— Наше предложение таково. Сколько бы денег ты ни зарабатывал стройкой, пока будешь работать с нами, будешь получать гораздо больше. Нам видится какой-нибудь летний музыкально-политический фестиваль, может быть, на западе Вирджинии, с кучей крутых звезд, которые будут привлекать внимание к проблемам перенаселения. Целевая аудитория — молодежь.
— Мы готовы рекламировать летние стажировки для студентов по всей стране, — продолжила Лалита. — И в Канаде, и в Южной Америке. Мы можем оплатить двадцать-тридцать стажировок из средств дискреционного фонда[54] Уолтера.
— Вин не вмешивается в дела этого фонда, — пояснил Уолтер. — Пока мы занимаемся певуном, руки у нас развязаны.
— Но надо действовать быстро, — сказала Лалита. — Молодежь уже думает, чем заняться этим летом. Мы должны связаться с ними в течение ближайших недель.
— Для начала нам нужны твое имя и твоя фотография. Если можешь сняться на видео — отлично. Если можешь написать для нас пару песен — еще лучше. Если можешь позвонить Джеффу Твиди, Бену Гиббарду[55] и Джеку Уайту[56] и найдешь людей, которые готовы работать на фестивале pro bono[57] или проспонсировать его, — великолепно.
— Кроме того, было бы замечательно, если бы можно было обещать стажерам, что они будут работать непосредственно с вами, — подхватила Лалита.
— Даже обещание минимального контакта подействует отлично, — добавил Уолтер.
— Мы могли бы написать на плакатах: «Этим летом в Вашингтоне вас ждет рок-звезда Ричард Кац» — или что-то в этом роде, — сказала Лалита.
— Нам нужно, чтобы это было круто, чтобы это стало модным, — заключил Уолтер.
Кац под этим напором ощутил печаль и отчуждение. Уолтер с этой девушкой явно слишком много думали о том, как хреново все вокруг. Они ухватились за одну идею и заставили друг друга поверить в нее. Надули пузырь, который оторвал их от реальности и унес вдаль. Они, казалось, не видели, что живут в мире с населением в два человека.
— Не знаю, что и сказать, — сказал Кац.
— Скажите «да»! — воскликнула Лалита, сверкая глазами.
— Я пару дней пробуду в Хьюстоне, — сказал Уолтер, — но я пошлю тебе пару ссылок, и мы можем снова встретиться в четверг.
— Или просто соглашайтесь прямо сейчас, — добавила Лалита.
Их радостное ожидание напоминало невыносимо яркую лампу. Кац отвернулся от нее и сказал, что еще подумает.
Прощаясь с девушкой на улице, он удостоверился, что с ее задом все в порядке, но теперь это казалось неважным, просто его печаль из-за Уолтера стала еще острее. Девушка направлялась в Бруклин, чтобы повидаться с подругой по колледжу. Поскольку до дома Кац мог добраться и от Пенн-стейшн, он дошел с Уолтером до Канал-стрит. Над ними в сгущающихся сумерках дружелюбно сияли окна самого перенаселенного острова в мире.
— Господи, как я люблю Нью-Йорк, — сказал Уолтер. — В Вашингтоне есть что-то глубоко неправильное.
— Здесь тоже много чего не совсем правильно, — ответил Кац, уступая дорогу несущейся на всех парах мамаше с коляской.
— Но здесь по крайней мере все настоящее. Вашингтон — это абстракция. Там сплошная борьба за власть, и ничего больше. Конечно, круто жить рядом с Сайнфелдом,[58] Томом Вулфом[59] или Майком Блумбергом,[60] но в Нью-Йорке это не главное. А в Вашингтоне все буквально спорят, сколько метров от их дома до дома Джона Керри.[61] Кругом скучища, единственное, что заводит людей, — близость к власти. Полностью фетишистская культура. Люди чуть ли не кончают, когда рассказывают, что на конференции сидели рядом с Полом Вулфовицем[62] или что Гровер Норквист[63] пригласил их на завтрак. Все круглые сутки сходят с ума, стараясь построить отношения со властью. Даже с черными что-то не так. Нищим и черным в Вашингтоне быть куда хуже, чем где-либо еще. Тебя не боятся, тебя не замечают.
— Напомню, что Bad Brains[64] и Ян Маккей[65] родом из Вашингтона.
— Это чистая случайность.
— Но мы-то в молодости восхищались ими.
— Господи, как я люблю нью-йоркское метро! — воскликнул Уолтер, спускаясь вслед за Ричардом на зассанную окраинную платформу. — Там и должны жить люди. Высокая плотность! Высокая эффективность!
Он лучезарно улыбнулся скучающим прохожим.
Кацу захотелось спросить о Патти, но у него не хватило духу произнести ее имя.
— У этой телки есть кто-нибудь? — спросил он.
— У Лалиты? Да. Она с колледжа встречается с одним и тем же парнем.
— Он тоже с вами живет?
— Нет, он живет в Нэшвилле. Закончил медицинскую школу в Балтиморе, теперь учится в интернатуре.
— Но она живет в Вашингтоне.
— Она очень много дала этому проекту, — сказал Уолтер. — И, честно говоря, мне кажется, что парню этому недолго осталось. Он очень старомодный индиец. Устроил огромный скандал, когда она отказалась переезжать с ним в Нэшвилл.
— А что ты ей посоветовал?
— Старался помочь ей отстаивать свои убеждения. Если бы хотел, он мог бы устроиться в Вашингтоне. Я сказал ей, что она не должна жертвовать всем ради его карьеры. У нас с ней отцовско-дочерние отношения. У нее очень консервативные родители. Мне кажется, что ей нравится работать с тем, кто в нее верит и смотрит на нее не просто как на будущую жену.
— Так, чисто для галочки, уточню: ты же в курсе, что она в тебя влюблена?
Уолтер покраснел.
— Не знаю. Может, немножко. Вообще-то мне кажется, что это скорее интеллектуальная идеализация. Скорее как у дочери с отцом.
— Давай, чувак, мечтай. Думаешь, я поверю, что ты ни разу не представлял себе эти глаза сияющими между твоих коленей.
— Господи, нет, конечно. Я стараюсь о таком не думать. Особенно про коллегу.
— Но у тебя, должно быть, не всегда получается.
Уолтер оглянулся, чтобы убедиться, что их никто не подслушивает, и понизил голос.
— Кроме всего прочего, — сказал он, — мне кажется, что женщине унизительно стоять на коленях.
— Ты лучше попробуй, и пусть она сама решает.
— Понимаешь, Ричард, — сказал Уолтер, все еще краснея, но неприятно посмеиваясь, — мне довелось догадаться, что для женщин важны несколько иные вещи.
— А что случилось с равноправием? Кажется, ты был им весьма увлечен.
— Мне кажется, если бы у тебя была дочь, ты бы чуть более сочувственно относился к женщинам.
— Именно поэтому у меня нет дочери.
— А если бы была, ты бы уяснил не такой уж и трудный для понимания факт — у юных девушек желания, восхищение и любовь часто перемешиваются, и они не всегда понимают…
— Что они не понимают?
— Что для мужчин они всего лишь объекты. Что мужчина хочет просто, ну, ты понимаешь, просто, — Уолтер перешел на шепот, — чтобы молоденькая девушка у него отсосала. Он может хотеть только этого.
— Извини, не понял, — сказал Кац. — А что плохого в восхищении?
— Я правда не хочу об этом говорить.
Прибыл поезд А, и они погрузились внутрь. Кац тут же заметил проблеск узнавания в глазах какого-то юного студента у дверей напротив. Кац опустил голову и отвернулся, но у паренька хватило дерзости тронуть его плечо.
— Простите, — сказал он, — но ведь вы музыкант, так? Ричард Кац?
— Это вы меня простите, — ответил Кац.
— Я вас не хотел беспокоить. Просто хотел сказать, что обожаю вашу музыку.
— Что ж, спасибо, дружище, — сказал Кац, не отрывая взгляда от пола.
— Особенно ранние вещи, я как раз начинаю в них въезжать. «Реакционная роскошь» — это потрясающе. Она у меня сейчас в айподе. Хотите, покажу?
— Хорошо-хорошо, я верю.
— Да, извините. Конечно. Простите, что побеспокоил. Просто я ваш фанат.
— Ничего страшного.
Уолтер следил за этим диалогом с выражением лица, знакомым еще со времен студенческих вечеринок, на которые он мазохистически таскался с Ричардом, — выражением изумления, гордости, любви, гнева и одиночества невидимки. Ничто из этого не доставляло Кацу удовольствия, ни в колледже, ни тем более сейчас.
— Должно быть, это очень странно — быть тобой, — сказал Уолтер, когда они вышли на 34-й улице.
— Мне не с чем сравнить.
— Хотя должно быть здорово. Не поверю, что тебе это не нравится в глубине души.
Кац честно задумался.
— Скорее так: отсутствие этого было бы ужасно, но наличие мне тоже не нравится.
— А мне бы понравилось, — сказал Уолтер.
— Я тоже думаю, что тебе бы понравилось.
Будучи не в силах подарить Уолтеру славу, Кац прошелся с ним до информационного табло, сообщившего, что поезд прибудет с 45-минутным опозданием.
— Я верю в поезда, — заявил Уолтер. — И регулярно плачу за это.
— Я с тобой подожду, — сказал Кац.
— Да ладно, не надо.
— Я тебе куплю колы. Или ты в Вашингтоне запил?
— Нет, все еще воздерживаюсь. Дурацкое слово, конечно.
Для Каца задержка поезда обозначала, что будет поднят вопрос Патти. Впрочем, когда он затронул его в станционном баре, под пилящие звуки песни Аланис Моррисетт, взгляд Уолтера стал жестким и холодным. Он набрал воздуха, как будто собираясь что-то сказать, но смолчал.
— Странно вам, должно быть, живется, ребята, — сверху эта девушка, снизу офис, — подсказал ему Кац.
— Не знаю, что тебе сказать, Ричард. Правда не знаю.
— У вас все в порядке? Патти занялась чем-нибудь интересным?
— Она работает в спортзале в Джорджтауне. Как это по твоим меркам, интересно? — Уолтер мрачно покачал головой. — Я уже давно живу с человеком в депрессии. Я не знаю, почему она несчастлива и почему не может из этого выбраться. Когда мы переехали в Вашингтон, на некоторое время все улучшилось. В Сент-Поле она ходила к психотерапевту, и тот предложил ей некий писательский проект. Написать историю жизни, типа автобиографию. Но она об этом практически не говорит. Пока она над ней работала, все было нормально. Но последние два года были тяжелыми. Мы рассчитывали, что в Вашингтоне она найдет работу и начнет, так сказать, гражданскую карьеру, но в ее возрасте и без востребованных умений это нелегко. Она очень умная и очень гордая, не переносит отказов и не хочет начинать с нуля. Она пробовала волонтерство, вела школьный спортивный кружок, но там тоже ничего не вышло. Мне удалось уговорить ее попробовать антидепрессанты — думал, ей станет легче, но ей не понравилось, как она при этом себя чувствовала, к тому же, честно говоря, она тогда была совсем невыносимой. У нее от них крыша ехала, и она бросила, прежде чем ей подобрали правильную дозировку. В общем, прошлой осенью я практически заставил ее найти работу. Не ради меня — мне платят даже слишком много, Джессика уже закончила колледж, а Джоуи финансово независим. Но у нее было слишком много свободного времени, и я видел, что это ее убивает. И она выбрала работу за стойкой в спортзале. Нет, это приличный спортзал — туда ходит один из наших членов правления и по крайней мере один из самых крупных спонсоров. Но ведь это моя жена, одна из умнейших людей из всех, кого я знаю, и она стоит за стойкой, пробивает членские карточки и желает им хорошей тренировки. К тому же она сама подсела на спорт. Тренируется