, – сказал Феликс.
– Все в порядке, – отозвалась Дженна, пристально глядя коню в глаза. – Я ему понравилась. Он мне доверяет. Правда, детка?
– Deseas que algo algo algo? – спросил Феликс, натягивая узду.
– Говорите, пожалуйста, по-английски, – холодно попросил Джоуи.
– Он спрашивает, хочу ли я на нем поездить, – объяснила Дженна и быстро заговорила по-испански с Феликсом, который доказывал, что это опасно. Но Дженна была не из тех, кого легко уговорить. Когда грум с силой потянул за узду, она схватилась за гриву, а Феликс облапил своими волосатыми руками ее бедра и помог сесть на неоседланного коня. Жеребец прянул вбок, натягивая повод, но Дженна подалась вперед, легла грудью на гриву, приникнув губами к уху животного, и что-то успокаивающе забормотала. Джоуи был потрясен. Когда конь успокоился, девушка взяла поводья, галопом понеслась в дальний угол загона и принялась выделывать разнообразные штуки, словно на соревнованиях по выездке, заставляя лошадь замирать, пятиться, вскидывать голову.
Грум что-то сказал Феликсу – вполголоса и с восхищением. Джоуи разобрал слово chica[87].
– Кстати, меня зовут Джоуи, – сказал он.
– Привет, – ответил Феликс, не сводя глаз с Дженны. – Вы тоже хотите кататься?
– Пока нет. Пожалуйста, окажите мне любезность и говорите по-английски.
– Как вам угодно.
Джоуи приятно было видеть, что Дженна счастлива. Она была так подавлена и сердита – не только во время путешествия, но и во время телефонных разговоров в течение нескольких месяцев, – что Джоуи начал задумываться, есть ли в ней хоть что-то хорошее, кроме красоты. Теперь он видел, что по крайней мере она умеет наслаждаться тем, что дают ей деньги. И в то же время было страшно представить себе, сколько нужно денег, чтобы сделать Дженну счастливой. Быть человеком, который способен регулярно снабжать ее хорошими лошадьми, – задача не для слабых духом.
Ужин подали лишь в десять, за длинным общим столом, сделанным из одного-единственного дерева, которое, судя по всему, достигало шести футов в диаметре. Прославленные аргентинские стейки и впрямь были превосходны, вино удостоилось шумной похвалы Джереми. Джоуи и Дженна пили бокал за бокалом, и, возможно, именно поэтому в полночь, когда они наконец обнялись на огромной кровати, Джоуи впервые в жизни испытал ощущение, о котором часто слышал, но раньше не в силах был вообразить. Он не оставлял разочарованными даже самых непривлекательных девушек. Даже теперь, еще не успев раздеться, он ощутил, что член у него затвердел, как дерево, но то ли он себя переоценил, то ли смутился, оказавшись голым перед Дженной. Пока она вжималась сквозь трусики в его голую ногу, пыхтя от усилий, Джоуи почувствовал, что как будто летит, оторвавшись от земли, – он освободился от притяжения и становился все дальше и дальше от женщины, которая проникла языком в нему в рот и распластала свой внушительный бюст по его груди. Дженна оказалась в постели грубее, неподатливее, чем Конни, – такова была ее натура. Но Джоуи не видел в темноте ее лица – оставалось лишь воспоминание, идея красоты. Он продолжал твердить себе, что наконец добился этой девушки, что рядом с ним – Дженна, Дженна, Дженна. Но в отсутствие зрительного подтверждения он держал в объятиях всего лишь потную возбужденную самку.
– Может быть, включим свет? – предложил он.
– Слишком ярко. Мне не нравится.
– Хотя бы свет в ванной. Здесь совсем темно.
Дженна перекатилась на спину и капризно вздохнула:
– Давай лучше спать. Уже поздно, и тем более у меня месячные.
Джоуи потрогал свой пенис и с сожалением убедился, что он совсем дряблый.
– Наверное, я немного перепил.
– Я тоже. Поэтому давать спать.
– Я все-таки включу в ванной свет, ладно?
Он так и поступил, и зрелище Дженны, вытянувшейся на постели словно в знак подтверждения того, что она – самая красивая девушка на его жизненном пути, внушило Джоуи надежду на то, что все будет в порядке. Джоуи подполз к ней и начал целовать повсюду, начав с маленьких ступней и лодыжек, затем занявшись бедрами…
– Прости, это слишком вульгарно, – коротко сказала Дженна, когда он коснулся ее трусиков. – Подожди…
Она заставила Джоуи лечь на спину и взяла его член в рот. Поначалу Джоуи возбудился – было очень приятно, – но потом снова расслабился, забеспокоился и попытался усилием воли вернуть себе эрекцию, ощутить контакт, вспомнить о том, сколько раз девушки делали ему минет. В конце концов он признал, что происходящее нисколько его не интересует, и принялся гадать, что с ним не так. Очарование Дженны по большей части заключалось в невозможности ею обладать. А теперь, когда она – усталая, пьяная – скорчилась у него между ног и деловито делала минет, ее можно было принять за любую другую женщину. Кроме Конни.
Надо отдать Дженне должное, она продолжала трудиться еще долго после того, как Джоуи разуверился в своих силах. Когда она наконец остановилась, то с бесстрастным любопытством потрогала его член:
– Не получилось, да?
– Сам не понимаю… Мне очень неловко.
– Ха-ха, добро пожаловать в мой мир антидепрессантов.
Потом она заснула и начала тихонько похрапывать, а Джоуи лежал, исполненный стыда, сожаления и тоски по дому. Он страшно разочаровался в себе, хотя, честно говоря, сам не смог бы ответить, чего тут стыдиться, если он всего-навсего не сумел трахнуть девушку, в которую не был влюблен и которая даже особенно ему не нравилась. Он подумал о том, какой героизм требовался его родителям, чтобы столько лет прожить вместе, о взаимном притяжении, которое присутствовало даже в их сильнейших ссорах. Джоуи в новом свете увидел пиетет матери к отцу и даже отчасти простил ее. Неприятно было нуждаться в ком-либо – это доказывало прискорбную слабость характера, – но Джоуи впервые подумал, что его возможности не совсем безграничны и не на сто процентов гарантируют достижение всех целей, которые он себе поставил.
При первом свете зари он проснулся от сильнейшего возбуждения и даже не усомнился в том, что это надолго. Джоуи сел и взглянул на спутанные волосы Дженны, на приоткрытые губы, на нежный изгиб подбородка, на ее почти священную красоту. Теперь, при солнце, он поверить не мог, что в темноте сделал такую глупость. Джоуи скользнул под одеяло и слегка потыкал Дженну в спину.
– Прекрати, – немедленно отозвалась она. – Я пытаюсь заснуть.
Он прижался носом к спине девушки между лопаток и вдохнул аромат пачулей.
– Я что сказала!.. – Дженна порывисто отстранилась. – Я не виновата, что мы легли в четвертом часу.
– Вовсе не в четвертом, – пробормотал Джоуи.
– Во всяком случае, мне так показалось. По-моему, было вообще пять!
– Сейчас пять.
– О господи, зачем ты это сказал? Я должна поспать.
Он целую вечность лежал, щупая свой затвердевший член и пытаясь слегка его расслабить. Из-за окна доносилось ржание, стук копыт, пение петуха – обычные деревенские звуки. Дженна спала – ну или притворялась, – и тем временем в животе у Джоуи заурчало. Как он ни пытался сдерживаться, желание испражниться становилось все сильнее, пока наконец не превзошло остальные потребности. Джоуи пошлепал в туалет и запер дверь. В сумке с ванными принадлежностями у него лежала вилка, припасенная для крайне неприятного дела, которое ему предстояло. Джоуи сидел на унитазе, сжимая ее в потной ладони, пока дерьмо выходило из него. Дерьма было много, двух-, трехдневный запас. Через дверь донесся звонок будильника. Половина седьмого.
Джоуи встал на колени прямо на холодном полу и заглянул в унитаз, где плавали четыре внушительные какашки, в надежде тут же увидеть проблеск золота. Хотя он, как и все люди, втайне любил запах собственных газов, но вонь экскрементов – это совсем другое. Все равно что увидеть воплощенное зло. Джоуи потыкал экскременты вилкой, пытаясь перевернуть их и осмотреть с другой стороны, но они развалились и замутили воду, и он убедился, что ворочать их вилкой – пустая возня. Вода стала слишком грязной, чтобы рассмотреть в ней кольцо, а если оно и вывалилось из дерьма, то скорее всего упало но дно и кануло в канализацию. У Джоуи не было другого выбора, кроме как прощупать экскременты руками, притом быстро, прежде чем они размокнут и развалятся окончательно. Задержав дыхание, со слезами на глазах, он схватил самый крупный кусок и попытался воплотить в жизнь последнюю иллюзию, а именно – что одной руки будет достаточно. Но на самом деле пришлось использовать обе, одну – чтобы держать, а вторую – чтобы щупать. Джоуи чуть не вырвало, когда он принялся разминать пальцами мягкие, теплые и удивительно легкие на вес экскременты.
Дженна постучала:
– Что у тебя случилось?
– Погоди минутку!
– Что ты там делаешь? Дрочишь?
– Я сказал – минутку! У меня несварение.
– О господи. Тогда дай мне по крайней мере тампон.
– Сейчас!
Слава богу, кольцо он нашел со второй попытки – нечто твердое и круглое посреди мягкого и беспорядочного. Джоуи по мере сил сполоснул руки в вонючей воде, спустил воду локтем и стал мыть кольцо в раковине. Вонь была просто ужасающая. Он вымыл руки и кольцо три раза, с мылом, в то время как Дженна, стоя за дверью, жаловалась, что завтрак подадут через двадцать минут. Джоуи испытывал странное ощущение. Он словно стал другим человеком, когда наконец вышел из ванной с кольцом на пальце, а Дженна бросилась в туалет и немедленно выскочила, зажимая нос. Джоуи видел себя со стороны так отчетливо, словно вышел за пределы собственного тела. Он видел человека, который возился в дерьме, чтобы вернуть обручальное кольцо. Это был не тот, кем Джоуи себя представлял раньше или кем решил бы стать, если бы мог выбирать, но было нечто приятное и раскрепощающее в том, чтобы стать кем-то определенным, вместо того чтобы являть собой набор противоречивых вероятностей.
Мир моментально замедлился и пришел в равновесие, как будто тоже приспособился к новым условиям. Первая, весьма энергичная, лошадь, которая досталась Джоуи в конюшне, сбросила его наземь почти ласково, безо всякого злого умысла, потратив ровно столько сил, сколько требовалось для того, чтобы стряхнуть седока. Затем его усадили на старую кобылу; восседая на ее широкой спине, он наблюдал за Дженной, которая, стремительно уменьшаясь, неслась по пыльной дороге на своем жеребце, помахивая левой рукой – то ли в знак прощания, то ли просто того требовала хорошая посадка. Феликс промчался мимо Джоуи вдогонку. Тот решил, что будет справедливо, если Дженна переспит с Феликсом, а не с ним, поскольку Феликс – отменный наездник. Джоуи подумал об этом с облегчением, почти как о религиозном долге, поскольку бедная Дженна, несомненно, нуждалась в сексе. Сам он провел утро, гуляя и катаясь с Мередит, дочерью Элен, любительницей чтения. Она делилась с ним своим внушительным опытом по части лошадей. Общаясь с девочкой, Джоуи вовсе не ощущал собственную слабость – наоборот, он казался себе сильным и твердым. Погода была прекрасная, Мередит держалась с ним любезно и терпеливо объясняла, каким образом нужно вести себя, чтобы не пугать лошадь. Когда вся группа собралась для ланча на свежем воздухе (Дженна и Феликс так и не появились), Джереми принялся сердито шпынять свою тихоню-жену, которая, с его точки зрения, была виновата в том, что они сильно отстали от лидеров. Джоуи пил чистую воду из родника, набирая ее в ладони, и больше не тревожился о том, что затеяла Дженна. Он испытывал сочувствие к Джереми. Ездить верхом в Патагонии и впрямь было весело – Дженна не ошиблась.