моя лучшая подруга, Патти, – сказала ему Элиза. – Можно она тут с тобой постоит, пока я сбегаю за сцену?
– Они сейчас начнут, – заметил Уолтер.
– Я на секунду, – ответила Элиза. – Присмотри за ней, хорошо?
– Мы можем туда вместе пойти.
– Нет, займи нам место. Я сейчас.
Уолтер с неудовольствием проследил за тем, как она ввинтилась в толпу и исчезла. Он выглядел вовсе не таким чудиком, как описывала Элиза, – на нем был свитер с V-образным вырезом, а волосы его представляли собой кудрявую рыжеватую копну. Он был похож именно на того, кем являлся, – на первокурсника с юридического факультета, но он выделялся в окружении панков с их уродливыми прическами и нарядами, и Патти, внезапно застеснявшаяся своей одежды, которая еще минуту назад полностью ее устраивала, была благодарна ему за его обычность.
– Спасибо, что стоишь тут со мной, – сказала она.
– Я думаю, нам еще долго тут стоять, – заметил Уолтер.
– Рада познакомиться.
– Я тоже рад. Ты же звезда баскетбола?
– Да, это я.
– Ричард рассказал мне про тебя. – Он повернулся к ней. – Ты употребляешь много наркотиков?
– Нет! Боже. С чего вдруг?
– Сужу по твоей подруге.
Патти не знала, как ей справиться со своим выражением лица.
– Я не знала.
– Ну, за сцену она пошла именно за этим.
– Ясно.
– Извини. Я знаю, вы дружите.
– Да нет, такие вещи стоит знать.
– Она, кажется, неплохо обеспечена.
– Да, родители дают ей деньги.
– Точно, родители.
Уолтер, казалось, был так озабочен отсутствием Элизы, что Патти умолкла. Она вновь ощутила угрюмый дух соперничества. Едва осознавая свой интерес к Ричарду, она находила нечестным, что Элиза использует не только себя, свою наивную полупривлекательную личность, но и родительские возможности, чтобы привлекать Ричарда и покупать доступ к нему. Какой слепой была Патти! Как она отстала от окружающих! И как уродливо выглядела сцена! Голые провода, холодный хром барабанов, невзрачные микрофоны, изолента вроде той, которой залепляют рот похищенным, и прожекторы, похожие на пушки: жесткое и откровенное зрелище.
– Ты часто ходишь на концерты? – спросил Уолтер.
– Нет, никогда. Один раз была.
– У тебя есть беруши?
– Нет. А надо?
– Ричард играет очень громко. Можешь взять мои. Они почти новые.
Он достал из кармана рубашки мешочек с двумя белесыми резиновыми личинками. Патти взглянула на них и старательно улыбнулась.
– Нет, спасибо, – поблагодарила она.
– Я очень чистоплотный, – сказал он серьезно. – Никакого риска для здоровья.
– А как же ты?
– Я их разорву на половинки. Тебе понадобится заткнуть уши.
Патти наблюдала за тем, как старательно он рвет беруши.
– Я их пока подержу и надену, если понадобится, – сказала она.
Они простояли там еще пятнадцать минут. Элиза выскользнула из толпы, покачиваясь и сияя, огни погасли, и слушатели сгрудились перед сценой. Патти тут же уронила беруши. Все пихались куда сильнее, чем было необходимо. Толстяк, затянутый в кожу, врезался ей в спину и толкнул к сцене. Элиза уже трясла волосами и подпрыгивала от нетерпения, поэтому Уолтеру пришлось самому оттолкнуть толстяка и помочь Патти выпрямиться.
“Травмы”, высыпавшие на сцену, состояли из Ричарда, его неизменного басиста Эрреры и двух костлявых пареньков, которые, судя по виду, едва закончили школу. В ту пору в Ричарде было больше от шоумена, чем потом, когда стало ясно, что звездой ему не стать и лучше быть антизвездой. Он скакал на цыпочках и крутился, пошатываясь, ухватив гитару за гриф. Он сообщил публике, что его группа сыграет все песни, которые знает, и на это уйдет двадцать пять минут. Затем члены группы пошли вразнос и принялись штурмовать аудиторию яростным шумом, в котором Патти не слышала ни малейших признаков ритма. Музыка напоминала еду, слишком горячую, чтобы ощутить вкус, но отсутствие ритма или мелодии не мешало скопищу панков скакать, врезаться друг в друга и топтаться по всем наличествующим женским ступням. Пытаясь держаться от них подальше, Патти потеряла Уолтера и Элизу. Шум стоял невыносимый.
Ричард вместе с двумя другими “Травмами” орал в микрофон: “Я ненавижу солнце! Ненавижу солнце!” – и Патти, которая любила солнце, использовала все свои баскетбольные навыки, чтобы вырваться из зала. Она врубилась в толпу, растопырив локти, выбралась из давки, наткнулась на Картера и его блестящую подружку и продолжала пробираться к выходу, пока не очутилась на улице, в теплом и свежем сентябрьском воздухе, под миннесотским небом, на котором каким-то чудом еще сохранились следы сумерек.
Она помедлила у двери клуба, наблюдая за опоздавшими фанатами Buzzcocks и ожидая, что в дверях появится Элиза. Вместо этого она увидела Уолтера.
– Все в порядке, – сказала она. – Оказалось, что это не в моем вкусе.
– Тебя отвезти домой?
– Нет, возвращайся. Скажешь Элизе, что я поеду домой одна, чтобы она не волновалась.
– Не похоже, что она волнуется. Давай я провожу тебя домой.